— Я действительно хочу клубничный кекс, — наконец прошептала она, прежде чем нахмуриться. — Раньше это был мой любимый кекс… Я не пробовала его с тех пор, как... — ее слова оборвались.

— С каких пор?

Она одарила меня улыбкой, но на этот раз за ней скрывался намек на задумчивую грусть.

— С тех пор, как была маленькой девочкой.

Я не стал давить дальше, и после того, как заказал то же самое — просто на случай, если Блейк захочет еще, когда доест свой, — мы вернулись в машину.

Она снова погрузилась в мысли, пока не подъехали к воротам района, где я снимал дом. Это стоило немалых денег, но, учитывая годовой график, я не хотел вкладывать деньги в недвижимость, когда мы вернемся в Даллас в следующем году.

Ударение на «мы».

Я был уверен, что смогу рассказать Блейк обо всех тонкостях жизни в Далласе.

— Великолепно.. Это твой дом? — спросила она с ноткой нервозности в голосе. Я не знал, из-за чего Блейк переживала, поскольку выяснил из досье, что ее приемные родители были похожи на родителей в фильме «Богатенький Рич», так что девушка привыкла к приятным вещам.

— Да, дом, милый дом. Не волнуйся, я не возьму с тебя плату за вход, — поддразнил я, подмигнув.

Она прикусила губу и, наконец, расслабила плечи. Даже улыбалась, когда мы выходили из машины.

Я повел ее вверх по ступенькам и через парадную дверь, сделав мысленную заметку представить экономке, мисс Карли, которая находилась рядом и работала с тех пор, как я подписал контракт, будучи новичком. Она была мне семьей, и я взял ее с собой в Кали. Женщина жила в гостевом домике на заднем дворе.

Даже после стольких лет зарабатывания денег... все еще было странно думать, что я живу где-то с гребаным гостевым домиком и домработницей.

Детская версия меня назвала бы это претенциозным мудачеством.

Ребенок — я — был бы отчасти прав.

Однако мисс Карли оказалась лучшей поварихой во всем мире, и я был бы идиотом, не держи ее рядом.

Я припарковался на подъездной дорожке и подвел Блейк к входной двери, отпер ее и скинул обувь. Молчание продолжалось, пока мы шли по фойе.

Я потер затылок, пытаясь увидеть все с ее точки зрения. Думаю, это было не очень по-домашнему. Нигде ни фотографий, ни безделушек.

Не мог же сказать, что на самом деле не заинтересован в декорировании, пока она не переедет сюда.

Тогда я заметил, что глаза Блейк были прикованы к коже, выглядывающей из-под моей задравшейся рубашки.

Она выглядела определенно изголодавшейся.

О, тебе это нравится, солнышко? Там есть еще много кубиков, которые можешь осмотреть.

Блейк заметила, что я поймал ее пристальный взгляд, покраснела и быстро отвернулась.

— Не волнуйся, подружка. Ты можешь смотреть столько, сколько захочешь. Это часть программы «Дружба», — сказал ей, схватил за руку и повел в гостиную, мою любимую часть дома.

Она просто застонала и закрыла лицо свободной рукой.

— Все в порядке. Знаю, я — та еще ловушка жажды.

— Ловушка жажды, — фыркнула она.

Хотел сказать, что мог бы стать ее ловушкой, но сдержался.

Придется напомнить Линкольну, какой я на самом деле святой. Снова.

Телефон зажужжал как раз в тот момент, когда Блейк отстранилась, чтобы полюбоваться видами из окон от пола до потолка, которые тянулись вдоль гостиной. Я схватил мобильник и увидел, что это Линкольн. Легок на помине.

Линкольн: Как продвигается операция «Блейк»?

Я взглянул туда, где Блейк смотрела на улицу, рассеянно потирая нижнюю губу.

Я: Ну... в процессе.

Линкольн: Так хорошо, да?

Я: …

Линкольн: Дай знать, если понадобятся наручники.

А это тут причем?

Я: Наручники? Зачем бы мне понадобились... подожди. Ты же не говоришь о каком-то извращенном сексе, не так ли?

Линкольн: …

Я: …

Я снова взглянул на Блейк.

Я: Наверное, я мог бы ими воспользоваться.

Я сунул телефон обратно в карман, отбросив новые подозрения, что Линкольн был либо психопатом... либо самым умным человеком, которого я знал. Я подошел к Блейк, открыл кекс и сунул его под нос.

— Готова посмотреть Netflix и расслабиться? — невинно спросил я.

Она сморщила нос, и я немного залюбовался великолепным лицом. Стоя там и глядя на нее… Я не был до конца уверен, что она настоящая.

Никто не был настолько, блять, идеален.

— Не думаю, что лучшие друзья смотрят Netflix и расслабляются, Ари, — пробормотала она мягким, чарующим голосом.

Хотя мне было трудно сосредоточиться на том, что говорила Блейк. Я был слишком занят мыслями о том, чтобы снова поцеловать ее.

Или трахнуть, прижав к стеклу.

Душить своим членом, пока она не начнет задыхаться.

Зарыться лицом во влагалище, пока та не закричит.

Что ж... тогда ладно. Может, идея Линкольна с наручниками была не такой уж безумной.

Черт, мой член настолько тверд, что может резать стекло. Остынь, Ари, остынь.

