ГЛАВА 2

Риона

— О'Мэлли пошел за машиной, сэр, - говорит нам начальник службы безопасности моего отца Брейден, пока мы ждем дежурного на стойке проверки пальто. Как и мама, Брей переехал сюда с родины, и его акцент такой же сильный, как и двадцать лет назад, когда он впервые ступил в Америку. — Это должно занять еще всего несколько минут. Я буду ждать у двери. Я приду за тобой, когда он подъедет.

Как и у моего отца, у него более коренастое телосложение. В отличие от моего отца, у него нет кишки. Его волосы сбриты близко к голове, а рыжая борода, выдающая его ирландское происхождение, длиннее, но все же ухожена. Хотя он не очень разговорчивый человек, и я могу пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз я видела его улыбку, он всегда был добр ко мне. Честно говоря, если бы я когда-нибудь оказалась в затруднительном положении и нуждалась в помощи, я бы позвонила именно ему. Мои родители были бы моей последней надеждой, а мой брат… ну, мне пришлось бы буквально умирать, чтобы позвонить этому человеку, и даже тогда смерть может быть лучшей альтернативой. Иметь какой-либо долг у Тирнана — это последнее, чего я хочу.

Мой отец почти не замечает Брея, когда он уходит от нас, он слишком занят, бормоча о чем-то с Тирнаном. Сегодня вечером мне каким-то образом удалось избежать их обоих, и после стычки с Полиной я больше никогда не разговаривала с мамой. Это не значит, что я ее не слышала. Ее адский фальшивый смех имеет тенденцию отзываться эхом.

В общем, сегодня могло быть и хуже. Это было чертовски скучно, но я больше не была вовлечена в неловкие разговоры, и мой отец не пытался познакомить меня с потенциальными будущими мужьями.

Да… мужья.

Я никогда не была наивная в отношении того, каким будет мое будущее. Как дочь, меня никогда не собирались готовить к тому, чтобы взять на себя управление бизнесом, как это сделал Тирнан. Во всяком случае, они изо всех сил стараются держать меня в тени этой стороны нашей семьи. Это не значит, что у меня нет склонности подслушивать. Что я могу сказать? Наш дом старый, и через вентиляционные отверстия передается больше голосов, чем настоящего тепла.

Моя единственная ценность в этом мире, в котором я выросла, — это моя фамилия и мое чрево. Обе вещи будут проданы с аукциона тому, кто предложит самую высокую цену, когда придет время. И это время быстро приближается. В двадцать четыре года меня уже считают старой в глазах некоторых людей. Большинство предпочитает выдавать своих девочек замуж к восемнадцати годам. Моя ошибка много лет назад дала мне несколько дополнительных лет одиночества, но это лишь вопрос времени, когда они найдут достойного мужчину, готового не обращать внимания на мой недостаток.

Если бы не родители моей матери, я уверена, что меня бы выдали замуж на следующий день после того, как мне исполнилось восемнадцать, но они настояли на том, чтобы я поступила в колледж до того, как это произошло. Мой дедушка — босс в Ирландии, и я совершенно уверена, что мой отец боится своих родственников. Каждый день, когда я училась в Нью-Йоркском университете, я молчаливо благодарила бабушку и дедушку за то, что они вмешались и подарили мне этот маленький вкус независимости.

Эти короткие несколько лет — единственный настоящий вкус, который мне будет дарован. После того, как я выйду замуж, я обменяю свой образ невинной дочери-бандита на образ благовоспитанной бандитской домохозяйки. Если я не хочу позорить свою семью и мужа, они будут ожидать, что я забеременею в течение первого года брака.

Домашняя жизнь – мечта многих женщин; частоколы, золотистые ретриверы и минивэны, полные хихикающих детей, — конечная цель.

Для меня это звучит как еще одна клетка.

Девушка быстро кивает мне, передавая мое длинное черное пальто и снова исчезая между вешалками с другой верхней одеждой. Едва я отвернулась от нее, как шерстяная ткань выдернулась у меня из пальцев.

— Я понял, – Тирнан одаривает меня своей фирменной улыбкой, которая изображает нечто более зловещее, чем настоящее счастье, и протягивает мне пальто, чтобы я могла легко в него скользнуть.

— Я более чем способна надеть собственное пальто.

Его карие глаза, такого же цвета, как у нашего отца, темнеют, а уголки рта сжимаются сильнее.

— Я знаю, но я хотел помочь, – я смотрю на него еще секунду, размышляя, стоит ли вообще с ним бороться, прежде чем сдаться и повернуться к нему спиной. Знаешь, как говорят: никогда не следует поворачиваться спиной к пуме? Это похоже на это.

Я своими глазами видела, что происходит, когда он впивается когтями в добычу, и это некрасиво. Я не раз просыпалась от кошмаров той ночи. В ту ночь все мои подозрения относительно брата подтвердились самым кровавым образом.

Мое тело болит от усилий, необходимых для того, чтобы оставаться неподвижной, и это настоящее испытание моей силы воли: я не вздрагиваю, когда чувствую, как его теплые пальцы скользят по коже моей шеи. Я вообще перестаю дышать, когда он собирает длинные пряди моих застрявших волос и вытаскивает их из воротника.

