Игорь плотнее закутался в плащ, поправил шарф, обмотанный вокруг лица, и быстрым шагом устремился к деревне. Конечно же, «калаш», спрятанный от чужих глаз под просторным войлочным плащом, находился в боевом режиме…

***

Смеркалось.

Узкие брёвна колодца рассохлись и обвалились с одного краю, утащив с собой стойки с крышей и воротом. Игорь бросил вниз камень, чтобы проверить, есть ли в колодце вода. За двадцать лет всякое могло стрястись: вода либо ушла, либо заросла тиной, во любом случае, если колодец долго не чистить, он сгинет, как и всё остальное, за чем долго не ухаживали. Далёкий «бульк», раздавшийся снизу, обнадёжил: вода в колодце имелась.

— Ну вот, маленькие твари, — пробормотал он, занося мешок со щенками над зевом колодца. — Жизнь — лёгкая штука! По крайней мере, для некоторых… Сначала ты родился, пропищал и через пару часов умер. Ничего сложного, как видите. Даже зависть иной раз берёт. Бывает хочется порой отправиться в страну покоя вслед за ушедшими, но всё никак… не удаётся. То помощник слабый, как мамка ваша, то желание не столь уж и сильное. Пропадает. А вам повезло. Я — надёжный помощник. Не подведу.

Мешок полетел вниз, и с тихим плеском жизнь исчезла, как когда-то давно растворилась в Волге и жизнь его близких. Прошло пять лет, но каждая мелочь напоминала об этом. Несколько минут мужчина молча стоял, предаваясь воспоминаниям, и собирался уже продолжить путь, как кто-то сзади зловеще прошептал:

— А ну, стоять! Шевельнёшься — убью! — голос хриплый, а дыхание — тяжёлое, словно неизвестный был давно и неизлечимо болен. — «Помогу» тебе, как ты «помог» этим…

Игорь выругался про себя. Надо же так вляпаться! Как он мог позабыть о существах, населяющих пусть и не всё, но некоторые деревни? И даже, скорее, единичные дома. Должны были уже исчезнуть за двадцать с лишним лет такой никчёмной жизни. Кто же сейчас в одиночку выживает, сидя на одном месте? Этих людей, обрёкших себя на голодное, полное страха существование лишь потому, что им не захотелось когда-то покидать родной дом, с каждым годом становилось всё меньше. И именно поэтому Потёмкин потерял всякую бдительность, решив нахрапом проскочить до кладбища. Да ещё и время поджимало. Мужчина спиной чувствовал, что серые падальщики где-то рядом…

— Что тебе надо? — тихо спросил он.

— Мешок скидывай и вали на все четыре стороны! Мне не нужны здесь потроха, которыми только тварей привлекать. — прохрипел мужчина.

Затем он раскашлялся. Сухо и долго, пытаясь побороть приступ, разрывавший его изнутри. Это дало время и возможность Игорю медленно развернуться к противнику. А очередная молния озарила сгорбленный силуэт с коротким стволом в руках. Не иначе — обрез.

— Ну, что стоишь? — говоривший начал терять терпение. — Считаю до пяти и буду стрелять.

— Ты этого не сделаешь, — очень тихо и уверенно проговорил Потёмкин.

— Это почему же? — противник, казалось, захихикал, но Игорь не смог бы утверждать наверняка — так сильно походил этот смех на кашель.

— Рядом бродят серые падальщики.

— Ты! — от возмущения говоривший захрипел ещё сильней. — Ты, грязная скотина, привёл их сюда! В мой дом! Подверг меня и дочь опасн…

— Тихо! Или ты торопишься стать ужином? Твой дрянной кашель и так за Уралом должно быть слышно…

— Скидывай мигом мешок! — яростно сказал неизвестный, накалившись до предела. — Клянусь, иначе убью тебя и оставлю им на съедение. А они уж не будут уточнять у мяса, сколько здесь было человек перед тем, как они нашли твой истекающий кровью труп.

Тем временем кашель с новой силой заставил согнуться незнакомца, сверкнула очередная молния, очень своевременно, и этого Игорю хватило, чтобы оказаться рядом с противником. Одной рукой оттолкнул ствол обреза в сторону, а другой упёр выступающий из-за полы плаща АКСУ ему в живот.

— Тебе всё ещё кажется, что я отдам свой рюкзак добровольно? — чётко проговорил Потёмкин прямо на ухо не успевшему опомниться незнакомцу. — Или ты думаешь, я тут за грибами прогуливаюсь и на всякую прячущуюся по погребам падаль не смогу огрызнуться?

Мужик явно испугался. Задрожал так, что это ощутил и Игорь через снаряжение. А на нём, кроме тяжёлого войлочного плаща, были ведь ещё тёплый комбинезон, бронежилет и разгрузка. Жаркие деньки остались давно в прошлом. Сначала ядерная зима года на три завладела миром, потом наступила более или менее сносная погода, когда температура на термометре редко поднималась выше десяти градусов по Цельсию.

— Стой! Прости! Ради дочери! — зачастил вдруг незнакомец. — Ради моей больной доченьки прошу, не убивай. Мне только лекарство нужно. Один маленький пузырёчек какого-нибудь, всё равно какого. Я только ради этого тебя остановил. Ради неё, любимой. Не оставляй умирать, помоги…

— Заткнись!

— Но… Сочувствие у тебя есть или…

— Да захлопни ты свою пасть! — ещё злее прошептал Игорь, с силой вдавливая ствол автомата мужику под рёбра.