— Хорошо, можем пока отложить наш сеанс, включающий в себя Netflix и расслабление, и пойти измазать наши лица кексами и посмотреть любой фильм, который захочешь, — протянул я. — Но предложение всегда в силе, если тебе интересно, солнышко.

Она этого хотела. Но, как хорошая девочка, которой была, Блейк побежала к дивану так, словно ее задница — очень красивая задница — горела.

* * *

Ей потребовалось целых десять минут фильма, чтобы откусить кусочек от кекса. Мое намерение спасти второй кекс улетучилось, и Блейк наблюдала, как я проглотил его, как гребаный Пряничный Монстр, как только мы сели.

И вот в чем дело. Это был не самый лучший момент... потому что я чуть не кончил в штаны, наблюдая, как она смакует первый кусочек.

Типа, какого хрена.

Было даже нечестно, что я не мог засунуть член ей в рот после этого.

Мог просто представить, как ее язычок облизывает член, как она смаковала ту глазурь.

Клубничная глазурь на члене. Кекс из члена.

Гениально.

— Ари... почему ты так на меня смотришь? — спросила она, и я очнулся от фантазий, где маленький сладкий язычок терзал мой кончик.…

И покраснел.

— Я просто люблю кексы! — отчаянно выпалил я.

Ее взгляд стал подозрительным.

— Ладно, чудак, — наконец сказала она, прежде чем вернуться к фильму.

Я был чудаком, потому что продолжал наблюдать за ней с этим кексом.

За исключением того, что Блейк остановилась, дойдя до половины, и отложила его, откинувшись на спинку дивана и обхватив себя руками в универсальном жесте, говорившем «я не в порядке».

Так не пойдет.

— Ты знаешь, что я обнаружил за эти годы, солнышко? — начал я, придвигаясь к ней поближе и прижимаясь всем телом.

— Что? — пробормотала она, не глядя на меня. Блейк снова говорила тем побежденным голосом, который я абсолютно ненавидел.

— Разговоры о вещах с кем-то, кому не все равно, помогают. Кажется, это дает хоть чуточку почувствовать себя лучше... по крайней мере, таков был мой опыт.

Она, наконец, повернулась, сине-фиолетовые глаза затуманились, а губы поджались. Блейк пыталась сдержать слезы.

— Почему тебя это вообще волнует? — наконец прошептала она. — Почему я здесь? С тобой. В ЭТОМ ДОМЕ. Что я делаю?

Слеза, наконец, скатилась по ее лицу, и эффект был... разрушительным.

— Скажи, что у тебя болит, детка.

Она продолжала удерживать мой взгляд долгую, очень долгую минуту. А затем глубоко вздохнула.

— Я так чертовски устала быть злодеем в собственной истории, Ари. И при этом понятия не имею, как остановиться.

Ее глаза расширились, как только эти слова прозвучали, словно она была шокирована тем, что действительно произнесла их.

Но после выплеснулось еще больше. Приступ паники на прослушивании, сообщения от приемной матери-засранки... тот факт, что «другой» едва разговаривал с ней. Тот факт, что она не могла съесть гребаный кекс, не сойдя с ума.

То есть, я был виноват в проблемах с «другим», но в глубине души не чувствовал себя таковым.

И он не будет проблемой еще очень долго.

— Не жалеешь, что спросил? — наконец пробормотала она, пристыженно уставившись на свои колени и беспокойно переплетая пальцы.

Я протянул руку и остановил их.

Она была так неправа. Я не сожалел.

Я был очарован.

Блейк только что рассказала о себе гораздо больше, чем могло бы раскрыть гребаное досье.

— Вовсе нет, солнышко. Просто это подтверждает тот факт, что я тебе нужен. Лучший друг в уголке, который скажет, что ты, мать твою, самое совершенное создание, которое я когда-либо встречал в жизни, — уверенно сказал я.

Она уставилась на меня, одаривающего ее самой обаятельной улыбкой.

— Мы решим эти проблемы вместе. Обещаю. Но прямо сейчас ты позволишь скормить тебе остаток этого восхитительного кекса, и поверишь, когда я скажу, что твое тело буквально заставляет меня чувствовать, что я умру, потому что ты не позволяешь прикоснуться к нему. А потом мы посмотрим любую ужасную романтическую комедию, которую ты только выберешь, хотя Гарри Поттер, очевидно, был бы лучшим выбором. И я накормлю тебя тако... или чем-нибудь еще, что захочешь. И ты забудешь обо всем остальном до конца дня.

Ты забудешь обо «всех» остальных, вот что я хотел сказать.

Хотя, маленькими шажками. Маленькими шажками.

— Я все еще думаю, что не могу найти в тебе ничего неправильного, Ари Ланкастер, — наконец застенчиво сказала она, когда я взял кекс и поднес его самолетиком к ее рту. Блейк откусила кусочек и радостно замурлыкала, когда тот коснулся вкусовых рецепторов.

Я протянул руку и стер немного глазури с губ, прежде чем положить ее к себе в рот. После того, как облизал глазурь дочиста, я прошептал:

— Тогда перестань искать.

Игнорируя шок, я притянул ее ближе, и мы сделали все запланированное.

Остаток дня войдет в историю как один из самых прекрасных дней, которые я когда-либо переживал. И я решил, прямо тогда и там...

Устал ждать.