Но теперь, когда мы здесь, я ни хрена не счастлив.

— Так скажи мне тогда, — бросаю я вызов. — Почему согласилась выйти за него замуж?

Она смотрит на меня, тяжело дыша. Ее грудь жарко вздымается и опускается. Это чертовски сильно отвлекает. И это заставляет меня говорить, не думая.

— Это только потому, что он спросил?

Ее глаза вспыхивают жаром, и вот так мы переносимся на шесть лет назад. В другой ресторан за океаном, когда я спросил ее, почему она позволила какому-то ужасному придурку пригласить ее на свидание, и она ответила: — Потому что он попросил.

Я не должен был использовать это признание против нее. Она добросовестно поделилась им со мной.

— Ты мудак.

—;Камила…

— Перестань произносить мое имя, как будто ты меня знаешь!

Она поворачивается лицом к Темзе. Я понимаю, что она отчаянно пытается сохранить самообладание, хотя на самом деле ей просто хочется кричать.

Когда проходит долгая пауза, я постукиваю по ее чаше ложкой. — Тебе следует есть. Остывает.

Ее глаза возвращаются к моему лицу. — Ты никогда не извиняешься? — требует она.

— Как правило, нет.

— Знаешь, извинения не делают тебя менее мужчиной. Я знаю, что это, вероятно, был один из «уроков», которые преподал тебе твой отец, но это был неправильный урок.

Я почти смеюсь вслух. Ее глаза сверкают, ее волосы — дикий водопад, падающий на ее плечи, а рычание на ее лице достаточно, чтобы заставить более слабого мужчину замолчать.

Она совсем другая. Что-то, с чем я никогда раньше не сталкивался.

— Какого черта ты сейчас улыбаешься? — она давит. — Что-то смешное?

— Ты так и не ответила на вопрос, — говорю я, отвлекая разговор. — Почему ты согласилась выйти за Максима? Он не твой тип.

— О, и ты знаешь, какой у меня тип, не так ли?

— Не думаю, что мой ответ тебя удовлетворит.

Она стонет от разочарования и на мгновение запрокидывает голову, открывая мне свою шею. Черт возьми, что не так с этой женщиной? Я никогда не находил так много случайных частей женского тела настолько чертовски привлекательными.

— Он был очарователен, ясно? — в конце концов она фыркает. — Он был милым, щедрым, уверенным в себе и… и…

— Ты описываешь жениха или своего почтальона?

Она снова ощетинивается. — Что ты хочешь, чтобы я сказала?

— Что-то личное.

Она качает головой. — Мне жаль, что мои ответы тебя недостаточно удовлетворили, но…

— Ты его любишь? — резко прерываю я.

Она останавливается, как будто я только что задал ей невероятно навязчивый вопрос.

Я полагаю, что да.

— Это не твое гребаное дело.

— Это вопрос «да» или «нет».

— Это очень личное.

— И предельно прямолинейно. Ты любишь человека, за которого обещала выйти замуж, или нет?

— Почему тебя это вообще волнует? — требует она. — Какой смысл в этой ерунде с двадцатью вопросами?

— Мне просто любопытно, как я уже сказал.

— Как я отношусь к Алекс…

— Максим.

— …не твоя забота.

— Ты сказала ему, что участвуешь в Программе защиты свидетелей?

— По твоему мнению, он уже знал.

— Но ты не знала, что он знал. Ты доверила ему свою тайну?

— Да… в конце концов.

Я разочарован этим, и я, черт возьми, не знаю, почему. — Значит, ты ему доверяла.

— Он заслужил знать. По крайней мере, я думала, что он сделал то же самое. Так что да, я доверила ему эту часть своей жизни.

— И он доверил тебе свою жизнь?

— Он был очень занят. Встречи и командировки… Не то чтобы я сидела на… — Она резко обрывается, ее глаза расширяются от осознания. — Боже мой. — Она хлопает ладонью по столу. — Боже мой, вот о чем это. Тебе нужна информация от меня. Я чертовски глупая. Ты просто… — Она вынуждена остановиться, когда официанты возвращаются как раз с нашим следующим блюдом.

Мы молча смотрим друг на друга, пока они убирают наши недоеденные супы и заменяют их тушеной бараньей рулькой с жареным картофелем и карамелизированным луком.

В тот момент, когда они отступают, она продолжает с того места, на котором остановилась.

— Я должна была знать. Я должна была чертовски знать! Он хотел жениться на мне, чтобы прилепить его к тебе. И ты женился на мне, чтобы прилепить это к нему. Конечно, этот ужин не был предложением мира. Это была чертова манипуляция.

Я не собираюсь оскорблять ее интеллект, притворяясь, что это не так. Но я могу признаться хотя бы себе, что это еще не все.

Не то чтобы она когда-нибудь мне поверила, поэтому я и молчу.

— Во-первых, если Алекс действительно тот, за кого ты его выдаешь, то я его вообще никогда по-настоящему не знала, не так ли? Он устраивал шоу. Он играл персонажа. Так что, даже если я готова предоставить тебе информацию о нем, как ты можешь быть уверен, что она правдива?

— Я неплохо разбираюсь в характерах.

— Верно, конечно, — говорит она, всплескивая руками. — Я забыла. Ты бог среди смертных. У тебя нет слабостей. Ты человек, у которого есть план.

— Стоит быть готовым, — говорю я ей. — Однажды шесть лет назад меня застали врасплох, и я пообещал себе, что больше никогда не застану себя врасплох. Но, — добавляю я, наклоняясь ближе, — мне нужно было, чтобы Максим почувствовал то же, что и я в ту ночь, когда он забрал тебя. Я хотел, чтобы ему было больно.

Она качает головой. — Ты полагаешь, что он любит меня.

— Ты не веришь, что он знает?

— Как я могу больше? — возражает она. — Он просто использовал меня. И кто сказал, что я этого не заслуживаю?

Я хмурюсь. — Что ты имеешь в виду?

Ее щеки краснеют, и она тут же качает головой. — Ничего. Это не имеет значения. Забудь, что я что-то сказала.

Но в том-то и дело: я никогда не мог забыть ни одной вещи, которую она мне сказала.

Шесть лет спустя, а я до сих пор помню каждое слово.

Она рассеянно берет вилку и начинает протыкать нежную баранью рульку. Он легко разваливается, и она бескорыстно откусывает.

— Я знаю, что последние шесть лет не могли быть легкими для тебя, — говорю я.

Она смотрит на меня из-под ресниц, задумчиво жуя. Я не думаю, что смог бы оторвать взгляд от ее груди, если бы ее лицо не было таким чертовски красивым. На ней нет ни капли макияжа, и благодаря этому она выглядит еще более безупречной.

— Нет, — мягко говорит она. — Они не были.

— Я не хотел этого для тебя. Я никогда не собирался подходить к тебе той ночью.

— Каковы были твои намерения? — она спрашивает.

— Я уже говорил тебе: я не мог уйти.

Она вздыхает, глядя на свою тарелку, чтобы не смотреть на меня. — Знаешь, Исаак, я провела так много ночей, думая об этом ужине. Тот разговор. Все, что последовало за этим… — Я ожидаю, что она продолжит, но она этого не делает.

Она закрывает рот. Что бы она ни собиралась сказать, она никогда не сорвется с ее губ.

Это сводит меня с ума. Но я не собираюсь выбрасывать мысли из ее головы. По крайней мере, еще нет. Как бы сильно я этого не хотел.

— Прекрасный вид, — говорит она, глядя на реку с покорным вздохом.

Я киваю. — Это действительно так.

Но я не смотрю на реку.

Я смотрю на нее.