Никто в моей жизни, кроме моей мамы, не заставлял меня чувствовать себя так, как он. Как будто я могла полностью ему доверять. И именно тогда, когда я приняла это — увидела, что это такое — я поняла всю глубину своих чувств.

Я была влюблена в него.

— Ага, — подтвердила я и потерла глаза, хотя была почти уверена, что на лице слёз не было. Они просто заполняли края век. — Клара рассказала мне, и я тоже посмотрела, когда вернулась домой.

Он опустил подбородок с милой ямочкой. — Твой рейс должен вылететь рано, не так ли?

Я подтвердила это, с трудом сглотнув один раз, чтобы убедиться, что держу себя в руках и не плачу, не говоря уже о том, чтобы сказать ему, как я глупо влюблена в него.

— За ночь должно упасть до десяти-двенадцати, — продолжал он говорить осторожно.

— Самолет должен вылететь в шесть.

Он ничего не сказал, но его твердые, грубые пальцы потянулись к моей челюсти, касаясь от уха к центру подбородка и обратно.

— Думаешь, его отменят? — удалось спросить мне, в основном, чтобы отвлечь его, чтобы он продолжал касаться моего лица. Он не стеснялся касаться моих плеч или запястий. Иногда он прикасался к моим пальцам, и я клянусь, что это было лучше, чем всё то, что я делала с собой ночью в постели.

Так и произошло — он продолжил касаться меня.

— Я думаю, ты должна быть готова к тому, что это может случиться, — тихо ответил он.

— О, это было бы отстойно, но я не могу ничего с этим поделать, если это произойдет. У меня есть…

Эти серые глаза встретились с моими, и он присел на корточки рядом со мной, оказавшись своим очаровательным лицом и красивыми волосами практически на уровне моих глаз.

— Пойдем, останешься с нами в доме.

— Сегодня ночью? — изрядно прохрипела я.

Рука, которая была у меня на горле все тридцать секунд, приземлилась на мое бедро. — Я отвезу тебя утром, если твой рейс будет ещё в силе. Тебе не придется ходить туда-сюда через подъездную дорогу, — сказал он так, будто от квартиры в гараже до его дома было идти полмили.

Мой собственный рот изогнулся. — Конечно.

Роудс встал и положил ту же ладонь мне на плечо.

— Хочешь прийти сейчас? Я помогу донести твои вещи.

— Я согласна.

Его теплое выражение лица подпитывало мой дух. Я действительно была полностью влюблена в него. Но самым удивительным было то, что знание и принятие этого не внушало ужаса моему сердцу. Никак. Ни капли страха.

Это знание, это чувство напомнило мне бетон своей выносливостью и прочностью. Я сто раз говорила себе, что не боюсь любви, что готова двигаться вперед, но будущее страшно.

Но Роудс заслужил каждый дюйм того, что я чувствовала, своим вниманием, терпением, чрезмерной заботой и просто… всем, что он делал в целом.

Чувствуя себя чертовски напористой, я наклонилась вперед и быстро поцеловала его в щеку, а затем начала собирать свои вещи. Мне не потребовалось много времени, чтобы собрать еще одну смену одежды и пижаму, а Роудс проявил инициативу и закончил складывать моё постиранное белье. