1 КАМИЛА

ТРИ НЕДЕЛИ СПУСТЯ

— Я хочу поговорить с Эриком.

— Мне плевать, что ты хочешь, — рявкает Эндрю, его темные глаза угрожающе сверкают.

У него суровые черты и пристальный взгляд. Однако не в хорошем смысле. Больше похоже на такую напряжённость, от которой мне хочется спрятаться под камнем, пока он не уйдёт.

— Разве у назначенного мне агента нет права голоса? —Я требую.

— Очевидно, что нет, иначе Эрик разбирался бы с твоим дерьмом вместо меня, — кисло отвечает Эндрю.

Честно говоря, у этого парня не было профессиональной подготовки? Он блокирует вход в мою крохотную комнатку с трутом. Если бы от мысли о том, чтобы столкнуться с ним, у меня не скрутило желудок, я бы выбежала, как только он появился здесь.

— Я хочу попросить перемену, — упрямо говорю я.

Он закатывает глаза. — Невозможно.

— Ты мудак.

Его рот дергается от раздражения. — Меня называли хуже.

— Представь мое удивление.

Он делает шаг назад, явно умирая от желания закончить этот разговор как можно скорее. Я бы чувствовала то же самое, но, мудак он или нет, он моя единственная связь с внешним миром. Мир, который включает в себя мою сестру и, самое главное, мою дочь.

Впервые за более чем два года я вернулась на территорию США. Это кажется одновременно сюрреалистичным и немного ошеломляющим. Или, по крайней мере, я думаю, что так и будет, если мне когда-нибудь удастся покинуть это унылое маленькое убежище, расположенное посреди Бог знает где.

— Когда я смогу уйти?

— Уйти? — спрашивает Эндрю, слегка выпучив глаза от недоверия. — Покинуть убежище?

— И твою восхитительную компанию, — добавляю я, не в силах удержаться.

— Ты под кайфом? Ты ведь понимаешь, что за тобой охотится эта гребаная Воробьева Братва?

— Всем агентам, которые со мной говорили, я уже сказала: Исаак спас меня от Максима. Я была с ним по своей воле. Вот почему я смогла уйти из его поместья в тот день, когда Эрик появился у его ворот.

— Исаак Воробьев, может быть, и не охотится за тобой, но Максим Воробьев, черт возьми, точно охотится.

Я прикусываю язык, отчаянно пытаясь возразить. Но правда в том, что я почти уверена, что не буду убедительной.

Я знаю, что Максим меня ищет. Я знаю, что он не остановится, пока не найдет меня.

Чего я не знаю, так это того, что он будет делать, если это когда-нибудь случится.

— Он будет искать в Англии, — говорю я без каких-либо реальных доказательств того, что это правда.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что… ну, почему бы и нет?

— Ты знаешь, насколько чертовски могущественны Воробьевы? — говорит Эндрю. — У них везде есть глаза. Штаты — это место, где живут их основные операции.

— Так зачем меня сюда возвращать?

— Выбивает меня из колеи, — говорит Эндрю с явным раздражением. — Это было не мое решение.

Я стискиваю зубы. Мы сбиваемся с пути. — Ну, а кто тогда решает? Мне нужно увидеть мою… сестру.

Он разочарованно вздыхает. — Сейчас не лучшее время.

— Когда это будет?

Вместо ответа он разворачивается и уходит. Я подумываю о том, чтобы отпустить его, но сейчас мне немного не хватает человеческого внимания, к тому же мне нужны ответы. Поэтому, сердито фыркая, я бросаюсь вперед и следую за ним вниз.

Дом небольшой и старый, но есть задний двор приличных размеров, где я провожу большую часть своего дня в течение дня. Кроме тех случаев, когда рядом Эндрю, и в этом случае я остаюсь в своей комнате, чтобы не видеть его угрюмое выражение лица и отвратительную прическу.

Когда я спускаюсь по лестнице, Эндрю проталкивается через парадную дверь.

— Ты не можешь просто уйти от меня! — Я кричу ему вслед.

— Наблюдай за мной.

Он останавливается у ворот и так быстро оборачивается, что я чуть не натыкаюсь ему на грудь. Я с отвращением отступаю, когда он устремляет на меня свои темные глаза.

— Ты не должна покидать этот проклятый дом, ты меня поняла? — он говорит. — Через несколько дней тебя переведут на новое место. А до тех пор тебе нужно залечь на дно.

— Я никуда не пойду, пока не поговорю с Эриком.

Эндрю никак на это не реагирует. Он просто забирается в свой грузовик и уезжает. Я показую ему палец. Я почти уверена, что он видит этот жест в зеркало заднего вида. По крайней мере, я на это надеюсь. Если нет, то с удовольствием повторю.

Снова одна, стою во дворе, оглядываюсь на сохнущую траву и отмирающие листья. Моя душа требует некоторого облегчения от этого постоянного натиска неудач.

Облегчения не видно.

Вздохнув, я возвращаюсь в дом. Руди сидит на своем обычном месте у окна. Очевидно, он наблюдал большую часть моего неприятного разговора с Эндрю.

— Извини, Руди, — бормочу я, пытаясь скрыть свое раздражение.

Он улыбается мне. Его роскошная седеющая борода мелькает в свете лампы.

— Садись и выпей кофе.

Это одна из немногих хороших вещей в пребывании здесь: постоянный запас кофе. Я сажусь и наливаю себе в кружку, стараясь делать медленные глотки.

