— Что значит, ты хочешь пойти? Ты не можешь прийти, ты же женщина! — рычит Деклан.
— Что ж, спасибо, Капитан Очевидность. Но Зандер один из моих лучших друзей, и я не пропущу его мальчишник, потому что у меня есть вагина!
— Единственные вагины, которым разрешено быть на холостяцких вечеринках, принадлежат женщинам, которые раздеваются, — ехидно парирует Деклан.
— Ты что, бл*дь, серьёзно? Ты хоть знаешь, какая ты свинья? — я обвиняюще указываю на него, но ему, кажется, всё равно, что я в ярости.
— Слушай, Зандеру нужен вечер, чтобы расслабиться и наслаждаться своим временем с братанами. Если ты придёшь, он будет получать выговоры, потому что осмелился надеть два цвета, которые не совпадают, — усмехается Деклан, и мне ужасно хочется ударить его по лицу.
— Ты сволочь, и я никогда не жалуюсь на твоё ужасное чувство стиля, — вру я. Деклан одевается раздражающе хорошо. Даже когда он надевает что-то неподходящее или с дырками, это хорошо смотрится на нём. — Так какого хрена я буду жаловаться на Зандера? Ты просто не хочешь, чтобы я была там, потому что боишься, что станет очевидно, какой ты скучный и занудный, когда Джоуи и я будем центром вечеринки.
— Центром вечеринки? Скорее уж Джоуи будет приставать к любой живой женщине, а ты станешь центром вечера!
— Какого хрена ты хочешь этим сказать? — кричу я, не заботясь о приличиях.
— Как насчёт того, что прямо сейчас я говорю о мальчишнике Зандера, а ты говоришь только о себе? — прежде чем я успеваю это прокомментировать, Деклан продолжает: — Может, Зандер не хочет видеть тебя на своём мальчишнике? Потому что да, там будут стриптизёрши, и да, там будет много выпивки, а мы все знаем, что Зандер верен Аве. Он любит её сильнее, чем, как мне казалось, два человека могут любить друг друга. Он разозлится, что я пригласил стриптизёрш, будет отказываться от всей выпивки, что я ему буду подсовывать, и возненавидит себя за то, что выставил себя полным идиотом. Но это будет чертовски забавно, и у нас будет адски классная ночь.
— Но я знаю тебя, и я знаю, что ты поддашься и поможешь ему избегать алкоголя. Ты нам всем вынесешь мозг по поводу стриптизёрш, так что он просто заплатит им, чтобы они убрались подальше. Он будет беспокоиться, что ты там, в окружении кучки пьяных придурков, поэтому он будет присматривать за тобой. И любой ублюдок, который попытается приударить за тобой, окажется в центре его внимания. Ты его сестра, и он никогда не может позволить себе расслабиться, если ты рядом.
Его слова действительно доходят до меня. Хоть Деклан и мудак, но иногда и он может быть прав.
— Ты всё равно свинья, раз исключил меня только потому, что у меня есть это, — я прижимаю свои груди друг к другу, так что моё декольте выглядит крупнее, чем задница водопроводчика, выглядывающая из сползших штанов. — И это, — я отпускаю грудь, чтобы схватиться за промежность.
У Деклана в ответ отвисает челюсть. Кажется, я окончательно лишила его дара речи.
— А что насчёт той ссоры? — интересуюсь я, немного смутившись из-за того, к чему я всё свела. Не мой звёздный час.
— У меня от неё ох*енно встало.
— У тебя что? — я разеваю рот, снова удивлённая тем, куда заходит этот разговор.
— Ты схватила свои сиськи и киску, — объясняет он. — Раньше мне было приятно спорить с тобой, потому что потом я всегда чувствовал себя лучше. Победа в споре против тебя была лучшим чувством. У меня мог быть дерьмовый день, но если мы ссорились, я чувствовал, что чего-то достиг. Пять минут спора с тобой были как час в спортзале.
— Значит, сводить меня с ума было для тебя просто забавой? — ору я. Он специально ругается со мной? Он что, безумен?
— Не пойми меня неправильно, иногда я уходил злее, чем до начала спора, но в большинстве случаев это была разрядка, в которой я нуждался. Ты не можешь утверждать, что с тобой не бывало такого.
— Нет, со мной такого никогда не случалось, — возражаю я. Тем не менее, хотя я никогда не признаюсь в этом Деклану, я могу признаться себе, что мне правда немного нравится спорить с ним. Большинство людей просто уступают мне, потому что знают, что если я собираюсь спорить, то это надолго. Деклан никогда не отступал.
— А наша последняя ругань в спортзале перед посадкой в самолёт? — он слегка вздыхает, словно вспоминая какое-то фантастическое воспоминание, а не срачку, которая началась с того, что я вырубила его. — Мне пришлось сдерживаться, чтобы не прижать тебя к стене и не заставить замолчать по-другому. Я говорю, что никогда не считал тебя сестрой, но при этом не присматривался достаточно, чтобы увидеть тебя как сексуальную, трахабельную девушку. Потом ты попыталась вырубить меня, и я не знаю… — он пожимает плечами, — …что-то изменилось.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что я пыталась тебя вырубить? — спрашиваю я, стараясь не обращать внимания на всё остальное. Я не ожидала такого разговора, когда мы только начали, и я не готова к нему. — Ты имеешь в виду тот инцидент, когда я наверняка наградила тебя сотрясением мозга?
