— Просто плохой день, — наконец пискнула я.

— Похоже, это больше, чем просто плохой день... но мы можем продолжить эту историю, если тебе станет легче, — сказал он, протягивая руку, чтобы смахнуть слезу с моего лица.

Все мысли покинули меня, когда смотрела, как он подносит слезу к губам.

Ари слизал ее.

И, казалось, наслаждался вкусом.

— Ну вот, теперь мы можем разделить этот плохой день, — пробормотал он, подмигнув, совершенно не раскаиваясь в том, что только что совершил чертовски странный поступок. Из меня вырвался шокированный кашель.

Но какая-то часть меня также почувствовала себя немного лучше.

Потому что теперь казалось, что мы как бы связаны.

И это не могло не нравиться.

— Давай вытащим тебя отсюда, хорошо? — спросил он, протягивая руку.

Затем меня охватило смущение, и я остро осознала свое растрепанное состояние. Я скорчилась в этом грязном переулке, на щеках следы от слез, а глаза, вероятно, опухли… Я была в полном беспорядке. В отличие от… Ари, который выглядел безупречно.

Накрахмаленная белая рубашка «Хенли» облегала широкую грудь, контрастируя с темно-синими джинсами. Волосы цвета воронова крыла изящно падали на лоб, подчеркивая поразительные черты.

Щеки вспыхнули, когда я продолжила изучать его.

— Позволь позаботиться о тебе, Блейк, — пробормотал он.

Предложение Ари позаботиться обо мне, чтобы отвлечь внимание, повисло в воздухе. Он терпеливо ждал, словно свободен весь день, хотя у него, вероятно, был миллион дел поважнее, нежели расхлебывать этот бардак.

Я замерла.

— Не так! — взвизгнул он, отчаянно поднимая руки. — Я имею в виду, да, я бы хотел заботиться о тебе вот так, но… Черт возьми, — он провел руками по лицу, и из меня вырвался смешок.

Ари пошевелил руками и застенчиво улыбнулся.

— Нравится, когда я выставляю себя дураком, солнышко? Тебе от этого становится легче? Потому что я буду делать так весь день, если это заставит тебя улыбнуться.

— Никто не будет злиться из-за того, что мы тусуемся? — осторожно спросила я, история Шарлотты о его девушке со вчерашнего вечера не выходила из головы.

Замешательство Ари по поводу вопроса было очевидным, и он твердо покачал головой.

— Никто не будет возражать, — заверил он, тон был непоколебимым. — И даже если бы стал, мне было бы все равно. Ты поймешь, что я из тех парней, кто следует девизу «беги или умри», детка.

— Ладно, пошли, — прошептала я наконец, беря его за руку. Вспоминая другой раз, с другим парнем, когда чувствовала то же самое, словно шагнула с края пропасти и приготовилась к падению.

— Это моя девочка, — улыбнулся он, помогая мне подняться, а затем ведя по аллее обратно к дороге, наши руки все еще были переплетены.

Я посмотрела на него еще раз, пока мы шли туда, где была припаркована шикарная черная спортивная машина, на приборной панели лежал штраф за незаконную парковку.

— Не больше, чем друзья, верно? — спросила я.

— На сегодня, солнышко. На сегодня просто лучшие друзья.

Он помог мне сесть в машину и потянулся через колени, чтобы пристегнуть ремень безопасности.

— Эм...

— Я всего лишь выполняю обязанности лучшего друга, — серьезно сказал он, защелкивая ремень.

От него так чертовски хорошо пахло. Мне пришлось сконцентрироваться на том, чтобы прижаться спиной к сиденью, дабы не наклониться и не принюхаться.

— Линкольну, должно быть, действительно нравится эта часть дружбы, — заметила я.

Он запрокинул голову и рассмеялся, и теперь я та, кто, кажется, поражена, поскольку это звучит сексуальнее всего, что когда-либо слышала.

— О, без сомнения, это его самая любимая часть.

Мы зависли так: он склонился надо мной, на наших лицах были большие глупые улыбки.

И я вдруг не смогла вспомнить ни одной из причин, по которым была расстроена сегодня.

* * *

Ари

Руки вцепились в руль, но внимание не было сосредоточено на дороге. Нет, я был зациклен на ней, Блейк, сидящей на пассажирском сиденье, ее красота была силой, которую невозможно игнорировать. На ее щеках все еще виднелись следы слез, а в глазах — отчаяние, от которого захотелось сжечь мир дотла за то, что я посмел огорчить ее. Боль Блейк разрывала меня на гребаные кусочки. Ее слезы были самым прекрасным и худшим, что я когда-либо видел.

Хотя она всегда была моей грустной девочкой. С того дня, как мы впервые встретились.

С того момента, как попала в детский дом после смерти родителей, слезы были ее постоянным спутником. Чаще всего я заставал Блейк свернувшейся калачиком в каком-нибудь углу и рыдающей над тем, что она потеряла.

Мне было намного лучше, чем ей. Я не мог вспомнить родителей, которые вышвырнули меня на обочину, но она действительно видела, как исчезли родители. Видела, как отец убил маму... а потом и себя. В досье, составленном на нее частным детективом, не содержалось много подробностей о приемных родителях, только то, что они были богатыми персонами, часто посещавшими светскую жизнь Нью-Йорка.

