Потому что ты сломан. Уволен. Чувствуешь себя получеловеком.

Я оставил виски на комоде и открыл шкаф, не уверенный, что погрузиться в воспоминания — хорошая идея.

Мама повесила мою парадную белую и синюю форму рядом с повседневной. Я потянулся к одной из пиксельных зеленых, черных и коричневых камуфляжных форм времен моей службы, разглядывая нашивки на рукаве. Затем я провел ладонью по эмблеме на груди формы — трезубцу «морских котиков» с орлом, сжимающим якорь, трезубец и пистолет.

У меня свело живот, когда я попытался вспомнить, что произошло в мой последний день службы три года назад.

Конечно, воспоминания были нечеткими. Мне пришлось прочитать AAR, отчет о выполненном задании, чтобы восстановить детали, которые привели к окончанию моей службы на позиции Альфа-2. Чтобы узнать больше о взрыве, который отправил меня в полет. Но я не был Суперменом и не исцелился, как он, под солнечными лучами. Боже, если бы только это было так.

Я опустился на колени и потянулся к коробке из-под обуви, в которой хранилось столько воспоминаний, а затем начал копаться в фотографиях. Было слишком больно смотреть на фотографии, сделанные во время службы во взводе «Альфа», поэтому я поискал старые снимки, сделанные во время учебы в BUD/S. Тогда у нас еще не было телефонов с камерами.

Найдя старые снимки, я опустился на колени и стал их просматривать. Боже, какими же мы были тогда детьми.

На большинстве снимков были Люк, Ноа, я и еще несколько ребят. Мы стали дружной командой из семи человек. Ни один из нас никогда не звонил в колокол и не увольнялся. Мы закончили BUD/S и стали взводом.

Еще один из нашей команды BUD/S также работал в «Скотт & Скотт Секьюритис», но, вероятно, более регулярно, чем Ноа, хотя отец Нокса теперь был президентом Соединенных Штатов. Может быть, Нокс был связующим звеном между компанией Люка и президентом? Ну, если мои инстинкты были правы, и эти парни действительно проводили секретные операции для главнокомандующего. Если это правда, то чутье подсказывало мне, что Ноа не принимал участия в этих секретных миссиях.

Я разговаривал с Ноа перед тем, как отправиться в ресторан Натальи, и он подтвердил, что Энтони по-прежнему в порядке.

Я снова и снова благодарил его за помощь. За то, что он оставил свою семью в Нью-Йорке ради моего брата, который этого не заслуживал. Мы слишком давно не разговаривали, поэтому за время нашего короткого десятиминутного разговора мы попытались наверстать упущенное.

У Ноа была семья, как и у Люка. Остальные четверо парней, с которыми я общался в BUD/S, тоже были женаты и имели детей. Я был единственным одиночкой.

Я тяжело вздохнул, собрал свои душевные и физические воспоминания, а затем закрыл дверь шкафа. В буквальном смысле. Метафорическая дверь? Она никогда не закрывалась полностью.

Не успел я переключиться на ирландский виски, как заметил, что в спальне Натальи загорелся свет, а еще через мгновение поднялись ее жалюзи.

Я нахмурился, не понимая ее плана, но сделал то же самое с жалюзи в своей комнате, а затем полез в карман за телефоном. Я держал его на виду, давая ей понять, что планирую позвонить.

Она исчезла на секунду, пока я искал в контактах ее номер, и вернулась в поле зрения, уже приняв звонок.

— Я весь внимание, — произнес, чувствуя себя неловко из-за того, что могу видеть ее в освещенной комнате. По крайней мере, она еще не сменила одежду на пижаму.

— Я никогда не пью так много. И ко мне уже целую вечность не прикасался мужчина, так что я была возбуждена. Потом я почувствовала себя отвергнутой. Я вела себя как ребенок. Мне очень жаль, — забормотала она.

Я уперся предплечьем в оконную раму и издал грохочущий рык разочарования.

Неужели она забыла о нашем разговоре в моей спальне? Тогда она была трезва, рассказывая, как давно к ней не прикасался мужчина и как сильно она нуждается в сексе.

— Из-за твоей честности кто-то может пострадать, — признал я, мой тон был слишком резким.

— Да? Почему?

Потому что я хочу отрубить все руки, которые когда-либо прикасались к тебе. И это было безумием. Тем более, что одна из этих рук принадлежала моему брату.

— Я предлагаю тебе успокоить свою задницу и пойти спать, Наталья, — сказал я, выбрав более безопасный ответ, чем правда. — И я не хочу, чтобы ты в пьяном виде кому-то звонила. Или споткнулась и упала. — Как я сделал ранее.

Она продолжала молчать. Но ей и не нужно было говорить, чтобы мучить меня. Потому что она была занята тем, что двигала пальцами по пуговицам блузки, расстегивая их одну за другой и прижимая телефон к уху плечом.

Она освободила последнюю пуговицу, и я с облегчением увидел, что под ней был белый топ. И, дай Бог, лифчик, раз уж она была на работе.

— Иди в постель, пожалуйста, — пробурчал я, надеясь, что она не заметит, что мой тон голоса напоминает «Пятьдесят оттенков секса». Возможно, этот фильм назывался не так, но, черт, мой член был твердым. Мне отчаянно нужно было подрочить. Но я был в доме своей матери, и мне было не шестнадцать, так что это казалось неправильным.

— Я тебе уже говорила, что позвонила, потому что возбуждена. — Она выругалась. — Прости. Я имела в виду, потому что мне жаль.

