Потому что это точно не ее сестра.

Я пытаюсь уловить что-то еще из разговора, но она уже прощается.

— Черт, — рычу я, отступая от двери.

Ревность пронзает мое тело, пока мой разум воспроизводит ее прощальные слова.

Я люблю тебя, так сильно.

Возможно ли, что она только что разговаривала с Максимом?

Возможно ли, что она держит меня за дурака?

Возможно ли, что ее преданность останется с ним?

С мужчиной она провела больше года своей жизни. Она, блять, согласилась выйти за этого мужчину. Я убедил себя, что ее решение было продиктовано отчаянным желанием вести другую жизнь.

Но теперь я вынужден столкнуться с другим сценарием: может быть, это было потому, что она влюбилась в него.

Прежде чем я успеваю взять себя в руки, я врываюсь в ее комнату. Она вскакивает прямо на своей кровати.

— Господи, Исаак! — она говорит. — Какого черта ты врываешься в мою комнату?

Я не в настроении иметь дело с отношением, особенно с ее стороны. — На самом деле, это мой чертов дом. Значит, это моя комната.

Ее глаза сузились. Она сбрасывает ноги с кровати и встает лицом ко мне.

— Кто нассал тебе сегодня утром в кукурузные хлопья?

— Я пришел сюда, чтобы сообщить тебе, что я организовал для тебя поход по магазинам. Эдит будет сопровождать тебя. Ты можешь выбрать все, что тебе нравится, и положить это на мою карточку.

Она хмурится, явно пытаясь понять, почему я сейчас выгляжу таким злым. — Если тебя так бесит мысль о том, чтобы купить мне одежду, я уйду.

— На этот раз ты можешь, блядь, не спорить?

— Ты сейчас серьезно? — выдает она, ее глаза пылают. — Я не тот, кто ворвался сюда и начал кричать без причины.

— Поверь мне, у меня есть на то причины.

— Не хочешь поделиться ими со мной? — возражает она. — Значит, у меня хотя бы есть шанс защитить себя? Хотя сама мысль чертовски смехотворна.

— Что именно в этом смешного?

— О, как насчет того факта, что ты взял меня в заложники, и я все еще должна защищаться перед тобой?!

Я не берусь обращаться к делу напрямую. Вместо этого я перешел к делу с ледяной протяжностью: — Ты солгала мне, Камила?

Она сразу замирает. Гнев рассеивается, сменяясь… чем-то. Страх, может быть. Это только подливает масла в огонь моих подозрений.

— Если бы я это сделала, — тихо говорит она, — ты мог бы меня винить?