— Нет. Черт. Зак. Что...

— Заткнись, Харпер, — рявкаю я, вставая и высвобождая свой член.

У нее отвисает челюсть, и она смотрит вниз на мою руку, обернутую вокруг члена, используя соки, которые я собрал в ладони, чтобы смазать себя. Я провожу кончиком вверх и вниз по ее намокшей киске, стальные шарики моего пирсинга дразнят ее клитор и вызывают у нее резкий вздох. Обвивая рукой ее талию, так что ее спина красиво выгибается, а сиськи оказываются у моего лица, я вхожу в нее одним пьянящим толчком, постанывая, когда ее киска сжимается вокруг меня.

Она вскрикивает, ее тело напрягается, пока она приспосабливается к моим размерам. Я устраиваюсь внутри нее, позволяя ей приспособиться к вторжению.

— Ты намочила мне лицо, котенок. А теперь слижи это.

Она смотрит на меня сквозь густые ресницы, протест вертится у нее на кончике языка.

— Я что, заикался? Я сказал, слижи это.

Тяжело сглатывая, она проводит кончиком языка по всей длине моего горла и по челюсти, слизывая свои собственные соки с моего лица и шеи, ее гигантские океанические бассейны широки, а глаза как у лани, как у маленького невинного котенка, слизывающего молоко из миски.

— Хорошая девочка, — хвалю я, начиная раскачиваться в ней, опустошая ее рот и пробуя ее сладкий нектар на губах, когда я с силой врываюсь в нее, забирая то, что принадлежит мне.

— Скажи мне, что эта киска моя, Харпер. Признайся, что каждый раз, когда он прикасался к тебе, каждый раз, когда его губы касались твоих, ты думала обо мне. Потому что ничто не сравнится с этим. Никто и никогда не мучил меня так, как ты. Вонзаешь в меня свои острые коготки и тащишь в глубины ада. Ты — все, котенок. Ты милая и мерзкая, раздражающая и вызывающая привыкание. Ты трахаешься так для меня, Харпер. И я хочу, чтобы ты признала, что ты тоже это чувствуешь.

Жестко входя в нее, я трахаю ее глубоко и грубее, чем она, вероятно, заслуживает, мои яйца шлепаются о ее задницу, когда стол ударяется о стену позади него. Она резко выдыхает воздух, когда я выбиваю воздух из ее легких.

— Скажи мне, что ты моя, — рычу я, мой тон не оставляет места для протеста.

Ее глаза снова переводятся с меня на экран, и я вижу это по всему ее хорошенькому личику. Она моя.

— Да, я тоже это чувствую. Я твоя, Зак. Но, пожалуйста...

— Что «пожалуйста»? Скажи, что тебе от меня нужно.

Ее дыхание сбивается с каждым толчком, ее взгляд прикован к моему, пока она обдумывает, мудро ли то, что она собирается сказать, или нет. Я замедляю темп и покачиваю бедрами, моя лобковая кость трется о ее клитор и дает ей стимуляцию, которой жаждет ее тело.

— Скажи мне, что тебе нужно, Харпер. И я дам тебе это. Без лишних вопросов.

Она выгибается мне навстречу, ее соски задевают мою рубашку, а ногти впиваются в спину, когда я прижимаю ее к себе и зарываюсь носом в ее волосы.

— Пожалуйста. Просто... — всхлипывает она, ее нерешительность усиливается и чертовски расстраивает меня. — Пожалуйста, не ломай меня, — тихо бормочет она.

Качая головой и рисуя бедрами медленные круги, я шепчу ей на ухо:

— Ты уже сломлена, котенок. Но я с радостью соберу твои осколки и оставлю их себе.

Ее тихие стоны усиливаются, достигая пронзительного крещендо, пока я сохраняю мучительно медленный темп. Позже я снова жестко трахну ее. На данный момент это для неё. Это для того, чтобы она, наконец, смирилась с тем, что есть какая-то внешняя сила, связывающая нас против нашей собственной воли. Каждой клеточкой своего существа я хочу трахать ее, пока не разорву надвое, но я просто не могу заставить себя сделать это после того, как она умоляла меня не ломать ее.

Ее киска сжимается вокруг моего члена, ее гортанные крики эхом отражаются от голых стен моего офиса. Она жестко кончает, ее ноги дрожат, а мышцы туго сжимаются вокруг моего члена, засасывая меня так глубоко, что я чувствую, как проникаю в нее до конца. Белые зубы впиваются в мою шею, посасывая и слизывая жжение, когда я толкаюсь в нее, горячие струи спермы наполняют ее киску, переливаются через край и стекают по ее заднице на стол.

— Черт возьми, Харпер. Так хорошо. Так чертовски хорошо.

— Харпер.

Я резко сажусь, мое тело скользкое от пота, пока я нащупываю в темноте ее тело в моей постели. Но простыни, на которых она лежала, прохладные, никаких признаков ее присутствия поблизости.

С трудом поднимаясь на ноги, я натягиваю спортивные штаны и проскальзываю в свой кабинет, ища на экранах подлого маленького котенка, который ускользнул от меня. То, что я вижу, заставляет мое сердце подступать к горлу.

— Черт, — бормочу я себе под нос, с удивлением наблюдая, как Харпер бродит по моему домашнему спортзалу, моя рубашка спадает до середины бедер, а ее босые ноги ступают по бетону. Ее взгляд прикован к двойным стальным дверям в задней части моего подвала. Она замолкает и некоторое время смотрит на рычаги. Затем она медленно тянется к ним, надавливая и с благоговением наблюдая, как металл раздвигается.

Она переступает порог, и я переключаюсь на камеру в подвале, где заперт Брукс.

— Ах, черт возьми, котенок.

Я несусь по коридору и лестнице и останавливаюсь в дверном проеме, ведущем в подвал. Холодные серые глаза Брукса на мгновение находят мои, прежде чем он возвращает свое внимание к Харпер, которая стоит ко мне спиной, вытянув руки перед собой и направляя пистолет дрожащими руками прямо на Брукса.

Я должен пойти к ней. Я должен подхватить ее на руки и унести отсюда к чертовой матери. Но вместо этого я делаю шаг назад, скрываясь из виду, и наблюдаю в ожидании, как она решит справиться с этим. Сила и контроль — это две вещи, которых она была лишена после его нападения, и это ее возможность вернуть часть того, что он у нее отнял. Это будет стоить ей оставшихся кусочков того, кем она когда-то была. Это будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь. Но то, что я украл это у нее, было бы хуже, потому что она никогда не простит меня за то, что я лишил ее удовольствия наблюдать, как ее обидчик испускает последний вздох. Вот как она освободится от оков травмы, которую он ей причинил.