Когда я догоняю её, у неё стучат зубы. Дождь прекращается так же быстро, как и начался. Мы забираемся повыше, вода до этого выступа скалы ещё не добралась.

— Это было страшно, — говорит Сиенна, тяжело дыша. Я даю ей время перевести дух, перед тем как пойти дальше. Мы обогнули один поворот, но скалы всё ещё возвышаются над нами. Ветер усиливается, свистя в ущелье.

И тут я замечаю нечто более ужасное, чем то, что мы только что пережили. Кажется, будто земля пришла в движение. Грязь, камни и палки скатываются вместе и несутся к нам. До меня только через пару секунд доходит: на нас надвигается стена грязной воды.

— Паводок! — кричу я Сиенне.

— Что?

Она оборачивается, глядя в том направлении, которое я указываю.

— Нам надо забраться выше. — Развернувшись, я диким взглядом окидываю окружающее пространство. Здесь явно не больше шести метров. Неподалёку от нас есть валун; его высоты должно хватить, если успеем вовремя на него взобраться. Хватаю Сиенну за талию и бегу, едва ли не волоча её к этому валуну. — Я тебя подкину.

Её взгляд прикован к быстро приближающейся волне, которая скоро нас снесёт.

— Быстрее! — кричу я. Сиенна наступает на мои ладони, и я подбрасываю её на валун.

— А ты как сюда заберёшься? — спрашивает она. Её лицо искажено страхом.

Мать-природа страшна, и сейчас она готова обрушить на нас всю свою мощь. У меня нет времени размышлять, поэтому я действую. Достаю верёвку из рюкзака. Один конец перекидываю через ветку дерева, свисающую со скалы, возможно, со времён прошлого наводнения, и хватаюсь за оба конца верёвки. Карабкаюсь наверх, вода уже подступает к пяткам, снося всё на своём пути. Оказавшись наравне с валуном, я раскачиваюсь, глядя на ветку. Она выглядит толстой, но уже хрустит. Если она сломается, мне конец. Поток воды разобьёт меня о скалы. Качаюсь вперёд-назад, вперёд-назад. Сиенна отчаянно следит за каждым моим движением, закрыв ладонями рот.

Если я сорвусь, этот случай войдёт в историю, как самый худший день рождения. Последний рывок, и я отпускаю верёвку, летя по воздуху, пока ноги не ударяются о валун. Он скользкий после дождя, поэтому подошва моих кроссовок скользит, но Сиенна хватает меня за футболку.

— Я держу тебя, — не дыша, произносит она.

Я вскарабкиваюсь на валун, Сиенна падает рядом со мной. Несколько минут я просто лежу на спине. Дождь падает мне на лицо. Моя грудь вздымается и опускается, сердце колотится.

— Чёрт, я думал, что умру, — говорю я, когда моё сердцебиение возвращается в норму. Поворачиваю голову и смотрю на Сиенну. Она лежит рядом. — Я не могу пообещать тебе золота или бриллиантов, или даже крыши над головой… — Сиенна улыбается на этих словах. — Но за приключениями — обращайся. Со мной не соскучишься.

Сиенна подкатывается ко мне, склоняется и целует в губы. Её мокрые волосы падают мне на лицо. Отодвигаю их, чтобы лучше её видеть.

— Мне ничего из этого не нужно, — отвечает она. — Я не против приключений. Мне это даже нравится.

— Вот почему я люблю тебя, Сиенна Престон. — Делаю паузу. — Ну, помимо ещё миллиона причин.

— Неужели? Может, назовёшь ещё хоть одну или две… или сотню?

Усмехнувшись, прижимаю её к себе и чмокаю в нос.

— Даже не знаю, с чего начать.

* * *

Несколько часов мы пережидаем наводнение на валуне. Едим то, что я брал с собой. Сиенна дрожит от холода в своей мокрой одежде, поэтому я укутываю её в плед и прижимаю к себе. К закату воды меньше не стало. Моя задница болит от сидения на скале. Знаю, что у Сиенны тоже, но она не жалуется.

— Кажется, нам придётся заночевать здесь, — говорю я, глядя, как каньон погружается в тень. Сейчас, когда солнце уже скрылось за одной из стен каньона, здесь быстро темнеет. — Тебе придётся пропустить праздничный ужин, прости.

Сиенна стонет.

— Мы проведём здесь всю ночь? О нет. Мама меня убьёт.

— Мы всё ей объясним. Да и тебе уже восемнадцать. Большая девочка.

Я криво ухмыляюсь. Сиенна поглядывает на меня из-под ресниц.

— Это правда…

Усмехаюсь и придвигаюсь ближе. Не хочу, чтобы между нами оставалось свободное пространство. Обхватываю руками её лицо, рассматривая каждую веснушку на носу, и говорю:

— В моей жизни было много девушек…

— Ой, пожалуйста, — перебивает она, отстраняясь. — Мне об этом знать не обязательно.

Беру её за руку.

— Просто дослушай, ладно?

Она что-то бормочет в ответ.

— Как я сказал, в моей жизни было много девушек, но ни одна не сравнится с тобой. То, что я чувствую к тебе… Я никогда ни к кому не испытывал таких чувств.

Сиенна с сомнением смотрит на меня.

— А как же Пейдж? Я подслушала ваш разговор у ручья. Звучало так, словно когда-то ты испытывал к ней такие чувства.

Как объяснить ей разницу между ней и Пейдж? Это всё равно что сравнивать солнце с луной. Без первого ты не можешь жить, а второе едва ли замечаешь.

— То, что было между мной и Пейдж, это совсем другое. Любил ли я её? Да. Считал ли это чем-то большим, чем очередной подростковой влюблённостью? Возможно. Но она ушла прежде, чем наши отношения переросли в нечто серьёзное.