Руди любит крепкий кофе. Его жена соглашается, варя ему кастрюлю за кастрюлей вещества, которое может содрать краску со стен или стать топливом для ядерного реактора. В первый раз, когда я выпила кружку, я не спала всю ночь, вибрируя с головы до ног.

Впрочем, я не слишком расстроилась по этому поводу. Отсутствие сна означало, что я должна избегать постоянных снов, которые меня преследуют. Мечта, что всем звездам некий голубоглазый Адонис с ледяным сердцем.

— Где Лилиан?

— В магазине.

Учитывая, что Лилиан и Руди управляли убежищем для США.

Защита свидетелей маршалов на протяжении более двух десятилетий, можно было бы подумать, что они будут немного болтливее.

Или, может быть, именно поэтому они не такие.

— Что-нибудь нужно?

Я качаю головой и обхватываю руками горячую кружку. — Я в порядке.

— Ты мало ешь, да? — спрашивает он, поднимая бровь.

Я улыбаюсь и краснею. — Если ты собираешься читать мне лекции, не беспокойся; Я уже слышала это. Лилиан сказала мне, что я могу спрятаться за рисовым зернышком.

Он кивает. — Она права. Женщина не всегда права, но в этом она права.

Он снова смотрит на меня, но в его взгляде нет ничего непристойного или оскорбительного.

Это почти профессионально, как будто он изучает силу и скорость лошади перед покупкой.

— Допивай свой кофе.

Он груб, но по-отечески. Это успокаивает, как ни странно. Я делаю глоток, но горечь обжигает мой язык.

— Этот агент - та ещё штучка, — добавляет Руди после долгого молчания.

Я закатываю глаза. — Ты понятия не имеешь.

— Эти молодые ребята понятия не имеют, что к чему. У них эго, как у воздушных шаров.

— Еще раз скажи мне то, чего я не знаю. — Мы оба тихонько посмеиваемся. Потом снова смотрю на него. — Как ты так долго это делал? — Я спрашиваю.

Он пожимает плечами. — Из-за этого мы с Лил рано ушли на пенсию. Не видел смысла работать, пока мы не кончились.

Это не самая благородная причина для участия в Программе, но я ценю его откровенную честность. Он мне нравится немного больше.

— Спасибо за кофе. Сейчас я пойду в свою комнату.

— Подожди, — неожиданно говорит он, бросив взгляд наружу. — Похоже, у тебя может быть еще один посетитель.

Нахмурившись, я смотрю в окно, как к воротам подъезжает синий «шеви». Когда я вижу, как Эрик вылезает, я почти кричу от радости.

Я бросаю чашку с кофе, к которой едва прикасалась, и лечу по подъездной аллее еще до того, как Эрик успел пройти через ворота.

— Эрик!

— Эй, малышка, — напевает он, толкая белые ворота. — Как поживаешь?

— Теперь лучше, когда ты здесь. Ты пропустил Эндрю на десять минут.

— Слава гребаному Господу за это.

Я смеюсь и бросаюсь на него. Он крепко обнимает меня, но отпускает прежде, чем я готова отпустить.

— Я принес тебе Биг Мак, — говорит он, протягивая мне пакет. — Там тоже картофель фри и шесть пачек куриных наггетсов. Острые, конечно.

— Благослови тебя, — говорю я, принимая пакет, хотя я даже отдаленно не голодна.

Эрик смотрит в окно и машет Руди рукой. Руди низко наклоняет голову и продолжает потягивать кофе, не сводя с нас глаз.

— Странная пара.

Эрик смеется. Он сильно поседел за те месяцы, что меня не было.

На его лице больше морщин, более глубокие морщины вокруг глаз.

— Ты понятия не имеешь. Однако они заслуживают доверия.

— Поэтому ты поместил меня сюда?

— Ну, это, и место настолько удаленное, что это последнее место, куда Воробьевы подумают заглянуть.

Никогда не знаю, о ком он говорит, когда так говорит «Воробьев». Он имеет в виду Максима? Или Исаака?

— Пошли, — говорит он, жестом приглашая меня следовать за ним на задний двор. Мы занимаем места по обе стороны маленького столика для пикника, припаркованного в траве.

Я почему-то заморачиваюсь. Возможно, сдерживаемая энергия от не очень приятного визита к Эндрю. Эрик этого не упускает.

— Ешь, — говорит он, кивая на пакет, который только что протянул мне. — Ты слишком худая.

— Почему все продолжают мне это говорить? Я не голодная.

— Камила. — Он кажется таким родителем, когда говорит со мной таким тоном. Он кажется таким знакомым, что я даже приветствую этот звук. Маленький кусочек нормальности в моем хаотичном мире.

— Ладно, — уступаю я, доставая бургер.

Должна признать, пахнет вкусно. Первый укус — это рай. И не какое-нибудь небо, а знакомое. Это так тревожно утешительно, что я даже закрываю глаза и наслаждаюсь сладкими, пряными нотами между приступами солености.

— Я не думала, что в Америке мне будет не хватать McDonald’s, но, черт возьми, это хорошо.

Эрик смеется. — Я не помню, чтобы Лилиан была очень хорошим поваром.

— Я действительно не заметила.

— Потому что ты не ешь, — сурово возражает Эрик. Я откусываю еще кусочек, и он качает головой.

— Ты приносишь Биг-Маки всем своенравным душам, которыми управляешь?

— Только те, которые мне нравятся.

— Повезло мне.

Эрик роется в сумке и достает большой Big Culp. Он подталкивает его ко мне, и я делаю большой глоток, прежде чем мой желудок успокаивается.

Может быть, я все-таки была голодная. Я просто привыкла к грызущему ощущению внизу живота.