Но не нужно быть гадалкой, чтобы понять: они не были добры к ней. Возможно, даже оскорбляли. Что заставило еще больше разозлиться на ее «парня», поскольку тот чертовски плохо защищал ее последние пару лет. Не потеряв ее, я сделал бы все, чтобы она находилась в безопасности.

Что угодно.

Блейк всегда была опьяняющим сочетанием хрупкости и силы. Шедевром, если таковой когда-либо существовал. Теперь, когда она вернулась, я бы сделал миссией своей жизни увидеть ее улыбку. Заменить затравленное выражение в глазах счастьем.

Блейк смотрела в окно, и мне пришлось сдержаться, чтобы не повернуть ее голову в свою сторону.

Блейк была настолько погружена в себя, что даже не подумала спросить, как я ее нашел. Что было хорошо, поскольку сказать, что я случайно заметил ее, проезжая по случайной улице в одном из крупнейших городов мира, казалось немного невероятным.

Но все же это лучший ответ, чем сказать, что ждал Блейк у входа на прослушивание, потому что был ее живым, дышащим, одержимым преследователем.

Я включил какой-то трек «Тэй-Тэй», чтобы попытаться разговорить ее, и, конечно же, после того как заиграла «High Infidelity» — кстати, потрясающая песня, — Блейк снова повернула голову в мою сторону.

— Я начинаю верить, что с тобой что-то не так, — выпалила она, на щеках появился великолепный румянец, когда я удивленно взглянул на нее.

— Солнышко, возможно, ты близка к догадке, — ухмыльнулся я, одарив ее улыбкой, от которой, как знал, мокнут трусики.

Ее румянец стал еще ярче.

Я действительно думал, что это прекрасно — быть одержимым ею, последовать в Лос-Анджелес, прослушивать телефон и подбрасывать наркотики в машину ее парня. Все остальные забавные вещи, которые я запланировал, тоже были довольно идеальными.

Несколько минут спустя я подъехал к пекарне, которую обнаружил на второй день, когда мне понадобилась помощь с приготовлением традиционного полуночного брауни. Фиалковые глаза вопросительно уставились на меня.

— Я обнаружил, что сахар всегда поднимает настроение, — размышлял я, открывая дверцу машины.

Она заколебалась, взгляд метнулся к соблазнительным угощениям, выставленным в витрине.

— Только не тогда, когда зарабатываешь на жизнь тем, как выглядишь, — прошептала она с ноткой неуверенности в голосе.

Я демонстративно пробежался взглядом от кончиков ее пальцев до ангельского личика, пока она не заерзала на сиденье.

— Сахар не изменит совершенства, Блейк. Он просто сделает его слаще.

Застенчивая улыбка украсила ее губы, и Блейк всмотрелась в мое лицо, как будто хотела убедиться, что я действительно это имел в виду.

— Сахар действительно звучит заманчиво, — наконец пробормотала она, и в глазах было что-то очень похожее на обожание.

Хорошая работа, Ари, подумал я. Потому что было важно мысленно дать себе пять, когда чертовски великолепен.

— Оставайся на месте, — поспешно сказал я, когда она попыталась открыть гребаную дверь. Было ли странно то, что я по-настоящему встревожился при мысли о том, что она может сама открыть дверь?

Да.

Собирался ли беспокоиться об этом?

Нет.

Я поспешил к двери и открыл ее, потянув Блейк за руку чуть сильнее, чем нужно, так что она упала мне на грудь. Я пользовался любой возможностью соприкоснуться.

Пекарня была уютным маленьким заведением, спрятанным в тихом уголке города. Легкая улыбка появилась на губах Блейк, когда мы вошли, и она уловила запах сахара. Очевидно, у нее был хороший вкус, потому что здесь пахло бомбически.

Блейк оглядела стеклянную витрину. Обычно я бы тоже просмотрел, но, конечно, наблюдал за ней. Потому что, похоже, это все, чем я занимался в последнее время.

Ее глаза перебегали с одного соблазнительного лакомства на другое. Но, казалось, чем дольше она смотрела, тем больше возбуждалась.

То, как Блейк сомневалась в себе, озадачило, поскольку она само совершенство. Так почему не могла этого понять?

Рискнув, я перегнулся через стеклянную стойку и чуть не подпрыгнул, увидев, как пристально на меня смотрит сотрудница-подросток.

Чуть меньше зрительного контакта, большое спасибо.

— Она будет клубничный кекс, — заявил я, уверенный в своем выборе. Это был ее любимый кекс тогда, в детстве.

Она выгнула бровь, в глазах промелькнуло удивление, когда та взглянула на меня.

— Что, если я его не хочу?

Игривая усмешка тронула уголки моих губ.

— Ну, ты можешь есть все, что захочешь... но у меня просто хорошее предчувствие насчет клубничного кекса.

Сейчас самое подходящее время рассказать, кто я на самом деле.

Не уверен, почему еще не сделал этого.

Может быть, это был бы простой способ вернуть ее.

Но, если честно, ничего не сказал, боясь, что она забыла меня. Что восемь месяцев, проведенных вместе в детском доме, исчезли из ее памяти.

В то время как в моей памяти они застряли навсегда.

На данный момент я был рад насладиться воссоединением, заставить ее влюбиться в того Ари, которым являлся сегодня.