В этом есть смысл, я просто тупица.

— Я беспокоюсь, что это может быть слишком больно, — признаюсь я. Не думаю, что я когда–либо говорила это вслух, даже Эм.

Выражение его лица серьезное.

— Это зависит от обстоятельств. Некоторые женщины почти не чувствуют боли в первый раз, в то время как другие не могут вынести, насколько это больно.

Зная мою удачу и несмотря на то, что я занималась балетом большую часть своей жизни, мой первый раз, вероятно, будет чертовски болезненным.

— Неужели парни думают, что это отвратительно, когда... Когда у женщин начинается кровотечение во время первого секса? Я слышала, что такое может случиться.

— Мальчики, возможно. — Кэл смотрит на меня так пристально, что его взгляд обжигает. — Мужчины этого не сделают.

Верно.

Кэл не мальчик, это до боли очевидно. Он самый высокий мужчина из всех, кого я знаю. Широкий. Большой. По–другому его не описать — Кэл просто огромен.

— Есть одна вещь, которую я хочу, чтобы ты усвоила прежде всего. — Его голос звучит так серьезно, что я напрягаюсь. Я не думаю, что, когда—либо слышала его таким, почти разъяренным на весь мир. И Кэл никогда, ни за что на свете не сердится. — И это сказать «нет». Не расстраивайся и не смущайся, если ты не готова что–то сделать, Грейс. Ты говоришь «нет», и все. Нет. Здесь нет места для аргументов, не нужно никого убеждать. И если он все еще попытается убедить тебя, убирайся оттуда, позвони мне, и я переломаю ему чертовы ноги.

Его внезапная властность заставляет меня поджать ноги, и желание ощутить любое трение внизу растет, пока это не становится почти болезненным.

Нет, нет, нет.

Я не должна была так думать о Кэле. Не тогда, когда Люк — отличный парень, который проявляет ко мне неподдельный интерес, а Кэл — не более чем друг. Лучший друг, с которым у меня установилась связь, более особенная, чем все, что я когда–либо чувствовала. И я не собираюсь этим рисковать. Во всяком случае, не тогда, когда он никогда не увидит меня в таком свете.

— Принято к сведению, — говорю я, надеясь, что он не замечает, насколько я взволнована.

— Еще какие–нибудь вопросы?

Много вопросов. У меня их много, и ни один из них не подходит.

— Откуда мне знать, когда нужно сделать этот шаг?

— Ты это почувствуешь.

Я скептически выгибаю бровь, глядя на него.

— Боюсь, это мало чем поможет.

Не говоря больше ни слова, он встает со своего табурета и встает между моих ног. Мне хочется отвернуться, чтобы он не видел моих покрасневших щек, но он нежно берет меня за подбородок, чтобы наши взгляды встретились. Он смотрит на меня темными глазами и с чем–то еще, чего я не понимаю. Он проводит подушечкой большого пальца по моей раскрасневшейся щеке точно так же, как он делает, когда вытирает мои слезы, и когда он немного наклоняется, я теряю возможность дышать. Он останавливается всего в паре дюймов от моего лица и спрашивает.

— Ты это чувствуешь?

О, боже мой. Этого не может быть на самом деле.

— Да, — выдыхаю я хриплым шепотом, который совсем не похож на мой голос. — Я понимаю, что ты имеешь в виду.

Он остается там, неподвижный и молчаливый, пристально наблюдая за мной. Его лицо никогда раньше не было таким непроницаемым.

— Хорошая девочка. — Он отстраняется без предупреждения. Моя кожа мгновенно скучает по теплу его прикосновений, а мое тело жаждет его близости. — В нужный момент ты почувствуешь нечто подобное. Ты узнаешь.

Я ерзаю на стуле, боль между ног становится невыносимой. Забудьте о словах и технических пояснениях. Что–то во мне хочет, чтобы Кэл показал мне это. Я хочу, чтобы он показал мне, каково это — разрушать мои стены.

— И что потом? — спрашиваю я почти застенчиво.

— Близость более инстинктивна, чем ты думаешь. — Когда он говорит, его голос звучит тихо. — Пусть все идет своим чередом, учись тому, что тебе нравится, говори «нет», когда чувствуешь себя некомфортно, и всегда следи за тем, чтобы он предохранялся. Если он откажется или скажет, что у него слишком большой член, ты встанешь и уйдешь, потому что он чертовски лжет.

Я усмехаюсь над этим, нормальность медленно окутывает нас снова, как утешительное одеяло. Пока мой разум не решает задаться вопросом, насколько велик Кэл, и боль между ног возвращается. Я ненавижу себя.

— Спасибо. — Я снова заставляю себя думать пристойно. — И мне жаль, если это было немного странно.

Глаза Кэла светятся пониманием.

— Это не было странно, Грейс. Не беспокойся об этом. Я рад, что ты спросила меня. Ты же знаешь, я бы сделал для тебя все, что угодно.

Но не мог бы ты показать мне, каково это?

Нет. Прекрати это.

Мне не следовало бы лелеять эту неосторожную идею. Если бы все полетело к чертям, и я потеряла из–за этого Кэла, как бы я двигалась дальше? Он стал таким важным человеком в моей жизни, что от одной мысли о его потере меня тошнит.

Но другая, гораздо более крошечная часть меня задается вопросом, что было бы, если бы наши отношения не полетели ко всем чертям. Если бы что–то еще расцвело в результате перемен.

Я подавляю эту мысль на корню.