17 ИСААК

Дверь распахивается, и в комнату врывается Богдан с широко раскрытыми глазами.

— Берегись. Она здесь.

У меня как раз достаточно времени, чтобы закрыть папку с последними передвижениями Максима и его историей с Камилой, прежде чем упомянутая «она» ворвется в дверь моего офиса.

Моя мать, одетая в платье-свитер цвета слоновой кости и красочную расшитую бисером шаль, выглядит так же властно, как и раньше, когда была активной женой братвы.

Но она почти полностью отказалась от этой жизни шесть лет назад. Она всегда утверждала, что это то, чего она хотела. Иногда, однако, я чертовски уверен, что она скучает по этому.

— Мама, — говорю я, вставая на ноги.

Она смотрит на большой бар в углу комнаты. — Ты не выпивал днем, не так ли?

— Не сегодня.

Она бросает на меня свой знаменитый взгляд. — Очень смешно.

Я улыбаюсь. — Я тоже рад тебя видеть.

С легким вздохом она подходит ко мне, обнимает и целует в щеку. — Ты хорошо выглядишь.

— Конечно, — многозначительно шутит Богдан.

Я стреляю в него предупреждающим взглядом, но, конечно, наша мать не из тех женщин, которые могут пропустить такие намеки.

— Ой? —она говорит. — Что происходит?

— Да, старший брат, что происходит?

— Тебе негде быть? — Я спросил его.

Его раздражающая ухмылка становится шире. — И пропустить нашу маленькую семейную встречу? Никогда.

— Богдан, — огрызается мама, — перестань дразнить своего брата. А Исаак… Может, я и стара, но я не слепг, глухая, немая или глупая.

Я поднимаю брови. — Что ты слышала?

— Что у тебя есть жена, — тут же говорит она. — Жена, которую ты, очевидно, украл.

Я фыркаю. — Я ничего не украл. Я просто забрал то, что было моим.

— Согласна ли она с такой оценкой?

Доверься моей маме, чтобы она задавала самые неудобные вопросы. И она тоже это знает.

— Неважно, — говорю я. — Она здесь, чтобы служить цели.

— Ты имеешь в виду, что она живая наживка, — поправляет мама.

Я игнорирую это. — Как только я уберу Максима с дороги, Камила вернется к своей жизни.

— У меня есть один вопрос, — говорит мама.

— Только один?

Она закатывает глаза. — Почему ты женился на ней? Использовать ее, чтобы заманить Максима, было бы столь же эффективным, если бы не подписание пунктирной линии.

— Это должно было быть правдоподобно, — холодно отвечаю я.

— И, — добавляет Богдан, — он хотел разозлить Максима.

Мама вздыхает, глядя в сторону садов. Она часто так делает. Впадает в раздумья посреди разговора. Как будто ее затащили в прошлое.

Но я точно знаю, что она избежала большинства своих демонов относительно невредимой.

Мой отец, конечно, самый подлый из всех.

— Исаак, это мудрый план? — спрашивает мама, поворачиваясь ко мне.

— Я думал, у тебя только один вопрос.

— Не умничай. Я только спрашиваю, хорошо ли ты все обдумал.

Я морщусь. Глядя на нее сейчас, я все еще вижу женщину на тех свадебных портретах, которые висели в особняке, в котором мы с Богданом выросли. Морщины стали глубже. Ее волосы более седые. Ее глаза устают гораздо больше.

Но под всем этим та же огненная женщина, подпитываемая решимостью доказать, что она достойна.

Мой отец никогда не видел ее такой. Так что где-то по дороге она отказалась от попыток заслужить его одобрение. Она нашла утешение в своей работе. В Богдане и во мне.

Я думал, что этого было достаточно для нее.

Но когда я вижу ее сейчас, я задаюсь вопросом, был ли я прав на этот счет. Интересно, не учел ли я, взрослея, что моя мать была больше, чем просто… моя мать.

Если бы она была самостоятельным человеком.

— Знаете, — говорит она, когда я какое-то время не отвечаю, — мне так приятно видеть вас, мальчики, такими. Вот какими должны были быть Яков и Виталий.

— Они прекрасно ладили, — огрызаюсь я.

Она вздыхает. — Ты был ребенком, когда умер Яков. Слишком молод, чтобы помнить твоего дядю, и уж точно слишком молод, чтобы помнить, какими были его отношения с твоим отцом.

— Тогда расскажи нам.

— Твой отец был более способным лидером…

— Очевидно, — усмехается Богдан.

Мама продолжает, как будто никто ее не прерывал. — Но он был слишком амбициозен. Чрезмерно жадный. Чрезмерно жестокий.

— Это был Крестный Отец, — говорю я, защищая его по инстинкту и долгу. — Он должен был быть всем этим.

— Вы двое когда-либо знали своего отца только как Дона. Но тогда он еще не был Крестным Отцом. Он должен был поддерживать Якова, направлять его, давать ему советы… но всегда, всегда следовать за ним. В последней части у него не очень получилось. Он толкал, бросал вызов и боролся, когда это было не его место.

— Потому что Яков разбирал «Братву» на запчасти! — восклицает Богдан.

Мама кивает. — И это была роковая ошибка твоего дяди. Он считал амбиции твоего отца уродливыми. Он хотел более простой жизни. И из-за этого он дал своим врагам возможность напасть на него. Оба они были гордыми, упрямыми мужчинами. И они оба умерли за это.

— Ты когда-нибудь скучала по нему? — спрашивает Богдан в тишине.

Вопрос задерживается там на мгновение в поисках ответа.

