— Что происходит в твоей голове, принцесса?

Уставившись в свой бокал, она бормочет:

— Все.

Придвигаясь ближе к ней, я снова кладу руку ей на ногу. Она напрягается, и это почти приводит меня в ярость, но быстро расслабляется. К черту Роджера Донована и его гниющий труп, где бы он ни был. К черту Уайатта Дэнверса и его болезненную одержимость моей девушкой. К черту Джулию Риву за то, что она вообще поставила Стеллу в такое положение, независимо от того, есть ли в этом ее вина.

— Все будет хорошо. Даю тебе слово.

Я разрываюсь между желанием успокоить ее и выследить каждого человека, который когда-либо причинил ей зло, и демонтировать их тела по одной конечности за раз.

— Я начинаю думать, что этого не будет. Все это полный пиздец, Джоэл. Я думала, что держу свою жизнь под контролем. Я действительно так и думала. У меня была приличная работа, уютная квартира. Я была... нормальной, впервые в жизни. А потом бац! Все рушится, — она невесело смеется про себя, затем к ней возвращается здравомыслие. — Я чувствую, что все, что я думала, что знаю о себе, было неправильным. Как будто я какой-то вымышленный персонаж в одной из дурацких пьес вселенной. Вся моя жизнь была ложью. И теперь это.

Я смахиваю слезу с ее щеки подушечкой большого пальца.

— Расскажи мне еще один секрет.

Она усмехается.

— Тебе не кажется, что я уже достаточно поделилась?

— Нет. Ты поделилась самым важным, но я хочу знать больше.

Мне нужно знать больше.

Она качает головой, но я знаю, что она обдумывает это. Это заняло всего несколько дней, но постепенно ее стены рушатся. Она открывается мне, и я был бы дураком, если бы думал, что это не какой-то особенный гребаный феномен.

Вспоминая кое-что из того дерьма, которое много лет назад наговорил мне мой военный психотерапевт, я говорю ей:

— Я думаю, в глубине души тебе нравится, что я знаю, потому что это означает, что тебе есть с кем нести это бремя. Тебе есть с кем поделиться своими маленькими грязными секретами. В конце концов, секреты любят компанию. Но ты владеешь своей жизнью, Стелла. Ты владеешь своим опытом, своими воспоминаниями, своими травмами. Тебе решать, как с ними справиться, как они повлияют на тебя. Власть в твоих руках. Не у меня. Не у Роджера Донована или Уайатта Дэнверса. Ни у кого, кроме тебя.

Теперь в ее глазах появилась ясность, как будто она наконец-то приняла свою судьбу.

— Я знаю, у тебя припрятано еще много чего, Стелла. Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.

Ее решимость слабеет, пока она размышляет, разумно ли с нашей стороны играть в эту игру. Я уже знаю, что это не так, но мне похуй.

Она открывает рот, затем снова его закрывает.

— Скажи это, детка. Я хочу услышать каждую грязную, больную, ебанутую вещь о тебе. Расскажи мне обо всех твоих недостатках и тьме. Я съем это дерьмо, как конфету.

Она тяжело сглатывает и закрывает глаза. С покрасневшими щеками и глубоким, успокаивающим дыханием она признается:

— У меня никогда не было оргазма с мужчиной... пока… ты знаешь.

Ну, трахни меня сбоку. Мое эго раздувается до размеров Техаса. Я сделал это ради нее. Именно тогда я решаю, что дарить Стелле что-то впервые — это чертовски невероятно, и я хочу делать это чаще. Но я ничего из этого не выражаю, потому что это о ней. Только о ней.

Стелла невинно смотрит на меня, как будто то, что она только что сказала, не должно меня касаться.

— Вот насколько я облажалась. Я не могла… Я думала, Роджер разрушил меня навсегда. Но потом я встретила тебя и...

— И что же, принцесса?

Ее взгляд опускается на мою грудь.

— Я поняла, что на самом деле значит быть разрушенной мужчиной.

Моя грудь сжимается, а кровяное давление подскакивает до небес. Правда может либо освободить тебя, либо разорвать в клочья. Так или иначе, в этом есть и то, и другое.

— Посмотри на меня, — требую я. Она качает головой. — Я сказал, посмотри на меня, черт возьми.

