Глава четырнадцатая

Джейкоб

– Итак, все собрались, – я хлопаю в ладоши, пока все дети рассаживаются по местам. – Я был очень впечатлен тем, как вы сегодня работали. В этой группе есть очень талантливые люди, и я с нетерпением жду завтрашнего объявления актерского состава.

Все оглядываются вокруг с огромными улыбками.

Поднимается рука.

– Да, Кларисса?

– Можете ли вы сказать нам сейчас, кто будет играть главные роли?

– Могу, – говорю я и делаю паузу. Дети снова ерзают на своих местах. – Но я не скажу.

По залу проносится стон, и я борюсь с желанием рассмеяться. Теперь я понимаю, почему Ноа стал меньше играть и больше режиссировать. Это чертовски весело.

– А теперь все отправляйтесь домой и прочтите сценарий, если хотите. Это поможет вам подготовиться на случай, если вас выберут на другую роль, а не на ту, на которую вы прослушивались. Помните, что главных ролей очень мало. Не обижайтесь, если вас выберут на что-то другое. Каждая роль, какой бы маленькой она ни была, важна. В конце концов, без актеров второго плана пьеса была бы скучной.

После разговора с Себастьяном о том, что не всегда хочется играть главные роли, я вернулся к ранним этапам своей карьеры. В те времена, когда все всегда было мрачным. В Голливуде актеров очень много. Я не был готов к этой реальности. Я пришел туда, думая, что получу любую роль, какую захочу. Я был идиотом.

Дети встают, хватают свои вещи и уходят, кроме одного.

– Эй, Джейкоб?

– Себастьян, ты сегодня хорошо поработал. Я был впечатлен.

– Правда?

Я киваю. Из него сочится талант. Я беспокоился, что его страсть к театру не означает, что он справится, но, к счастью, это оказалось не так. Я видел, сколько труда он вложил в эту роль, и было бы глупо не взять его.

– Так и было. Хорошая работа. Как ты себя чувствуешь?

Он вздыхает и смотрит на свою мать, которая изо всех сил старается не замечать меня и терпит неудачу.

– Думаю, я справился. Мне было весело, а это, по словам мамы, самое главное.

– Твоя мама очень умная.

Он улыбается.

– Не говори ей об этом.

Я смеюсь.

– Ты хотел меня о чем-то спросить?

Он смещается, и я вижу, что все, что у него на уме, он не хочет говорить.

– Это не вопрос.

– Ладно.

– Это больше... Я кое-что слышал в школе.

Я прислонился к сцене.

– Что бы у тебя ни было на уме, ты можешь сказать это.

– Хорошо. Вот оно. Я слышал, что ты ходил на свидание с моей мамой.

Ладно, это определенно не то, чего я ожидал.

– Это было не свидание, мы обедали, чтобы обсудить пьесу.

– Все говорят, что ты с ней встречаешься.

Я тяжело вздохнул.

– Мне жаль, что они не дают тебе покоя. Мы не встречаемся.

Он качает головой.

– Я также слышал ее разговор.

Теперь я заинтересовался.

– Да?

– Она говорила тете Сибил, что хочет тебя поцеловать.

Я мог бы сейчас станцевать зажигательную джигу, но держу себя в руках.

– Многие женщины хотят меня поцеловать, – говорю я в шутку.

– Тебе стоит пригласить ее на свидание.

– Себастьян...

– Нет, я серьезно. Раньше она не часто улыбалась. Она всегда была грустной, никогда не красилась и не делала прическу. Теперь она улыбается. Я думаю, ты ей нравишься.

Я улыбаюсь, думая о том, как ему, наверное, тяжело.

– Мне тоже нравится твоя мама.

– У тебя есть мое разрешение пригласить ее на свидание.

– Я ценю это.

Он протягивает руку.

– Спасибо за разговор.

Я вкладываю свою руку в его и пожимаю.

– Я ценю, что мы смогли уладить это как джентльмены.

– Если ты причинишь ей боль...

– Я сам себя покалечу, – обещаю я. – В субботу мы все едем на фестиваль в город, и я заберу вас троих. Как насчет того, чтобы порыбачить перед этим?

Себастьян улыбается.

– Я бы с удовольствием.

– Я тоже, и спасибо за разговор.

Себастьян улыбается и звучит слишком взросло для своих одиннадцати лет.

– В любое время.

***

Я нервничаю. Я никогда не нервничаю. И, тем не менее, вот он я, стою перед дверью Бренны, чувствуя себя шестнадцатилетним подростком, который собирается подцепить девушку, слишком красивую для него. Только я не иду на свидание. Мне не шестнадцать. И поцелуя в конце сегодняшнего вечера не будет. Я бы отдал свой левый орех за то, чтобы это оказалось правдой. Я благодарю Бога за годы занятий актерским мастерством и роли, в которых мне приходилось быть кем-то другим, потому что сегодняшний вечер станет шоу всей моей жизни. Мы с Бренной никогда не будем вместе, поэтому я должен притвориться, что то, что я сказал ей в классе, было ложью и что она мне совершенно неинтересна в этом смысле. Это просто ночь на фестивале с кучей ненормальных людей.

Я поднимаю руку, чтобы постучать, но дверь распахивается. Там стоит Мелани с широкой улыбкой.

– Привет, Джейкоб.

– Привет, Мел.

Она открывает дверь шире и машет рукой, чтобы я вошел.

– Мама и Себастьян должны скоро приехать. Он часами болтал по телефону, рассказывая всем своим друзьям в Калифорнии, что получил роль.

– Он был тем самым Кеники.

И он действительно был таким.

– Он очень взволнован.

– Как и я.