— Конечно, я скучаю по нему, — отвечает мама.

Мы с Богданом переглядываемся. Иногда трудно понять, о чем думают мамы. Еще труднее вытащить ее из них.

Я думал, что она получит свободу, как только нашего отца не станет. Но, видимо, она в ловушке собственного прошлого. Ее собственные сожаления.

Она качает головой, словно отгоняя неприятные мысли, и снова переводит взгляд на меня. — Исаак, у тебя есть чувства к девушке?

Если я солгу, она узнает. Они оба будут.

— Она… очаровывает меня, — признаюсь я. — Я думал, что наш разговор шесть лет назад был случайностью. Но мы разговариваем с тех пор, как я привел ее сюда. Она все еще очаровывает меня.

— Я никогда раньше не слышала, чтобы ты говорил так о какой-либо женщине, — замечает Мама.

— Это ничего не значит. Мне просто интересно о ней. Особенно из-за того, как она была связана с Максимом. Она была частью его жизни полтора года.

— А она рассказала тебе что-нибудь полезное?

— Пока ничего.

— С чего ты взял, что она может дать тебе что-то стоящее? — спрашивает Богдан, садясь на мой стол и задирая одну ногу.

— Думаю, я узнаю. Одно я знаю точно: Максим приложил немало усилий, чтобы найти Камиллу. Затем он агрессивно ухаживал за ней. Он не принял бы «нет» за ответ. А это значит, что он не собирается сдавать ее мне без боя.

— Ты ожидаешь нападения? — спрашивает мама.

— Вероятнее всего.

Она делает глубокий вдох. — Я не видела Максима много лет. Он был милым мальчиком, знаете ли.

— Хватит уже к нам сентиментальничать, мама, — стонет Богдан. — Он предал всех нас, убив папу. Он должен заплатить за это.

Она смотрит вниз. Я не могу не заметить, какой маленькой она вдруг стала. Такой хрупкий.

— Я собираюсь занять комнату на втором этаже, — говорит она нам обоим.

— Ты остаешься здесь? — Я спрашиваю.

Она одаривает меня понимающей улыбкой. — Добро пожаловать, правда, Исаак?

— Конечно, — сразу говорю я. Даже миллисекунда колебания принесет мне бесконечное горе.

Она улыбается. — Спасибо, мой мальчик. Мы ужинаем вместе всей семьей?

— О нет, мама, — злобно встревает Богдан. — Исаак сейчас ужинает только с женой. Далее вертолетные прогулки по городу.

Маленькое дерьмо.

Мама никак не комментирует.

Она кивает, поджимает губы и исчезает в коридоре. Как только она ушла, я поворачиваюсь к Богдану и бью его кулаком по плечу.

Он спотыкается. — Блять! — он жалуется. — Ты не удержался.

— Я не пытался.

— Ничего страшного, — говорит Богдан, закатывая глаза. — Это просто мама.

В том-то и дело с моим младшим братом: он не может разгадать секреты людей, которым больше всего доверяет. Я знаю лучше.

Иногда те, кого вы любите, скрывают самые важные секреты из всех.

— Богдан, у тебя когда-нибудь возникало ощущение, что она знает больше, чем показывает?

Он хмурится, чувствуя себя неловко от вопроса. — О чем?

— Обо всем, — размышляю я. — Об отце и Якове. О Светлане.

— Светлана? Какое она имеет к этому отношение?

— Ты, черт возьми, издеваешься надо мной? — Я рычу. — Ты не настолько наивен, так что перестань притворяться. Это она распустила слух, что именно Папа убил Якова. И я начинаю думать, что Светлана больше игрок, чем мы изначально подозревали.

— Почему ты это сказал? — спрашивает Богдан, немного оживляясь.

— Камила упомянула, что ее допрашивала пожилая женщина, когда ее забрали шесть лет назад. До того, как полицейские спасли ее из подвальной камеры этого гребаного склада.

— Черт. Ты думаешь, это была Светлана?

— Кто еще это может быть? Она была движущей силой мотивов Максима с тех пор, как он был достаточно взрослым, чтобы держать в руках пистолет. Было бы логично, если бы она как-то замешана.

— Значит, Камила все-таки дает тебе хорошую информацию, а?

— Я же говорил, что ты привел ее сюда с какой-то целью.

— Ага, — говорит Богдан, выпячивая бедра и многозначительно высовывая язык. — Это определенно цель, которую ты имел в виду.

— Тебе повезло, что мы кровь, — холодно напоминаю я ему. — Иначе тебя давно бы уже похоронили на дне реки.

Богдан смеется. — Что хорошего в таком счастливом случае, если я им не воспользуюсь?

Я закатываю глаза и направляюсь к двери. — Свяжись с нашими шпионами, — говорю я ему. — Спроси, есть ли у них какие-нибудь зацепки на Максима или кого-нибудь из его людей. Он пока молчал, но это только потому, что он что-то замышляет.

— Понятно, босс. Передай от меня привет старому мячу и цепи.

Я показываю ему средний палец и иду в комнату Камилы.

***

Я останавливаюсь у ее двери, когда слышу, как она говорит. Она говорит тихо, скрытно, так что я не могу разобрать целые предложения. Но я могу разобрать кусочки. Только тогда мне приходит в голову, что она, вероятно, разговаривает по телефону со своей сестрой.

— Ладно… Ладно… Нет, он не знает… Послушай, я люблю тебя… Я так тебя люблю.

Тон у нее сердечный. И это застревает в моей голове, как пиявка, которая не отпускает.

С кем она разговаривает?