Изменить стиль страницы

2 КАМИЛА

Дождь начинается почти сразу после ухода Эрика. Я собираю мусор из фаст-фуда и выбрасываю его в мусорное ведро, прежде чем отправиться в дом. Лилиан распаковывает продукты, а Руди все еще сидит на том же месте у окна — я заметила, что перед ним стоит кофейник со свежим кофе.

— Эрик уже ушел? — спрашивает меня Лилиан, глядя на огромную коробку с «Капитаном Кранчем». Судя по всему, это единственные хлопья, которые Руди соизволил съесть.

— Да, он только что ушел.

— Досада. Он мог бы остаться на ужин.

— Ах, я вообще-то только что пообедала, Лилиан, — говорю я ей. — Эрик купил мне Биг Мак.

Она морщит нос от отвращения. — Зачем кому-то это есть?

— Потому что это вкусно, — вставляет Руди, хотя и не отводит взгляда от окна.

Лилиан бросает на него раздраженный взгляд. — Я собираюсь приготовить чили. Уверена, что не хочешь немного?

— Уверена, — говорю я. — Думаю, я просто лягу пораньше.

— О, дорогая, ты чертовски худая. Ты должна есть.

— Поверь мне, этот Биг Мак причинил много вреда.

— Я не думаю…

— Лилиан!

Голос Руди действительно может звучать громче, когда он решает сделать так, чтобы его услышали. Лилиан мгновенно замолкает, и даже я немного дергаюсь, когда мы оба поворачиваемся к нему.

— Оставь девушку в покое, — бормочет он.

Лилиан глубоко и разочарованно вздыхает и продолжает распаковывать продукты.

Я падаю на кушетку рядом с Руди.

— Спасибо, — говорю я ему.

Он подмигивает мне. — Я обязательно услышу об этом позже, я уверен. Не пугайся, если обнаружишь, что я сегодня сплю на диване.

Это напоминает мне: — Кстати, извини, если мои кошмары не дают тебе и Лилиан спать, — говорю я, вздрагивая.

Это не самая легкая или удобная вещь для обсуждения, но я не чувствую, что могу игнорировать ее. Не после того, как беспокойство заставило Руди позвонить Эрику.

— Знаешь, я позвонил ему не поэтому, — говорит Руди. — Я беспокоился о тебе.

— Я тронута, но это не имеет большого значения.

— Мне кажется, это большое дело.

— Но это не так. Я обещаю. В любом случае, я… пожелаю спокойной ночи.

Он кивает. — Спокойной ночи.

Я направляюсь в свою комнату, чувствуя себя странно отрешенной. В последний раз я была во временном жилье WPP более пяти лет назад, сразу после того, как присоединилась к программе. Возвращаясь к другому, чувствую себя… регрессивной.

Может быть, это еще одна причина кошмаров, беспокойства, угнетающего ощущения, что я повторяю цикл, от которого не могу избавиться.

Потому так и есть.

Моя комната проста и скромна. Кровать, комод, дешевое зеркало на стене. Ванная комната настолько мала, что мне приходится держать локти, когда я оборачиваюсь.

Опять же, после простора усадьбы Воробьевых всем должно было показаться немного тесновато.

Но я рада за свое окно. С кровати видно палисадник и часть улицы.

Вздохнув, я плюхаюсь на матрас. На мне серые спортивные штаны и белая футболка, которая как минимум на два размера мне велика.

Эрик попросил одну из женщин-агентов собрать небольшой набор одежды от Target. Вещи, которые она привезла, были в порядке — приличные джинсы, несколько простых футболок с рисунком, мягкая толстовка с капюшоном. Хотя я предпочитаю толстовки. Это была моя форма последние три недели.

Я ношу его, чтобы спать. Я ношу его внизу. Я даже ношу его в саду, когда делаю вид, что знаю, что делаю с обрезкой.

Я иду в ванную, когда замечаю свое отражение в зеркале над туалетным столиком.

И я не знаю, то ли все говорят мне, что я слишком худая, то ли моя собственная паранойя догоняет меня, но я останавливаюсь как выкопанная и исследую себя.

Не то, чтобы моя внешность сильно изменилась. Я не похожа на другого человека — я все еще Камила Феррара. Камила Феррара Воробьева, горько исправляю я в своей голове.