— Даже сейчас, — продолжает он, как будто я ничего не говорила, — я вижу твоё обнажённое плечо и хочу стянуть футболку ещё ниже, чтобы увидеть, голая ли ты под ней и смогу ли я тобой полюбоваться. Я хочу стянуть с тебя штаны и посмотреть, какого цвета на тебе трусики. Я хочу разорвать их зубами и попробовать тебя прямо здесь, прямо сейчас. Ещё с поездки в Калифорнию я умираю от желания узнать, какая ты на вкус, увидеть, как выглядит твоя киска, и как крепко ты будешь обхватывать мой член.
Я откидываюсь на спинку стула, потрясённая таким поворотом событий. Как мы к этом пришли, и как, чёрт возьми, мне выбраться отсюда? Да и хочу ли я этого? Одни лишь его слова начали меня возбуждать.
Мы серьёзно собираемся обсуждать это?
— Ты не думаешь, что будет слишком трудно запрыгнуть в тот другой мир, в котором я существую? Тебе не кажется, что моё нижнее бельё от Walmart будет слишком пугающим? — сейчас я веду себя как стерва, но внутри я абсолютно паникую.
— Я заслужил это, и знаю, что сейчас между нами всё слишком похерено. Наша насущная проблема — потенциальный сталкер, с которым нужно разобраться, и так много багажа, что мы, вероятно, могли бы соперничать с аэропортом.
Я думаю прервать этот разговор, чтобы спросить о моём потенциальном сталкере и о том, что Деклан узнал сегодня, поскольку я почему-то не спросила ранее. Но я чувствую, что это важный разговор, который нужно закончить.
— Так что же нам делать?
— Мы разбираемся с этим гадким засранцем и тем, что, чёрт возьми, из этого выйдет, — очевидно, он пришёл к такому же выводу относительно того, кто может быть моим возможным преследователем. Хотя он мог найти доказательства этого и не заставлять меня гадать. — А пока ты останешься здесь со мной. Так ты будешь в безопасности, и будет поддерживаться иллюзия, будто мы встречаемся. И пока мы разбираемся с этим, заодно разберёмся с нашими отношениями.
— И что это значит? — устало спрашиваю я. Когда мы только начали, я чувствовала себя взбодрившейся. Теперь я опять измождена.
— Это значит, что ты мне нравишься, Саша, — Деклан неотрывно смотрит мне в глаза и продолжает: — Мне кажется, я тебе тоже нравлюсь. Конечно, мы сводим друг друга с ума, но не думаю, что это стало бы отметкой в колонке недостатков, если бы мы составляли список. Думаю, что мы должны попробовать перебороть это и посмотреть, смогут ли наши отношения развиться в нечто большее, — я вижу его решимость и слышу мольбу в его голосе.
Он думает, что между нами что-то есть? Он хочет дать нам шанс?
Неужели я попала в какую-то странную временную петлю или альтернативную реальность?
— А у меня есть право голоса? — спрашиваю я, не уверенная, что именно готова ответить.
Что мне сказать? Хочу ли я этого? Или это просто рецепт неизбежной катастрофы?
— Да, но я уже знаю, что ты согласишься, — Деклан подходит ко мне ближе и разворачивает на стуле так, чтобы я оказалась лицом к нему. Есть что-то в этой позе и в том, что он смотрит на меня сверху вниз, стоя между моих ног. Это ощущается горячим, сексуальным.
С другой стороны, может быть, это новая уверенность и отношение, которые он даёт мне.
Он никогда раньше так со мной не разговаривал.
— О, ты в этом так уверен? И откуда ты знаешь, что я соглашусь?
— Потому что ты подарила мне самый лучший поцелуй в моей жизни. Потому что когда какой-то мудак оскорбил мои способности в сексе, ты так разозлилась, что была готова прыгать на кровати и стонать всю ночь, чтобы доказать ему, что он не прав. Потому что ты кончила мне на ногу с самым красивым, сексуальным стоном, от которого я кончил в штаны сильнее, чем от того, что твоя горячая рука ласкала меня. Потому что между нами полыхают фейерверки, и мы обязаны хотя бы ради самих себя посмотреть, приведёт ли это к чему-то большему.
Я ненавижу, как он за считанные мгновения довёл меня от неуверенности до возбуждения.
— Это безумие, — бормочу я, задыхаясь.
— Я знаю, но если мы собираемся сделать это или хотя бы подумать об этом, то это должно произойти прямо сейчас.
— С-сейчас? — запинаюсь я, и у меня во рту неприятно пересыхает, пока я пытаюсь собраться с мыслями. — Почему именно сейчас? Почему ты ведёшь себя так, будто это так срочно?
— Потому что я видел, как Зандер посмотрел на нас. Он выглядел готовым убить меня, а значит, мы на свадьбе вытворяли хрен знает что. Полагаю, что мы не совсем скрывали то, что было между нами. Кто-то из нас что-то сказал или сделал. В общем, что бы ни случилось, он знает.
— Синтия видела, как мы целовались, и быстро рассказала об этом Аве, так что на свадьбе, возможно, ничего и не было, — возражаю я, чертовски надеясь, что мы не устроили никаких сцен. Если бы мы опозорились, кто-нибудь сказал бы нам об этом сегодня утром.
— Поверь мне, пока мы пили наши шоты, Зандер со слезами на глазах рассказывал, как много моя дружба значит для него, а в аэропорту он пронзал меня взглядом словно кинжалом. Если бы не самолёт, на который он торопился, и не сын на руках, уверен, что он бы проткнул меня чем-нибудь.