– Итак, – говорит Мелани, опускаясь на диван, – что это за фестиваль?

Я очень рад, что она задала именно этот вопрос. Одному Богу известно, как бы я справился, если бы речь шла о ее матери.

– Он небольшой, там будет музыкальная группа, еда и аттракционы. По крайней мере, так было, когда мы были детьми. Ну и, конечно, будет тракторная гонка.

Она поджала губы.

– Что?

– Тракторная гонка. Это когда тракторы запрягают, и они пытаются протащить тяжелые упряжки как можно дальше.

– Звучит...

– По-деревенски? – заканчиваю я за нее.

Она смеется.

– Просто я никогда о таком не слышала.

– Правда? Это сделал твой отец.

У Мелани отвисает челюсть.

– Он сделал?

– Да, он отлично разбирался в механике и вложил кучу труда в свой трактор. Странно, что он об этом не рассказывал.

– Папа мало говорил о Шугарлоуф. Его часто не было дома, а когда он был дома, мы были в центре его внимания.

– Похоже, так и должно было быть, – говорю я.

Мелани пожимает плечами.

– Наверное.

– Ты не уверена.

– Просто мне кажется, что все эти истории о нем, когда он был моложе, не имеют смысла. Он совсем не похож на того парня, которого я знала. Он был пилотом, дисциплинированным и очень скучным. Он любил меня и Себастьяна, но больше всего он любил летать. Когда он не летал, он готовился к этому. Я не знаю...

– Ты чувствуешь, что не знала его так хорошо?

Она отводит свои рыжие волосы в сторону и начинает заплетать их.

– Я знала, что он хотел, чтобы я знала.

– А с твоей мамой так же?

Мелани тихонько смеется.

– Нет, определенно нет. Мама – открытая книга. Она рассказывает нам о том, как была ребенком и как росла в Миннесоте.

Интересно, почему Люк не рассказывал о своем детстве? Он ведь рос не так, как я. Его родители были более чем любящими, и, насколько я помню, он ни в чем не нуждался. Конечно, скорее всего, ему приходилось помогать по хозяйству, но ведь так поступало большинство из нас.

– Ну, если ты хочешь что-то узнать, я постараюсь тебе помочь, но, возможно, ты просто захочешь поговорить о нем с бабушкой и дедушкой, – предлагаю я.

– Уверена, им это понравится.

Я улыбаюсь.

– Наверняка понравится. Я знаю, когда умерла моя мама, мы с братьями сидели и рассказывали истории о ней. Это помогало нам почувствовать, что она не совсем умерла.

Через несколько секунд в комнату вбегает Себастьян. Мы говорим о пьесе, и он наперебой рассказывает о том, как он рад и благодарен, что я дал ему роль, которую он хотел.

– Я обещаю, что не подведу тебя, – говорит он.

– Я знаю, что не подведешь.

Те несколько детей, которые получили главные роли, заслужили их. Они явно отнеслись к этому серьезно и очень старались произвести на меня впечатление. Я последовал совету Ноа довериться своей интуиции и уже в первые две минуты каждого прослушивания знал, какой персонаж лучше всего подойдет ребенку.

– Я готова, – объявляет Бренна, входя в комнату, и у меня пересыхает во рту.

Ни хрена себе. На ней белый топ и джинсовая юбка. Все просто. Ничего даже отдаленно похожего на сексуальность, но на ней... это как платье за миллион долларов. Ткань облегает ее во всех нужных местах. Ее волосы, отведенные в сторону, слегка завиты, а глаза… Господи, они как сапфиры, сияющие на свету.

– Отлично, – кричу я и поднимаюсь на ноги.

Она мягко улыбается.

– Привет.

– Привет.

– Прости, что заставила тебя ждать.

Я качаю головой.

– Ничего подобного. Я только что приехал.

Я бы и час прождал, лишь бы увидеть ее. Я не могу перестать смотреть на нее. Я знаю, что мы находимся в ее гостиной с ее детьми, но сколько бы я ни уговаривал себя перестать смотреть, мои глаза не слушаются. Бренна смотрит вниз, ее нижняя губа зажата между зубами. Неужели она так оделась, потому что знала, что мы будем вместе? Я знаю, что она чувствует то же, что и я. Я чувствую это, когда мы вместе, и отрицать это становится все труднее. Интересно, чувствует ли она сегодня свидание так же, как и я?

Мелани прочищает горло.

– Ты прекрасно выглядишь, мама.

– Спасибо. Она по-прежнему не поднимает глаз.

Я чувствую себя ослом, что не сказал этого первым.

– Давай, Себастьян, отнесем наши вещи в машину, чтобы мы были готовы к встрече с бабушкой и дедушкой.

Я слышу, как закрывается дверь, и жду, когда ее глаза встретятся с моими. Когда они встречаются, я вижу, что в них есть опасение. Все обещания, которые я давал, чтобы держаться от нее подальше, исчезли. Я не могу этого сделать. Она нужна мне больше, чем вода умирающему от жажды человеку.

– Ты выглядишь более чем прекрасно, – говорю я ей. – Ты выглядишь потрясающе, – я улыбаюсь и направляюсь к ней. Схватив ее руку, я подношу ее к губам и нежно целую костяшки пальцев. Мой голос низкий и наполнен желанием.

– Я не знаю, как долго еще смогу отказываться от поцелуев, Бренна. Каждый раз, когда я вижу тебя, в моей чертовой груди становится тесно, и я хочу заключить тебя в свои объятия, чтобы боль утихла.

– Джейкоб...

– Мне нравится, как звучит мое имя на твоих губах. Мне хочется узнать, каковы они на вкус...