Я знал, что хочу именно этого, но осознание того, что мне не удалось поместить в нее своего ребенка, поразило меня сильнее, чем я мог предположить.

Когда я беру ее на руки и кладу на столешницу перед собой, Риона недоуменно вскидывает брови. Ее замешательство только усиливается, когда я делаю шаг между ее раздвинутыми коленями и провожу рукой по мягкой и предупредительной внутренней стороне бедра.

— Что ты…

Ее вопрос прерывается ошеломленным вздохом, когда два моих пальца погружаются в нее. Она отталкивает мои руки, в ее глазах отражается ужас.

— Прекрати. Кровь...

Мои глаза смотрят на багрового цвета пальцы, когда я вытаскиваю их из ее жара.

— Эмерик?

Мое имя на ее губах - едва слышный выдох воздуха.

Прошел всего месяц. Это может занять время. Ты должен быть терпеливым.

— Это могло быть… Я хотел, чтобы это был мой ребенок.

Разочарование в моем тоне очевидно для моих ушей, и я не сомневаюсь, что Риона тоже это уловила. То первобытное желание, которое прорвалось к жизни, когда я впервые вошел в нее, царапает меня, пока моя голова наполняется видениями, как ее живот раздувается от жизни, которую я в нее вложу. Жизнь, которая представляет собой идеальное сочетание нас обоих.

— Твой малыш, — медленно повторяет она, словно изо всех сил пытаясь произнести в рот эти два слова.

На мгновение в полной ошеломленной тишине Риона присоединяется ко мне, глядя на полосы крови на моих пальцах. В ту секунду, когда она выходит из тумана, вызванного неверием, ее ладони хлопают меня по груди и отталкивают назад.

— Эмерик, черт возьми, Бэйнс, ты пытаешься меня сбить с толку?

— Ты моя жена. Было бы это так неправильно с моей стороны? — парирую я после того, как вернул себе пространство, которое она только что пыталась создать между нами.

Розовый румянец, который остался на ее щеках после горячего душа, стал еще глубже, а ее сверкающие глаза сверкали зеленым пламенем.

— Да! — она почти визжит. — Мы женаты чуть больше месяца. Мы не можем сейчас иметь ребенка.

На ее лицо падает мрачное выражение, и она быстро добавляет:

— Или, может быть, когда-нибудь.

Эмоция, которую я не могу уловить, сжимает мою грудь, когда я слышу ее слова.

Сжимая челюсти, я кладу руки по обе стороны от нее на черную каменную столешницу и запираю ее.

— Ты не хочешь иметь от меня детей, Риона?

К омрачённому выражению лица, портящему её прекрасные черты, присоединяется мимолетное выражение печали. Оно исчезло за один вздох.

— Я хочу, чтобы у тебя были мои дети, я хочу наблюдать, как твой живот растет вместе с нашим ребенком. Мой член твердеет от одной только мысли о том, какой ты красивой будешь.

На это она закатывает глаза и снова толкает меня в грудь. Я не сдвигаюсь с места ни на дюйм.

— Твой возбужденный член — недостаточно веская причина, чтобы заводить чертового ребенка.

Я наклоняю голову и провожу языком по ее нижней губе, прежде чем прошептать:

— Однажды это произойдет, принцесса. Рано или поздно мое семя пустит корни в твоем чреве, и ты родишь нашего ребенка в этот мир.

— Ты действительно так думаешь? — чрезмерно уверенный и знающий взгляд, мелькающий в ее глазах, вызывает у меня в голове тревожный звоночек.

— Думаю, нам придется подождать и посмотреть.

Прежде чем она пришла в мой клуб и оказалась в клетке со мной, я попросил Нову собрать о ней всю возможную информацию. Я знаю о ней все: от имени ее учительницы в первом классе до самой проигрываемой песни на ее любимой стриминговой платформе и количества раз, когда она болела фарингитом в детстве.

Ты не знал, что она была искусной карманницей, так что, возможно, ты знаешь не все, - говорит мне дразнящий голос в голове.

— У тебя есть от меня секреты, дорогая жена? —спрашиваю я, проводя губами по ее челюсти и спускаясь к горлу.

— Даже не мечтай об этом.

Ее пальцы впиваются в ткань моей рубашки и притягивают меня ближе.

— Нам все еще нужно присутствовать на сборе средств?

— К сожалению, но поскольку мы и так собираемся опоздать более чем можно…

Я отрываюсь от нее и хватаю ее за бедра. Она вскрикивает, когда я оттаскиваю ее почти к краю прилавка. Ее замешательство перерастает в беспокойство, когда я опускаюсь на колени между ее раздвинутыми бедрами.

— Я как-то читал, что оргазм помогает справиться с менструальными спазмами. Если я хочу, чтобы ты присоединилась ко мне сегодня вечером, то сделать так, чтобы ты чувствовала себя лучше, - это меньшее, что я могу сделать.

Я отрываю черное полотенце, чтобы ее идеальная киска была полностью выставлена на всеобщее обозрение.

—Ты…

Она дергается, когда я целую место соприкосновения ее бедра с бедром.

— Ты не можешь этого сделать. Не сейчас. У тебя будет кровь...

Я заставляю ее замолчать, быстро сжав зубы.

— Если ты думаешь, что меня будет беспокоить немного крови, принцесса, то ты не обращала на это внимания.

Все оговорки и борьба покидают ее при первом же движении моего языка по ее сладкой киске.

ГЛАВА

32

РИОНА

— Прекрати, - бормочет Эмерик мне на ухо, крепко сжимая мою руку.