Незнакомец, наконец, умолк, вняв доводам разума и давая Потёмкину возможность прислушаться к окружающей тишине. Далёкий подозрительный звук больше не повторился. Показалось, наверное, хотя кто ж разберёт, когда у рядом стоя́щего незнакомца грудь разрывается изнутри от невероятных хрипов.

— Тебе повезло, — наконец прошептал Игорь. — Я лекарь. Но в случае чего могу и к праотцам отправить, и не испытаю ровно никаких мук совести. Так что повежливей, и веди уж, а то стоим, ждём здесь незнамо чего, в полной темноте. Да… И отдай-ка ствол мне, пока не поранился.

— Да-да, — пролепетал трясущийся то ли от страха, то ли от болезни незнакомец, передал оружие Игорю и засеменил вперёд, удерживаемый за шкирку тяжёлой рукой лекаря. — Здесь недалеко. Прямо у кладбища.

«Как удобно, — мелькнуло в голове Потёмкина, — в случае появления серых падальщиков будет возможность скрыться».

***

— Как тебя звать? — спросил Игорь, не забывая держать палец на спусковом крючке. Мало ли что? Подобные типы обычно и промышляли тем, что подстерегали случайных путников в своей деревеньке, никогда не покидая насиженного места. Жили обособленно, были хитры и очень опасны для проходящих мимо людей. Давно, когда Катастрофа только случилась, населённые пункты грабили. Но даже годы спустя там всё ещё можно было обнаружить что-то ценное, необходимое. Вот поэтому случайные путники никогда не проходили мимо заброшенной деревни или посёлка, где их частенько подстерегал сюрприз. Какой-нибудь урод, наподобие этого, грязный, оборванный и сильно деградировавший, напада́л и забирал всё более или менее ценное. И редко когда путнику удавалось спастись.

— Игнат я, — прохрипел незнакомец.

— Что с дочкой?

— Хворая совсем, — снова зачастил оборванец. — Очень нездоровая. Ей бы лекарства чуть-чуть.

— Всё, заткнись, — Потёмкина уже тошнило от этого типа. — Почему, когда была возможность, ты не ушёл к людям? Не увёл её к ним? Недалеко, вроде, город. Юрьев-Польский, кажется. Может, там ещё осталась цивилизация, защита, питание, доктора…

— Цивил-изаааация, — Игорю то ли показалось, то ли Игната чуть не вывернуло изнутри, когда тот произносил это слово. Оборванец несколько раз с шумом сплюнул. — Оружие — да. Защита — нет. Сила, сила, сплошная сила. Как я мог оставить дочку с ними? С этими уродами. Принуждение, страх, власть и смерть… Смерть. Смерть. Смерть…

— И давно ты был там? В городе?

— Когда дочке пять стукнуло, а жена… Жена ушла, — Игнат снова раскашлялся.

— Она вас кинула? — почему-то не удивился Игорь, но вместо слов оборванец зарычал.

— Бросила! Именно! Свалила на тот свет, прихватив Ваньку и Славку. Любимых сыновей. Оставила, сучка! Лучше б я ее сразу пристрелил! Чего было детей мучить? Резать их? Колоть? Слава богу… — на этой фразе он вновь раскашлялся, потом тяжело сплюнул, словно сболтнул что-то лишнее. — К чертям бога! Не поступил бы он так со мной и моими детьми! Но вот Ольгу удалось спасти. Тогда и мотался я в этот твой чёртов город. Да встретили меня там, как… Как дерьмо. Еле ноги унесли с дочуркой!

— А сколько ей сейчас? — спросил Потёмкин, чтобы понять, как давно они ходили в город. За десятки лет всё могло трансформироваться. Особенно власть. Она порой в небольших общинах менялась слишком часто.

— Да я разве считал? — оборванец пошёл дальше. — Но с тех пор достаточно лет прошло, чтобы из маленькой крохи вымахала такая красивая, сочная деваха. Увидишь — ахнешь! Даже подумать не мог, что такую деваху сотворю…

Эти слова почему-то не понравились Потёмкину. То ли из-за того, как они звучали, то ли оттого, с каким вожделением в голосе их произносил Игнат. Так не говорят о собственной дочери. Скорее, о любовнице…

— Ну вот, — удовлетворённо крякнул оборванец. — Пришли.

Новый всполох молнии на миг обозначил в окружающей черноте силуэт дома, а чуть дальше — верхушки деревьев, что не могло не радовать. Рядом был небольшой лесок, в котором, видимо, и расположилось кладбище. Так что, если придётся, добежать недалеко. Кроме того, словно сорванный с небес очередным порывом ветра, заморосил холодный и противный дождь. Но и это тоже было хорошо. Он смоет все следы их присутствия, растворит их запахи во тьме ночи и спрячет от серых падальщиков, крадущихся где-то рядом и вынюхивающих добычу в кромешном мраке…

Игорь, аккуратно переставляя ноги, вошёл в сени. В доме стоял тяжёлый смрад. Потёмкин держал за шкирку хозяина дома, который, словно поводырь, вёл вперёд, в утробу этой шаткой и гнилой избы, где смогла выжить его семья.

Пока Игорь лихорадочно пытался нащупать во внутреннем кармане фонарик, выпустив из рук повисший на ремне автомат, оборванец понял, что ствол «ксюхи» больше не давит под рёбра. Он уже перешагнул порог дома и вдруг одним движением извернулся, одновременно пытаясь захлопнуть дверь. Потёмкин сильно ударился о косяк. Ошарашенный лекарь завалился вглубь тёмных сеней, задев что-то по пути и яростно матерясь. Звук покатившегося по полу ведра перекрыл глухой стук захлопнувшейся двери. Обрез Игната тоже куда-то отлетел.