«Битва за Британию вот-вот начнется. Так давайте соберемся с духом для выполнения нашего долга и будем держаться так, что, даже если Британская империя и Содружество просуществуют еще тысячу лет, люди скажут: „То был их звездный час!“»
Тогда я еще не осознавала, насколько опасным было наше положение. Если бы широкая общественность узнала об этом, то это нанесло бы жестокий удар по нашему духу. Слова господина Черчилля окрыляли, тогда, когда правда могла раздавить. Британское истребительное командование насчитывало шестьсот фронтовых истребителей для защиты всей страны; у немцев было более тысячи трехсот бомбардировщиков, девятьсот одномоторных и триста двухмоторных истребителей, готовых к нападению. Рада, что тогда этого не знала.
И то было только началом.
Изо дня в день немецкие бомбардировщики штурмовали аэродромы истребительного командования. Изо дня в день Королевские военно-воздушные силы вылетали навстречу, доводя себя и самолеты до сверх предела. Изо дня в день насчитывали потери, число летчиков уменьшалось, оставляя пустые сиденья там, где несколько часов назад рассиживались товарищи.
Бомбы обрушивались, когда велась битва за воздух, которым мы дышали. С неба, подобно эпидемии, вражеские самолеты все приближались, приближались, приближались. День проходил за бесконечным днем, и Гарри писал, что ожидание предупреждения с радара еще хуже, чем боевые действия.
Черчилль противостоял словами, ибо это все, что оставалось, пока Королевские военно-воздушные силы продолжали играть роль Давида против безжалостного Голиафа.
«Никогда», — заявлял Уинстон Черчилль, — «в истории человеческих конфликтов еще никогда столь многие не были обязаны столь немногим».
Многие. Немногим. Лишь немногих будут встречать барабан с трубой. Восемнадцатилетние пилоты, которые не состарятся. Я молилась за Гарри.
Во время прослушивания речи премьер-министра я приняла решение. Храбрецы, вроде Гарри, сражались за свободу Британии. Я не могла спокойно отсиживаться три года в Оксфорде, пока другие рисковали своими жизнями. Попросту не могла.