Прекрасно сохранившаяся архитектура Метрополитен-музея пестрит липкими красно-бело-синими декорациями и баннерами разных размеров, на которых красуется улыбающаяся рожа сенатора Роберта Л. Холлоуэя. Неважно, насколько привлекательным может быть человек, но никто не выглядит хорошо, когда его лицо раздуто до размеров Mini Cooper.

Гости одеты по высшему разряду в свои дизайнерские костюмы и платья. Фальшивые улыбки и поверхностные светские беседы наполняют переполненный зал. Это похоже на все другие благотворительные мероприятия, которые мне приходилось посещать на протяжении многих лет. Надуманные и воняющие раздутым и неоправданным эго.

Ненавижу. И как только я шагнула через стеклянные двери под руку с Эмериком, я почувствовала, как моя отработанная маска без труда вернулась на место. Похоже, месяца, проведенного вдали от этого дерьма, было недостаточно, чтобы мои навыки успели заржаветь.

— Что прекратить? — шепчу я в ответ.

Мы прошли всего двадцать футов до здания, а я уже чувствую на себе их взгляды. Выражения лиц гостей, которые смотрят на нас, варьируются от растерянного до потрясенного и злого. Последнее выражение преобладает на лицах молодых женщин. Мне требуется минута, чтобы понять, в чем их проблема, но когда я это делаю, мне приходится сдерживать ухмылку. Они завидуют мне, потому что я — его. Даже не пытаясь, я заполучила самого неуловимого и привлекательного холостяка в штате. Эмерик рассказал мне, что отцы годами предлагали ему своих дочерей, но он всегда отказывал им. Он отвергал этих женщин, а потом выбрал меня, девушку, которая всегда оставалась незамеченной.

Эмерик останавливает нас и пересаживается так, что оказывается прямо передо мной, а его широкие плечи закрывают все в переполненной комнате позади него.

— Перестань пытаться сделать себя маленькой, — его голос тихий, но в нем все еще сохраняется каждая унция его силы. — Вспомни, кто ты. Теперь ты — Бейнс. Ты моя жена, а это, блядь, что-то значит, так что веди себя соответственно. Мы оба знаем, что ты не та сдержанная девушка, которой притворялась столько лет. Сбрось маскировку и покажи им, кто ты есть.

Горло странно сжалось, и я посмотрела прямо на бурю, вспыхнувшую в его глазах.

— Почему ты всегда мог видеть меня настоящую, а они - никогда?

Мне не нужно объяснять, кого я имею в виду под "они". Он знает.

Он накручивает на палец прядь волос, которую я оставила, чтобы обрамить мое лицо. Остальные волосы закручены в беспорядочную, но все же элегантную косу, которая свисает вниз по моему обнаженному позвоночнику. В итоге я выбрала простое полуночно-синее платье на тонких бретельках и почти без спины. Низ живота все еще вздулся, но, к счастью, ткань аккуратно свисает с плеч и не цепляется.

— Потому что они не хотели этого, — просто отвечает он. — Настоящая ты — та, которую ты так старательно пыталась скрыть, — это все, что мне нужно, принцесса. Я уже говорил тебе это однажды, но повторю еще раз, потому что сейчас это так же верно, как и тогда. Твоя семья тебя не заслуживает. Их вопиющее пренебрежение — это то, о чем они еще пожалеют. Я позабочусь об этом.

Нелепо думать, что не так давно я считала, что могу контролировать свои чувства к этому человеку. Сейчас мы уже так далеко от этого. Поезд отошел от станции, и мы мчимся навстречу чему-то, что пугает меня самым лучшим образом.

Выглядывая из-за его рамы, я обнаруживаю любопытные глаза, устремленные на место нашей приватной беседы.

— Люди пялятся.

— Ну и пусть, — он возвращается ко мне и обхватывает мою талию. — Пойдем, я хочу похвастаться своей женой.

В течение следующего часа я стою рядом с Эмериком, высоко подняв голову и отведя плечи назад. Я не замыкаюсь в себе, как меня учили. Несколько раз я замечала, как люди перешептываются и не очень уверенно жестикулируют в нашу сторону. Сначала они были слишком заняты сплетнями, чтобы заметить это, но когда они поняли, что я поймала их взгляды, цвет их смущенных лиц пропал. Их беспокойство многократно усилилось, когда я сузила глаза. Эмерик - пугающая личность, и, судя по всему, я теперь тоже. Такого я еще не испытывала, и это дает мне ощущение силы, которое всегда было мне чуждо.

— Риона, - говорит Эмерик, вырывая меня из раздумий, в которые я погрузилась. Его пальцы снова переплетаются с моими. — Это мой племянник Каллан.

Помимо неприличного богатства и влияния, мужчины Бэйнсы наделены потрясающе красивой внешностью. Если Эмерик добьется своего и сумеет обрюхатить меня — что не привлекало меня до того, как он признался в своем коварном плане, но теперь занимает большую часть пропускной способности моего мозга, - наши дети будут прекрасны.

Каллан Бейнс примерно моего возраста, может, на год младше, и он чертовски красив. Сложен он так же, как и Эмерик, — высокий рост и широкие плечи, — и стоит с уверенностью, которая, должно быть, передается по наследству. Единственные фотографии Астора Бейнса, которые я видела, были в интернете, но его внешнее сходство с отцом просто поразительно. Его темно-каштановые волосы уложены, но не выглядят неухоженными, а в голубых глазах — серьезность. В нем чувствуется американский красавчик, но в то же время вокруг него витает атмосфера опасности. Еще одна черта, которая, как мне кажется, связана с его родословной.