Глава третья
Лондон, 10 сентября 1939 год
Сильвия
Гарри сделал предложение за сдобными булочками и чашечкой чая в «Угловой дом Лайонса».
— Послушай, Сильвия, знаю, что ты безумно молода, и мы обсуждали, что должны подождать…
Он застал меня врасплох, и я так крепко сжала булочку, отчего та развалилась между пальцами; пришлось смахнуть крошки на тарелку.
Гарри улыбнулся. Парень привык к моей неуклюжести и по-прежнему любил меня. Он потянулся через стол и взял за ладонь, мягко сжимая ее.
— Прелестная голубка, — произнес он; добрые карие глаза излучали любовь. — Ты мое солнышко, ты знаешь это, так ведь? Ты осчастливишь, если выйдешь за меня замуж сию же минуту. Согласишься? Окажешь ли честь, став моей женой, делая меня самым удачливым мужчиной на Земле?
Я была ошеломлена и счастлива, обрадована и встревожена; столько эмоций расцвело внутри. Моя рука метнулась к груди, а щеки зардели волной румянца. То был не сон. Он и в самом деле сделал предложение. Я, конечно, задумывалась об этом. Какая юная особа не грезит о кавалере? Воображает себе белоснежное изумительное платье, фату, лепестки роз, усыпанные на пути и мужчину-мечты, стоящего во весь рост и красивого, сердце его — открытая книга, а глаза — заявляют о любви. Мне казалось, что этот день наступит спустя годы, но треклятая война перечеркнула все. В то пору лишь это событие было на слуху.
Всего через несколько дней после речи мистера Чемберлена правительство опубликовало ряд правил, которых нужно было придерживаться:
• Не выбрасывать еду;
• Не вести беседы с незнакомцами;
• Держать всю информация при себе;
• Всегда слушать указания правительства и выполнять их;
• Обо всем подозрительном сообщать в полицию;
• Спрятать все, что может помочь врагу в случае вторжения.
В случае вторжения! Представляете каково было? Поверить в то, что мистер Гитлер находится всего в двух шагах, по другую сторону от Ла-Манша?
Мама приобрела в «Шерстяная ценность» плотный шерстяной материал и сшила затемненные шторы, которые я помогла подшивать, и мы развесили их на все окна в доме и все наружные двери, затем забили все щели коричневой бумагой и картоном. Мы были предупреждены, что даже мерцание может указать нацистским бомбардировщикам на цели. Все дома и магазины с заката до восхода обязаны были соблюдать режим затемнения; если свет просачивался, на вас могли доложить уполномоченному по гражданской обороне; я слышала, что одной семье за непослушание швырнули кирпич в окно. Каждый уличный фонарь был погашен, вследствие чего участились дорожные происшествия. Мы приучились облачаться в белую одежду и ношению газеты в руках во время передвижения по неосвещенным улицам, но невзирая на это, ближе к концу года на темных дорогах погибло более четырех тысяч человек. Считаются ли они жертвами войны? А ты? А я?
Позднее поэт У.Х. Оден пишет «о светлых и темных участках земли», и я допускаю, что для него, пребывающего в безопасности в Нью-Йорке, эти слова являлись метафорой, однако для нас они были явью.
Отец заставлял отрабатывать учения на случай отключения электроэнергии; наша семья была не единственной. Мы должны были укрываться в шкафу под лестницей, если вдруг Гитлеру взбрело бы в голову разбомбить Годалминг.
Лондон пустовал без детей; на улицах и в школах царило безмолвие — триста тысяч мальчиков и девочек были эвакуированы в сельскую местность за два дня до официального объявления войны. Видите ли, мы этого ожидали, но верить не хотелось. Мы крепко цеплялись за надежду на «Мир для нашего поколения», декларацию, с которой мистер Чемберлен выступил годом ранее. Теперь более миллиона детей по всей Британии были выдворены из своих домов, многие из них были слишком малы, чтобы понять происходящее.
Городок, в котором я проживала, располагался всего в сорока милях от Лондона. Он стал местом назначения для эвакуированных. Я видела длинную вереницу детишек, поднимающихся от железнодорожного вокзала: девочки в красивых воскресных платьицах, мальчики в коротеньких брюках и школьных кепках, с адресными табличками на шее, точно маленькие свертки. Они направлялись в эвакуационный пункт в Манстед-Хаус. Генерал Фрейбург предоставил убежище целому детскому саду из юго-восточного Лондона. Поговаривали, что он был веселым и добрым мужчина, несмотря на немецкое имя, и предоставлял бедным бездомным мальцам выращенные дома овощи и поношенную одежду.
Слава богу, что пункт не превратился в укрытие — это случилось позднее во время войны, когда состоятельные люди съезжались из городов в отели и величественные дома загородом, спасаясь от бомбежек, которые пришлось переживать более бедным людям.