Но я выгляжу немного, я не знаю… нарисованной? Изможденной? Раньше мои щеки не казались такими впалыми, как сейчас.

Мои волосы тоже выглядят немного тонкими, но, вероятно, это больше связано с тем, что я не мыла их несколько дней.

Я пытаюсь дать себе объективный обзор. Может быть, я ошибаюсь. Может быть, Ками, смотрящая на меня, не та Ками, которой я всегда была. Частички ее узнаваемы, да.

А вот в других частях не очень.

Например, как потускнели ее глаза. В них есть вялость, которую трудно примирить с решимостью, которую я чувствую внутри.

Я не собираюсь отказываться от своего стремления к свободе, к автономии, к жизни, которую я заслуживаю с моей дочерью рядом со мной. И все же женщина, смотрящая на меня из зеркала, определенно выглядит так, будто сдалась.

О ее внешности, если не о чем.

— Давай, Камила, — тихо шепчу я своему отражению. — Ты можешь сделать лучше, чем это. Сделай это для Джо.

Однако слова выходят пустыми и роботизированными. Как молитва, которая раньше утешала, но теперь ты повторила ее столько раз, что слова уже не звучат как слова. Просто бессмысленный лепет.

Я отворачиваюсь от зеркала и выбираю свежую поролоновую зеленую футболку, которая немного ближе к моему размеру, чем та, что на мне сейчас. Затем я направляюсь в свою крошечную ванную.

Я снимаю одежду и с сожалением бросаю ее в корзину под раковиной. Затем включаю воду, жду, пока она нагреется, и захожу внутрь.

Плитка бледно-желтого цвета, что совсем не улучшает моего настроения. На каждой плитке есть узор из белых ромашек. Это кажется настолько ненужным ярким, что кажется неискренним.

Конечно, я могла бы слишком много читать о плитке для ванной. «Проектирование», как говорится.

Я провожу пятнадцать минут в душе, ища какой-то медитативный покой в горячем потоке воды. Я ничего не нахожу и через некоторое время сдаюсь.

Пока я смываю мыло, мне кажется, что у меня может быть депрессия.

Можно ли быть в депрессии и даже не знать об этом?

Я выхожу из душа и царапаю локтем дверь. Оставляет довольно заметную царапину, но крови нет. Раздраженная и на себя, и на веселые ромашки, я вытираюсь и надеваю чистую футболку.

Мне нужно вытереть запотевшее зеркало над раковиной, прежде чем я смогу увидеть себя в нем. Я не выгляжу счастливее, но я определенно выгляжу немного менее ходячим мертвецом.

Это улучшение, я думаю.

Я с трудом возвращаюсь в свою комнату и скользну под одеяло. Еще рано, но я ложусь спать как можно раньше. Одному Богу известно, сколько сна ждет меня каждую ночь.

И черт его знает, что я увижу во сне.

Я ворочусь в течение часа, прежде чем погрузиться в беспокойный сон. Мне снятся Эрик и Эндрю. Застряли в странной борьбе, которая выглядит почти как танец.

— Остановись! — Я ловлю себя на том, что кричу. Я пытаюсь раздвинуть их, но они оба вспыхивают и обжигают мне кончики пальцев.

Я падаю на колени, слезы льются. Я изо всех сил пытаюсь отличить прах Эрика от праха Эндрю, когда чувствую, как земля уходит из-под меня. Через секунду меня охватывает знакомое и пугающее ощущение падения.

— Помогите! Помогите!

Я пытаюсь найти что-то, за что можно уцепиться, пока падаю в пустоту. Мои руки снова и снова проводят по пустому воздуху, пока внезапно не нахожу что-то твердое, как скала, и совершенно… настоящее. Слишком ощутимо.

Я задыхаюсь, мои глаза распахиваются, пытаясь удержать тени, ускользающие в уголки моего зрения, но они исчезают прежде, чем я успеваю их остановить.

Чтобы рассеялся туман сна, требуется мгновенье.

И когда это происходит, я понимаю две вещи:

Во-первых, окно над моей кроватью открыто. Я на тысячу процентов уверена, что она была плотно закрыто, когда я легла спать.

Во-вторых, в моей комнате кто-то есть.