— Я притворюсь, что ты сказал это с настоящим энтузиазмом, – я развернулась на пятках в сторону дверей.

— Я сделаю всё, что ты захочешь, – дыхание Оливера было тёплым у моего уха.

Дрожь пробежала по позвоночнику, когда я представила, как Оливер наклоняется и прижимает мое тело к двери. Предвкушение охватило меня.

— Теперь я боюсь, что разочарую тебя.

— Ты никогда не сможешь разочаровать меня.

На минуту всё внутри меня сжалось, костяшки пальцев побелели. Я с размахом открыла двойные двери, потому что как же иначе? Мне нравился этот эффект.

Несмотря на то, что у меня не было ни одной физической книги, я была просто помешана на библиотеках, а в этом поместье была самая великолепная домашняя библиотека, которую я когда-либо видела. И это было ещё до того, как я к ней прикоснулась.

Больше, чем стены, заполненные книгами, она была от пола до потолка, с книжными полками, обвивающими изогнутые стены. Винтовая лестница вела на второй этаж, где было – готовы? – ещё больше книг.

Коробки покрывали деревянный пол. Упаковка всех книг занимала немало время, я тщательно оборачивала каждую книгу в папиросную бумагу и хранила их в контролируемых условиях. В других частях дома началась стройка, но я не хотела, чтобы самую красивую коллекцию первых изданий, которую я когда-либо видела, просто валялась в коробках. Они заслуживали особого ухода.

Даже полки вызывали у меня слабость в коленях. Сделанные на заказ, с изысканными деталями. Большие, мягкие кресла стояли в маленьких уголках для чтения и были первыми, что вынесли к грузовикам. Лампы «Тиффани» - для тех случаев, когда верхняя люстра была слишком яркая, - отправились следом.

Это была комната, созданная для знаний, размышлений, тишины и заботы о сохранении всех этих идей.

— Это книжный рай. Ты чувствуешь этот запах? – я глубоко вдохнула.

— Пыль? – он сам вдохнул, и его лицо сморщилось, когда он закашлялся.

— Да, но также страницы, история, рассказы, побег, мир приключений. И раздел эпической романтики, – мне было приятно увидеть так много книг, которые у меня были только в цифровом виде. Хруст страниц, рисунки на форзацах — прикосновение к физической книге было уникальным ощущением, которое не могло воссоздать электронное устройство.

Я была в восторге и не могла это скрыть.

— Чтобы было понятно, ты хотела показать мне мою библиотеку. Ты думаешь, я её не видел раньше?

— Ты невозможен, – я слегка ударила его по руке, а затем дернула за нее, чтобы он последовал за мной, его футболка с короткими рукавами означала, что я касалась его кожи. — Нет, я наткнулась на кое-что, когда собирала вещи.

Я обнаружила книги об истории поместья за все эти годы — они должны были стать бесконечно информативными для того, чтобы точно восстановить его. Даже с чёрно-белыми фотографиями я могла определить цвета, основываясь на оттенках. В них была информация о произведениях искусства, размещении различных предметов. Но это было не то, что я хотела ему показать.

Я села на пол возле коробки, которую еще не закончила заполнять, схватила лежащую сверху книгу. В кожаном переплете. Таких блокнотов больше не делают.

Я подождала еще одну секунду, прежде чем передать ее ему.

Его брови сошлись, когда я спрятала лицо в ладонях.

Он медленно открыл книгу, вглядываясь в каждую страницу, обводя пальцами буквы.

Чем дольше он молчал, тем сильнее я старалась не шевелиться. Может быть, я ошибалась. Может быть, это будет для него не счастливым воспоминанием, а еще одним кусочком его разбитого сердца, о котором я ему напоминаю. То, что книги приносили мне утешение, не означало, что воспоминания, связанные с этой книгой, были хороши для него.

Каждая секунда молчания становилась все невыносимее, мои ладони потели, пальцы дергались. В конце концов, я не выдержала.

Я бросилась на него, хватаясь за книгу.

— Ну, мне нужно вернуться к работе. Спасибо за перерыв на обед.

Его внимание было сосредоточено на мягком переплете, а не на мне, и мы упали на деревянный пол, я упала на него сверху. Блокнот приземлился где-то рядом с нами, и руки Оливера вцепились в мои бедра, когда он выдохнул. Мы были гораздо ближе, чем я рассчитывала.

Каждое мое движение, направленное на побег, только усугубляло ситуацию, так как я не могла твердо стоять на ногах. Я растянулась на нем, а мое лицо покраснело от смущения.

— Просто, – хмыкнул Оливер, когда я ударил его локтем в живот, — останься на месте на минуту. Что ты делаешь?

— Осматриваю полы, – ответила я. — Ты встал у меня на пути.

И тут он захихикал, и это был мой новый любимый звук. В смысле, это было приятно и хорошо, так делают люди. Но его смех отразился от его тела к моему, и я захотела, чтобы это случилось снова. Быть причиной его смеха.

Губы Оливера прильнули к моему уху, голос был низким, словно он делился секретом, предназначенным только для меня.

— Моя мама обожала эту штуку, настаивала, чтобы мы заполняли ее каждый раз, когда берем книгу с полки.