В ближайшие месяцы с дорог и железнодорожных станций по всей стране будут сняты указатели. Было заявлено, что это собьет с толку Джерри и замедлит их вторжение, которое как все знали, должно было произойти. Несколько месяцев назад каждому выдали противогаз — даже младенцам. Если вас застигли врасплох на улицы во время газовой атаки, по рекомендациям правительства нужно было приподнять воротник, чтобы газ не стекал по шее, и натянуть перчатки или сунуть руки в карманы, дабы горючий газ не коснулся открытых участков кожи. Бомбардировка Герники во время Гражданской войны в Испании двухгодичной давности наглядно продемонстрировала какие кошмарные события происходят, когда бомбы сбрасывают на мирных жителей; правительство сообщило, что нацисты, скорее всего, будут прибегать к использованию отравляющего газа. Отец служил на Ипре в 1915 году и уже понимал, что это значит. Его легкие были разрушены, и он рассказывал, что до сих пор ощущал вкус иприта, когда покашливал, что происходило часто. Не знаю, приносило ли поднятие воротника какой-то пользы.
Во всяком случае, было противозаконно выходить из дома без противогаза.
Но все это не имело значения, когда мужчина, которого я любила, делал предложение по ту сторону красно-белой скатерти, накрытой для послеобеденного чая.
— Ох, Гарри! Конечно согласна!
Он сжал мои пальцы.
— Спасибо, дорогая. Ты сделала меня таким счастливым. Клянусь, что сделаю все возможное, чтобы и ты была счастлива, — отпустил мою руку. — Страшно рад, что ты согласилась, поскольку я заглянул в магазин старого приятеля-еврея в Хаттон-Гарден и купил тебе это.
Гарри пошарил пальцами, затем достал маленькую бархатную коробочку, внутри которой было золотое кольцо с одним бриллиантом, сверкающим в электроосвещении.
Я затаила дыхание, когда он надел колечко на безымянный палец левой руки. Это была милейшая вещь, которую я когда-либо лицезрела за все свои семнадцать лет. Завороженно наблюдала за тем, как украшение отбрасывает искрящуюся радугу по белоснежным стенам.
— Как думаешь, сможешь ли в течение недели организовать свадьбу? — поинтересовался Гарри с искренним выражением лица. — Ма поможет. Она обожает тебя почти так же, как я, — и одарил меня мальчишеской улыбкой, от которой внутренности словно застуденились.
— Боже! Без понятия. Полагаю, смогу.
— Львиная доля парней находятся в таком же положении, поэтому не исключаю, что регистратор может быть немного занят. — Он ободряюще усмехнулся.
Моя улыбка дрогнула. Совсем не то, что я себе воображала. Свадьба в регистратуре казалась постыдной, бесчестным событием, подходящим только разведенным и несчастным женщинам, которые были З.Б.Р. — забеременевших без разрешения.
— Ох, голубка, — Гарри вздохнул, — помню, ты всей душой мечтаешь о венчании в церкви и прочей милой ерунде, однако мы ни за что не сможем сделать это все за неделю.
Возможно, он увидел, как дрогнули мои губы, ибо казалось, что его собственное сердце раскололось от любви, сожаления и вины.
— Вот что я скажу: когда я вернусь после того, как задам Гуннам хорошую взбучку, мы устроим грандиозный праздник, о котором мечтаешь. Мы… мы устроим пышную вечеринку в отеле Лайт-Хилл и пригласим всех наших друзей и родственников, кого только сможем. О, Сильви, дорогая, если бы я только мог, то подарил бы тебе луну и звезды!
Я смахнула слезы и высморкалась в носовой платочек. Не свадьба была важна, а брак.
— Конечно, Гарри. Глупо с моей стороны. Поговорю с мамой и… — я ахнула, — а как же отец?
Гарри самодовольно заулыбался.
— Я попросил его разрешения вчера вечером после того, как отвез тебя домой из кинотеатра. Он даже открыл бутылку хереса. Думаю, теперь я нравлюсь ему намного больше, ведь собираюсь отправиться и выполнить свой долг перед Королем и страной.
— До чего же ты храбрый, — сказала я. Он выглядел чрезвычайно бравым в новехонькой форме Военно-воздушных сил. — Но хотелось бы, чтобы ты не вызывался добровольцем. Буду безумно скучать по тебе.
— Вероятно, я буду ужасным пилотом, и окажусь в Богноре вместо Берлина, — хихикнул он, но я не улыбнулась.
Стало по-настоящему тревожно. Он так скоро уезжал.
— Ох, Гарри!
— Ты ведь будешь писать, правда? — вопросил Гарри, внезапно посерьёзнев. — Буду полагаться на письма из дома.
— Конечно, буду. Каждый день.
Он коснулся кольца на моем пальце, его глаза были полны восхищения и изумления. Я хотела, чтобы он всегда смотрел на меня так.
— Миссис Гарри Вудс, — с придыханием произнес Гарри, пробуя мое будущее имя и тоскливо улыбаясь.
— Жду не дождусь, чтобы стать твоей женой, — призналась я.
Эти слова были произнесены от всего сердце.
— Может, забронировать комнату в Лайт-Хилл на брачную ночь? Понимаю, что это не очень походит на медовый месяц, но даю обещание, что отвезу тебя куда-нибудь в первый же отпуск. Что думаешь о Девоне? Помню, ты любишь купаться в море.
Жар разлился по щеках и в глазах защипало от слез. Провести ночь напролет вместе в качестве мужа и жены. Он действительно был самым замечательным, заботливым мужчиной… женихом. Гарри будет удивительным мужем, я была уверена в этом.