- Вот кое-что, чего вы обо мне не знаете, — сказал Сайрус. - Я нахожусь в терапии. Идея Паулины, но теперь я новообращенный. Мой терапевт, она юнгианка. Юнг был немного неуклюжим, но он помог мне раскрыть множество дел.

- Очень впечатляюще для человека, который умер более пятидесяти лет назад.

- Верно. В любом случае, у него была идея, что людям нужны секреты. Тайна – это то, что отделяет вас от массы. Именно этот секрет делает вас личностью.

- И в чем суть?

- Не знаю. Просто кажется интересным, что вся твоя жизнь — это секрет — по собственному выбору. Как вы думаете, почему? Вы думаете, может быть, вам нравится быть отделенным от других людей? Может быть, других священников?

Викинг усмехнулся, совсем чуточку.

- Стоит учесть.

- Зачем вам становиться священником, если они вам, ну, не нравятся? Или хотите быть похожими на них?

- Сайрус, обещаю, вы не захотите приближаться к моей душе. Вам лучше идти с завязанными глазами по действующему минному полю.

- Так плохо?

- Хуже.

- Хорошо. Теперь я не расстраиваюсь из-за того, что задаю вам жуткий вопрос.

- Вы меня заинтриговали. Если вы сможете меня напугать, я буду очень впечатлен.

Священник. Садист. Спит с доминатрикс. Да, наверное, придется приложить немало усилий, чтобы спугнуть этого старика.

- Говоря о священниках и смерти: что заставляет священника хотеть покончить с собой? Это не просто грех. Это грех. Самый большой грех. Грех, из-за которого тебя выгоняют с кладбища. Вы можете застрелить человека и все равно попасть на кладбище. Но застрелиться самому? Вот и все. Вы изгнаны Даже мертвецы не хотят, чтобы ты был рядом с ними.

- Я думаю, как обычно. Депрессия. Психическое заболевание. Травматическое событие. Все это может усугубляться одиночеством католического священника. Нет супруга, которому можно довериться, очень мало близких друзей. Кроме того, существует эффект аквариума. За нами наблюдают. Нас видят. Нас возводят на пьедесталы, которым мы не принадлежим. Большинство мужчин чувствуют необходимость сдерживать свои эмоции, и священники тоже испытывают это. Но в то время как другим мужчинам разрешено, по крайней мере, выражать гнев, от священников ожидается, что они всегда будут благочестивыми и совершенными. Нам отказывают даже в тех выходах, которые разрешены другим мужчинам.

Сайрус кивнул. Он не мог себе представить, как тяжело будет жить без Паулины.

- А вы? Можете ли вы придумать что-нибудь, что заставило бы вас захотеть это сделать?

- Ах, вот и жуткий вопрос?

- Чертовски жуткий, - сказал Сайрус. - Можете не отвечать, если не хотите.

Сорен глубоко вздохнул.

- Двух людей в моей жизни я люблю больше всего, я причинил им обоим глубокую боль. Предал их, их доверие, их любовь ко мне. И даже тогда я всегда верил, что раны заживут. И они оба тоже нанесли свою долю ущерба. - Он снова сделал паузу. - Я бы сказал, что единственное, что могло бы вызвать у меня искушение покончить с собой, это если бы я причинил вред своему сыну или почувствовал искушение причинить вред ему. Мой отец... он причинил боль моей сестре. И мне, когда пытался это остановить. Да, если бы у меня возникло искушение причинить вред ребенку, особенно моему ребенку, у меня было бы очень сильное искушение покончить с собой.

- Вам не придется убивать себя, — сказал Сайрус. - Вы обидели ребенка? Я бы сделал это за вас.

— И я был бы благодарен вам за то, что вы избавили меня от неприятностей.

— Вы думаете, это что-то значит, что он сделал это в том домике на Благовещенской улице? – спросил Сайрус.

- Конечно, он хотел уединения.

- У него была машина. Он мог уехать вникуда и там это сделать.

- Верно. Возможно, дом имел для него особенное значение?

— Насколько я знаю, — сказал Сайрус. - Но я еще не рассматривал эту точку зрения. Дом заперт на уборку. Я посмотрю, смогу ли я войти, осмотреться.

Они приближались к стоянке. Сайрусу не терпелось сесть в свою машину с кондиционером, вернуться домой и принять душ. А потом он может вздремнуть. Чертовски долго.

Он тихо присвистнул, когда увидел транспорт Сорена. Черный мотоцикл Дукати.

- С кем нужно переспать, чтобы получить такой же?

- Это была взятка, — сказал Сорен, вынимая шлем из седельной сумки. - Мой отец, который был подлым во всех отношениях, делал все возможное, чтобы помешать мне присоединиться к иезуитам и стать священником. Угрозы насилия. Угрозы публичного унижения. Угрозы причинить вред тем немногим людям в моей жизни, которых я любил. В конце концов он прибег к простому подкупу. Иезуитам не разрешается владеть личной собственностью, все находится в общей собственности. Если бы я хотел оставить байк себе – что я, конечно, и сделал – мне пришлось бы уйти от иезуитов.

- Но вы оставили.

- Мой отец не знал о лазейке — иезуит может попросить разрешения оставить подарки себе. Иногда разрешение дают, обычно на мелкие личные вещи, редко на большие и дорогие вещи. Однако мой советник и духовник разрешил мне оставить мотоцикл себе. Я думаю, что его точные слова были: «Дукати оставь себе. Твой отец может отправиться в ад». И когда он умер, он это и сделал.

- Черт, - сказал Сайрус. - Вы довольно холодны для священника.

- Вы мало что знаете о священниках, если думаете, что мы лучше, чем все остальные люди. Я живое тому подтверждение. На самом деле, если бы у меня был один совет, который я мог бы дать вам, пока вы расследуете дело…

- Я воспользуюсь им, - ответил Сайрус.

- Предполагайте худшее.