Как только он упомянул о своей матери, я перестала извиваться и уткнулась лицом в его шею, понимая, что учащенное биение его пульса происходит по другой причине. В блокноте хранились записи обо всех книгах, взятых из библиотеки. Более ста лет записей. Я перелистывала страницы, пока не наткнулась на детский почерк Оливера, фиксирующий книги для него и его сестер.

— Если ты не мог найти ее, она была здесь, погружена в книгу. Мой отец шутил, что она вышла за него замуж из-за библиотеки.

Я не могла винить ее. Это место было великолепным — если только потолок не обрушился бы на тебя, пока ты читал. Но риск того стоил.

— Спасибо, Лепесток. Это то, что я никогда не хотел потерять.

Его руки скользили от моих бедер к пояснице, пока я не поняла, что он делает. Он обнимал меня.

Он начал отстраняться, но я просунула свои руки сквозь его, обхватив его бицепсы, создавая подобие объятий в нашем положении, держась за него.

— Не за что, – не отпускай. Его руки обвились вокруг меня, сильные, успокаивающие, обнимающие меня так, что я поняла, он не позволит ничему причинить мне боль.

Мы лежали так какое-то время. Мои глаза закрылись, прижавшись к месту, где его шея встречалась с его небритой бородой, и это заставило меня улыбнуться, волосы касались моего лба. Меня даже не волновал запах пота от нас обоих после еще одного долгого рабочего дня, когда дни начали становиться теплее.

— Ты ведь хочешь покататься на тех лестницах, не так ли? – спросил он, медленно отпуская меня. Мне не хотелось отпускать его, но я не стала настаивать, чем бы ни был этот странный момент.

С его помощью мы поднялись с пола, ни один из нас не смог встретиться взглядом. Я оставила его наедине с его книгой, потому что действительно хотела покататься на лестнице. Каждая мечта, которую я когда-либо имела о доме, всегда включала в себя библиотеку с лестницами, чтобы добраться до всех книг. Легко мечтать о невозможных вещах, когда ты никогда их не получишь.

Подтянувшись, я оттолкнулась ногой, пытаясь читать корешки, пока скользила мимо, больше всего наслаждаясь атмосферой. Это было лучше, чем книжный магазин, в этой комнате я могла бы устроить свой дом.

Я наслаждалась поездкой, тем, как волосы поднимаются у меня на шее, даже не пытаясь сдержать хихиканье. Это было захватывающе. Я чувствовала на себе его взгляд, но дождалась, пока лестница остановится, и оглянулась на Оливера.

Из-за бороды, книги и его обычной сдержанности я не могла определить его настроение. Но я училась.

— Ну, каков вердикт?

Его взгляд опустился на книгу в его руках.

— Я долгое время не позволял себе думать о хороших воспоминаниях. В основном я старался не думать о плохих. Не мог позволить себе что-то еще. Но это…, – он прижал книгу к груди, к сердцу. — Это прекрасное воспоминание. Спасибо, – его глаза сияли от эмоций.

Это было ошеломляюще, когда он так сосредоточился на мне. Тяжесть его взгляда, его интенсивность были слишком невыносимы. Я уставилась на свои ноги.

— Не за что.

Каждый раз, когда я думала о последних восьми годах, его одиночестве в этом доме, моя душа болела. Мужчина, преследуемый прошлым, застрявший в нем. И, возможно, злой на мир, который двигался дальше без него.

— Это моя любимая комната в доме, – сказала я.

Его внимание все еще было сосредоточено на мне.

— И моя тоже.

— Я рада.

— Почему? – подозрение и интерес смешались на его лице.

— Потому что, как бы ты ни притворялся, что я тебя злю, это ещё одно доказательство того, что мы любим и ценим одни и те же вещи.

Он зарычал, и внезапно, с силой своего тела, прижал меня к ближайшему книжному шкафу, его руки по обе стороны от моих плеч, сжимающие деревянную полку.

— Я зол — ты права.

Его грудь тяжело вздымалась, когда он наклонился, почти уравняв нас в росте. Это было захватывающе, быть так близко к нему, чувствовать тепло его тела, искушение прикоснуться к нему.

— Меня злит мой дед и его принуждения.

Я не могла произнести ни слова, завороженная этим всплеском эмоций, пока он смотрел на мои губы. Сложные, разочарованные, и пылающие чем-то, что мое тело тоже ощущало, я потерла бедра друг о друга в попытке облегчить то, что нарастало внизу живота.

— Но это не то, что сводит меня с ума. Я злюсь, что ты носишь эти дурацкие подтяжки. Я злюсь, что ты находишься в каждой комнате, вторгаясь в этот дом. И я в ярости от того, как часто я думаю о том, чтобы поцеловать тебя.

Я была как расплавленная, с дрожащими коленями, от его слов. Столько облегчения от того, что я не одна испытываю эти чувства.

— Тебе бы помогло, если бы я сказала, что меня злит твоя борода?

Я провела рукой по краю его челюсти. Несмотря на дикий вид, волосы на ощупь были мягкими, как будто приглашали мои пальцы обосноваться там.

— Нет, – его голос был напряжен. — Я не думаю, что это поможет.

— Тогда, может быть, тебе стоит, эээ…, – я облизала губы, задержав взгляд на нем, — поцеловать меня.