Изменить стиль страницы

ГЛАВА 2

Рэйвен

8 лет

Звуки жужжания и пения напрягают слух. Я поднимаю взгляд от своего рисунка, на котором изображена птица, сидящая на дереве, больше похожая на круг с лицом, сидящим на палке. Я бросаю зеленый карандаш на пол, сползаю со стула и направляюсь к окну.

После наступления темноты я должна оставаться дома, говорят мама и папа. Мы вкусно ужинаем, иногда втроем, а иногда папа и мама приглашают своих друзей. Сегодня у них были гости, и это было очень странно: все прикасались друг к другу и бросали долгие взгляды. Мне интересно, почему они так делают? Почему иногда папа наклоняется и целует друга в щеку.

Я не спрашиваю, потому что папа редко злится, но когда он злится, его шея напрягается, а лицо становится красным. Потом он исчезает на некоторое время, и я не вижу его до тех пор, пока он снова не станет счастливым.

После ужина мама и папа обычно говорят мне, чтобы я либо играла в своей комнате, либо смотрела телевизор в гостиной. Иногда это становится скучным, и мне хочется, чтобы у их друзей были дети, с которыми я могла бы играть. Мы живем в Калифорнии, где должно быть много людей, но вокруг нас только песок и грязь, поэтому я не знаю, где все эти люди спят.

Я пробираюсь к подоконнику, прижимаю пальцы к дереву и смотрю на большой костер во дворе. Вокруг него сидят их друзья, и мои глаза расширяются, когда я вижу, как их друзья раскачиваются взад-вперед, сняв рубашки. Из радиоприемника неподалеку доносится музыка. Папа подходит к одной из женщин и прикасается к ее телу, как он это делает с мамой. От этого у меня в животе появляется неприятное ощущение, и я сжимаю пальцами персиковое платье, желая, чтобы они не делали таких вещей. Это ненормально. Это неправильно.

Папа обходит ее, его руки убирают волосы с ее плеч, а он наклоняется и целует ее в шею. Леди закрывает глаза, наклоняя голову в сторону, и я наблюдаю, как папины руки обходят ее грудь, сжимая кожу и натягивая розовую часть груди.

Я смотрю на маму и думаю, не сердится ли она, что он так к ней прикасается. Мне кажется, что этого не должно происходить, особенно если рядом мама. Но она стоит с другой женщиной и трогает ее тело так же, как и папа.

Что происходит?

Папа отходит от женщины и идет к скамейке, сделанной из больших бревен. Он тянется к ней, и мой рот раскрывается, когда я вижу, что он берет нож. Он острый и отражает луну. Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, размышляя, стоит ли мне отвести взгляд, но понимаю, что не смогу, как бы ни старалась.

Папа подходит к женщине, которая, кажется, совсем не боится, поднимает лицо и руки к небу, раскачиваясь взад-вперед, пока все они поют и напевают под музыку, которой нет.

Я наблюдаю, как папа прижимает кончик ножа к животу женщины, проводя им по ее телу. Он двигается между грудей, поднимается к ключицам и снова опускается. Он заходит ей за спину, и его нож поднимается к ее шее. Затем он наклоняется, и я вижу, как шевелятся его губы, когда он что-то шепчет ей на ухо.

Ее глаза расширяются, как будто она немного напугана, но в то же время понимает. Я смотрю, как она закрывает глаза, и ее голос становится громче, когда она поет под музыку.

Папа втыкает нож ей в шею.

Мои глаза прикованы к ней: по его рукам и ее обнаженному телу стекает темно-красная река. Она падает вперед, и он вцепляется в нее, продолжая раскачиваться взад-вперед под музыку, пока она делает последний вдох.

Другая женщина вскрикивает, и моя мама крепко хватается за нее, ее лицо впервые за все время становится злым. Она заводит руки женщины за спину и держит ее, пока папа не бросает мертвую женщину и не подходит к ней с окровавленным лезвием.

Он вонзает его в живот женщины и тянет вверх. Я едва слышу звук, но чувствую, как он проводит ножом по коже и мышцам, проникая между грудей.

Крики женщины быстро стихают, и она падает вперед. Мама роняет ее, и я наблюдаю, как руки отца поднимаются в воздух, и он идет назад, пока не падает на бревенчатую скамью. Мама тянется вниз, стягивает через голову платье, обнажая свое голое тело. Она перешагивает через женщину, у которой изо рта хлещет кровь, и платье мамы падает на нее.

Мой отец расстегивает джинсы и достает сосиску, которая выглядит больше, чем я когда-либо видела, затем моя мама забирается на него сверху и начинает двигаться. Я отворачиваюсь, совсем забыв о своем рисунке, когда мой ужин переворачивается в желудке.

Я иду в свою спальню в оцепенении, чувствуя, что совсем не знаю этих людей снаружи. Мама и папа — самые добрые люди, которых я когда-либо знала. Они никогда не сердятся и всегда поступают правильно.

Они что, только что кого-то убили?

Я даже не переодеваюсь в пижаму, откидываю одеяло, проскальзываю между простынями и переворачиваюсь на бок, напрягаясь.

Что они только что сделали? Почему они так поступили с этими женщинами?

Эти мысли мучают меня всю ночь, и я погружаюсь в сон без сновидений, из которого не могу выбраться.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, трупов уже нет, а мама и папа ведут себя как ни в чем не бывало. Это заставляет меня задуматься: это первый раз или это происходит с тех пор, как я родилась?

И более того, если они — злые люди, значит, и я тоже злая?