Я выпрямился, убрав руку от окна.

— Я в двух секундах от того, чтобы вторгнуться на твою территорию и самому уложить твою задницу в постель. Мне не нужно, чтобы ты звонила какому-то чуваку после того, как мы закончим разговор. Или решила пробежаться под лунным светом. Я уверен, что никогда не видел тебя такой пьяной, так что понятия не имею, чего ожидать.

— Ворваться в мой дом, да? — она хихикнула.

— Ты думаешь, я не смогу?

— О, я уверена, что сможешь. — Она положила ладонь на стекло. — Но хочешь ли ты рискнуть, чтобы тебя застали в моей спальне? Мой итальянский отец сойдет с ума. И неважно, что мне тридцать два.

Я улыбнулся. Как я мог не улыбнуться? Она была чертовски очаровательна.

Но когда она начала одной рукой стягивать блузку с левой руки, я забеспокоился, что она потеряет равновесие, споткнется и упадет. И тогда мне придется нарушить границы ее собственности и рисковать получить лекцию от мистера Романо, если он застанет меня в ее комнате.

— Ну, если ты не хочешь, чтобы я стал мишенью для твоего старика, тогда сделай мне одолжение и иди спать.

— Да, сэр.

Сэр? Я опустил руку к промежности, чтобы поправить брюки.

— Но только если ты расскажешь мне сказку на ночь. Ты сделаешь это, и я буду хорошей девочкой. Никаких спотыканий. Никаких пробежек. Никаких пьяных звонков плохим мальчикам.

Я сжал руку в кулак при мысли о том, что какой-то «плохой мальчик» может приблизиться к ней. Только не при мне.

— Сказка на ночь? — я изо всех сил старался стряхнуть напряжение с руки и разжать ладонь, прежде чем заговорить снова. — У меня есть только военные истории, милая. От них тебе будут сниться кошмары.

— Двадцать лет на флоте, — прошептала она. — Мы так много пропустили в жизни друг друга, пока тебя не было.

Я отступил на шаг от окна, услышав ее слова и нежный, грустный тон ее голоса. В груди стало нехорошо.

— Я знаю о тебе гораздо меньше, чем ты обо мне, — продолжила она, немного застав меня врасплох. — Человек, которым ты стал за двадцать лет, прошедших с тех пор, как ты уехал…

Я приложил ладонь к сердцу и провел круговыми движениями несколько раз, пытаясь унять нарастающую боль.

— Ты пьешь черный кофе. И твой любимый цвет…

— Зеленый, — сказал я, думая о цвете ее глаз.

Она на мгновение замолчала, прежде чем сказать:

— Я даже не знаю, были ли у тебя когда-нибудь серьезные отношения. Или какие волосы тебе нравятся, когда дело касается женщин. Или…

— Ничего серьезного, нет, — ответил я немного торопливо. — И темные волосы. — Я сжал бокал в руке и сделал два маленьких глотка, пытаясь ослабить комок в горле. — Я расскажу тебе историю, если ты, пожалуйста, ляжешь спать. — В этот раз мой голос был хриплым, эмоции накрыли меня, неожиданные, но неоспоримые.

— Если твоя история не начинается со слов «Однажды в музыкальном лагере», то я тебя внимательно слушаю.

— Эй, «Американский пирог» — это классика. — Как ей всегда это удается? В один момент я напряжен, а через секунду улыбаюсь. — И, кстати, я никогда не был в музыкальном лагере.

— Ладно, мистер, тогда начинай. Расскажи мне свою историю, — рассмеялась она.

— Сначала ложись в постель, — напомнил я ей.

— Мне нужно снять эту одежду.

— Только не перед окном, — попросил я, а потом указал на жалюзи. Мы одновременно закрыли их, и, хотя она все еще была на линии, я наконец-то смог снова вздохнуть.

Я бы не выжил с ней по соседству, когда был моложе, если бы мы были близки по возрасту.

— Райан, — прошептала она, когда свет погас, и я решил, что она положила телефон, чтобы переодеться.

Я прикусил язык и не решился спросить, во что она сейчас одета.

— Да?

— Я уже в постели.

— Хорошо… — Моя девочка. Я сглотнул. И мой член запульсировал. Да к черту все. Забудь о прошлом. Как я выживу сейчас по соседству с тобой? — Тебе удобно?

— А тебе? — почему мне казалось, что вместо сказки на ночь мы собираемся заняться сексом по телефону? — подожди. — Я разделся до трусов-боксеров и скользнул под одеяло на своей кровати. — Да, я тоже в постели.

— Мм. Хорошо, я готова для тебя, — сказала Наталья сонным, сексуальным голосом.

Мне нужно было напомнить себе, что я тридцатидевятилетний взрослый мужчина в доме моей мамы, чтобы не обхватить рукой свой член и не начать дрочить. Потому что, черт возьми.

— Ну, дай мне секунду, чтобы вспомнить что-то. Не засекреченное. — Но ничего не приходило в голову. — Наталья, ты еще не спишь или…

Тишина.

— Талия, — позвал, проверяя ее.

— Мм, да? — пробормотала она, ее имя, произнесенное мной, ненадолго прервало ее погружение в сон.

— Неважно. Просто спи. — Я закрыл глаза, слушая тихие звуки ее дыхания, когда она задремала. — Это моя девочка, — прошептал, сам находясь на грани состояния, похожего на сон. — Мы можем оставить сказки на завтра.