Притягиваю Сиенну к себе, чтобы видеть каждую её ресничку.

— У меня есть мечта, — говорю я. — Восхитительная, идеальная мечта. О нас.

— Мне нравятся мечты. — Сиенна улыбается. — Особенно если в них ты.

— Тогда ты точно будешь в восторге от этой.

— Расскажи мне о ней, — бормочет она.

— Не могу.

— Трей! — возмущается Сиенна.

Усмехнувшись, целую её в лоб.

— Когда-нибудь, — обещаю я ей и целую в нос, затем подбородок и, наконец, в губы. У неё вкус абрикосов, которые мы недавно поели в сушёном виде. Я запускаю руки в её волосы, затем провожу по плечам. Сиенна такая худенькая, что даже под футболкой видно, как выделяются кости. Знаю, она похудела в тюрьме, но я надеялся, что в лагере она наберёт вес.

Её живот урчит от голода.

— Вот, — говорю я, открывая рюкзак и доставая джерки — высушенные кусочки вяленого мяса. — Поешь.

Она пытается отказаться.

— Я не голодна.

— Скажи это своему желудку.

Я даю ей в руки джерки и смотрю, как она пробует немного откусить.

— У меня с ними связаны плохие воспоминания, — говорит она, с трудом проглатывая.

— Не любишь джерки?

— Нет, не в этом дело… — Она прикусывает губу. — В тюрьме нас кормили джерками. Джерками и хлебом, всё.

Боже милостивый… Неудивительно, что она так похудела.

— Прости. Можешь не есть, если не хочешь. Я просто подумал, что ты голодна.

— Я теперь редко чувствую голод.

Но даже когда она произносит это, её желудок урчит, точно недовольный зверь внутри неё.

Поднимаю брови.

— Ты уверена?

Она мотает головой.

— Я имею в виду, что даже если я голодна, я не могу есть. — И спустя пару секунд добавляет: — И спать.

Всё это время я думал, что она отлично держится. Справляется с болью каким-то своим способом. Сама она не говорит о том, что произошло. Но если она не ест и не спит, значит, она не справляется. Ей больно, а она пытается не подавать виду.

— Твой папа? — спрашиваю я. Она кивает. — Джеб?

— Да. Всё сразу. Я постоянно вспоминаю, как отбывала заключение. Мне всё время приходится скрывать от мамы то, что случилось с папой. Каждую ночь я вижу, как они умирают, папа и Кудряш, снова и снова. Я чувствую себя такой… беспомощной. — Её глаза наполняются слезами. — Совершенно беспомощной.

— Ты не обязана справляться с этим в одиночку. Ты всегда можешь поговорить со мной. В любое время. Я рядом.

— Я знаю.

На минуту становится тихо, лишь вода плещет под нами. Уже полностью стемнело. Луна скрылась за облаками. Сова ухает вдалеке, и этот звук эхом проносится по каньону.

— А знаешь, — говорю я, прерывая молчание. — Я так же себя чувствовал, пока ты была в тюрьме. Беспомощным? О, мне это знакомо. Как только мне удалили чип и я всё вспомнил, моим единственным желанием было защитить тебя. Но я не мог. Ты была заперта в том тюремном аду, и я никак не мог до тебя добраться. Я чувствовал себя… Бесполезным. Беспомощным.

Сиенна проводит пальцами по моим губам, оставляя покалывающее ощущение.

— Но ты нашёл способ. Всегда находишь.

— Не всегда.

Мы оба подумали о её папе и Джебе.

Сиенна складывает руки на коленях. И вот я уже скучаю по её прикосновениям…

— Иногда я мечтаю, чтобы мы познакомились при иных обстоятельствах, — говорит она. — Слишком много… всего… тянет нас вниз.

Я понимаю, о чём она говорит. Какой была бы моя жизнь, не будь я Треем Винчестером, сыном Брайанта Винчестера, предыдущего лидера «Грани»? Будь я обычным парнем, который встретил Сиенну на каком-нибудь школьном мероприятии или типа того. Если бы мы родились пятьдесят или даже сто пятьдесят лет назад. Всё было бы по-другому. Наша жизнь, наше будущее, наши цели — всё было бы другим.

— Если справимся с этим, то справимся с чем угодно.

— Это правда. — Она убирает свои волосы назад, задерживает на секунду, а затем вновь распускает. Меняет позу, разворачиваясь лицом ко мне. — Расскажи мне что-нибудь. Что-нибудь, о чём я не знаю. О своём детстве.

— Что именно?

— Не знаю. Например, чем ты любил заниматься?

— Что ж, ладно… Мой отец владел джиу-джитсу, поэтому он с детства обучал меня тому, что умел сам. Отчасти поэтому мы с Нэшем так много дрались.

— Но я видела, как вы дрались в лагере «Грани». Это ведь было не джиу-джитсу?

— Нет, в тот раз нет. В тот раз мы больше были настроены на кикбоксинг.

Сиенна качает головой, вспоминая подробности.

— Вы себя не контролировали. Серьёзно, Нэш пнул тебя по рёбрам. Кто так поступает?

Я хорошо помню тот день. Нэш бы тогда не победил, но я отвлёкся. Сиенна смотрела, и я хотел её впечатлить.

— Иногда мы чересчур увлекаемся.

— А то я не знаю, — бормочет Сиенна. — А помимо драк с кузеном, чем ты занимался в свободное время в лагере?

— Когда я был маленьким, мы складывали стулья в столовой и выстраивали столы вдоль стен. И играли там в футбол, вышибалы или ещё какую спортивную игру. То помещение было единственным, где хватало места. — Вспоминаю, как мы с друзьями в ночи, когда во всём лагере выключали свет, крались в столовую. — Ещё мы часто играли в прятки. Особенно когда отключали электричество.