Ее взгляд скользит вверх по моей шее к глазам. Я беру ее лицо в ладони и тщательно обдумываю свои следующие слова. Стелла пугается легко, и я отказываюсь быть причиной, по которой она потеряет достигнутый прогресс.

— Джоэл.

То, как мое имя слетает с ее языка — так чертовски сексуально.

— Я не знаю, что делать, — признается она, и мне чертовски больно смотреть, как она, такая сильная и способная, борется с этим.

— Тебе не нужно ничего делать прямо сейчас.

Я сажаю ее к себе на колени и обнимаю, давая ей разрешение, которое, по ее мнению, ей нужно, уткнуться лицом мне в грудь и разрыдаться. Это больше, чем просто ее слезы, которые я отчаянно хочу впитать. Я хочу каждую каплю боли, которую она чувствует. Каждый парализующий страх. Каждый ужасный кошмар, который преследует ее. Я бы забрал у нее все, если бы мог.

Я целую ее в макушку, вдыхая аромат ее шампуня, когда она сжимает мою спину, ее ногти впиваются в мою кожу через рубашку. В конце концов, ее рыдания превращаются в всхлипы и икоту.

— За последнюю неделю я плакала больше, чем за пятнадцать лет, — бормочет она мне в рубашку. — Ты, должно быть, думаешь, что я сумасшедшая.

Я хихикаю, но не отвечаю, потому что.... ну. Если ты ходишь, как утка и говоришь, как утка, ты и есть утка…

Она поднимает голову и смотрит на меня сквозь влажные ресницы.

— Здесь ты должен убеждать меня, что я на самом деле не сумасшедшая. Что я просто прохожу через это.

Ухмылка растягивает мои губы.

— Решил, что лучше держать рот на замке, чем лгать тебе.

Я наматываю ее волосы на кулак и откидываю ее голову назад, прикасаясь своими губами к ее губам. Ее губы — сладко-солоноватый коктейль из красного вина, слез и отчетливого вкуса, который присущ исключительно Стелле.

— Ты ходишь по тонкому льду, — предупреждает она. — Но спасибо тебе.

Я прикусываю ее нижнюю губу.

— За что, детка?

— За то, что ломаешь меня.

Я целую ее в лоб, проглатываю неуместный комментарий, который хотел сделать, затем усаживаю ее обратно на диван.

— Подожди здесь.

Она моргает, на ее лице появляется озадаченное выражение, и я исчезаю в конце коридора. Через несколько минут я возвращаюсь в гостиную и нахожу Стеллу, озабоченно присевшую на краешек стула с пустым бокалом вина в руке. Я беру у нее бокал, доливаю в него, затем веду ее по коридору в гостевую ванную комнату. Я бы предпочел, чтобы она спала со мной в моей постели, но я знаю, что она к этому не готова. И после того, как она освободилась от своего прошлого и рассказала мне все до мельчайших подробностей о нападении Роджера, мне с трудом удается побороть свое чувство вины за то, что я когда-либо выталкивал ее из зоны комфорта. Хотя я знаю, что именно это и должно было произойти.

— Ты приготовил мне ванну? — спрашивает она, удивленная моим жестом.

Я ставлю ее бокал на бортик ванны и поворачиваюсь к ней.

— Неужели так трудно поверить, что я хочу, чтобы тебе было комфортно, пока ты остаешься в моем доме?

Она закусывает нижнюю губу, в ее глазах появляется игривый блеск.

— Я просто не думала, что ты парень, которого это сильно волнует.

Я скрещиваю руки на груди и ухмыляюсь ей сверху вниз.

— Это ужасно самонадеянно с твоей стороны.

Она смотрит на поднимающиеся в ванне пузырьки пены, затем снова на меня.

— Ужасно самонадеянно с твоей стороны думать, что я просто собираюсь раздеться перед тобой.

— Я тебя об этом не просил.

Этот игривый блеск растворяется в воздухе.

— О.

Я иду к двери, останавливаясь, прежде чем оставить Стеллу одну, чтобы она расслабилась.

— Можешь отдыхать столько, сколько захочешь. На кухне есть еще вино, если хочешь. Я не держу много еды, потому что нечасто бываю дома, но если ты проголодалась, мы можем сделать заказ. В противном случае чувствуй себя как дома.

Затем я выхожу из ванной, аккуратно закрывая за собой дверь и поправляя свой стояк в штанах.

Господи Иисусе. Я в полной заднице.