Его руки прижимаются к моим плечам, и его дыхание щекочет мне ухо, когда он шепчет:

— Вот и все.

— Спасибо, — бормочу я, делая два шага вперед, как только его руки оторвались от моего тела.

Тирнан не всегда плохо уважал мое личное пространство. Большую часть моего детства было чудом, если он вообще со мной разговаривал. Однако кое-что произошло, когда мне исполнилось тринадцать. Внезапно я не могла находиться с ним в одной комнате без того, чтобы он не находил повод прикоснуться ко мне. Подобно тому, что было минуту назад, все они были, казалось бы, невинными прикосновениями.

В то время как мои родители ведут себя так, будто я невидимка, и не смотрят на меня, расчетливый взгляд Тирнана прикован ко мне чаще, чем мне бы хотелось. От этого темного взгляда у меня мурашки по спине бегали уже более десяти лет. Он не сделал мне ничего такого, что можно было бы считать проблемой, но все во мне говорит мне, что он думал об этом… что победа голосов в его голове — лишь вопрос времени.

— Мама сказала, что познакомила тебя с женщиной Козловой.

Он засовывает руки в карманы пальто, как будто пытается выглядеть непринужденно. В чем-то он с треском проваливается. Неважно, как он стоит, безумие, исходящее от него, практически осязаемо.

— Да, — киваю я, не понимая, к чему это приведет, но еще больше подозрительно отношусь к странному взаимодействию с Полиной ранее. Что-то определенно происходит, и мне не нравится оставаться в темноте.

— Что ты о ней думаешь?

О да, я не попадусь в эту ловушку, поэтому лгу.

— Я говорила с ней всего мгновение, Тирнан. С моей стороны было бы нечестно составлять мнение о ком-то на основе мимолетного разговора, – у меня кружится голова. — Разве ты не согласен?

Меня избавляет от необходимости продолжать этот разговор, когда снова появляется Брей и жестом предлагает моему отцу следовать за ним до выхода. Отойдя на пару шагов назад, я жду, пока Тирнан пойдет впереди меня, чтобы я могла продолжать поддерживать дистанцию, которую установила между нами.

Опустив голову и глядя на блестящие мраморные полы вестибюля отеля, я молча следую за ними всеми. Я сделала не больше пяти шагов, когда почувствовала, как волосы на затылке встают дыбом, а кожу головы покалывает от осознания. Это ощущение отличается от обычного, которое я испытываю, когда Тирнан пристально смотрит на меня. Это все еще вызывает у меня тревогу, сообщая мне, что в толпе скрывается что-то опасное, но это уже не та опасность, которую исходит от моего брата. Это та опасность, которую я наслаждаюсь… та, которую я изо всех сил стараюсь найти. Чтобы убедиться, что звук исходит не от него, я поднимаю взгляд на спину брата, но он так и не находит его, потому что прямо на моем пути стоит кто-то еще.

Один взгляд на его пугающе симметричное лицо, и я застываю на месте, воздух яростно высасывается из моих легких. Его волнистые волосы черные, такие черные, которые не отражают свет, а поглощают его, а глаза цвета неба, когда надвигается гроза, каждый раз, когда он моргает. Энергия вокруг его высокого тела такая же притягательная и живая, как буря в его глазах. Воздух вокруг него пропитан злобой, которая, если бы я была нормальной, уверена, отпугнула бы меня.

Думаю, мы уже установили, что я ненормальная и что я бегу не от страха, а навстречу ему. Даже в ущерб себе.

Я знаю, кто он. Конечно, я знаю, кто он. Весь Нью-Йорк знает, кто этот человек, а если по какой-то причине не знают, то знают его имя. Его имя чуть ли не более известно, чем он сам. Это имя я слышала, как мой отец ругался чаще, чем я могу сосчитать. Его испуганно шепчут по всему городу и за его пределами, и, глядя на него сейчас, я не сомневаюсь, что он стонал так же часто.

Эмерик Бэйнс — человеческое воплощение самого греха.

Приоткрытыми губами я делаю свой первый судорожный вдох с тех пор, как оказалась в ловушке его прицела. Как хищник, он склоняет голову набок и неторопливо осматривает меня. Моя кожа нагревается от следа, который оставляют его глаза. В моем длинном пальто я практически полностью одета, и все же он заставляет меня чувствовать, будто я стою здесь голая.

Семья Бэйнс выставляет другие семьи организованной преступности дилетантами. Как будто они не более чем преступники-любители. И все это благодаря Эмерику и его безжалостности. Он взял то, что создали его предки, и превратил это в нечто большее. Влияние его семьи выходит далеко за пределы города, и говорят, что теперь они даже дергают за ниточки в правительстве. Это никогда не будет подтверждено, но, взглянув на этого человека сейчас, я понимаю, что это правда. Чистая сила просачивается из пор Эмерика Бэйнса, и я чуть не задыхаюсь от нее, жадно вдыхая ее. Я не сомневаюсь, что его сила успешно проникла в Вашингтон.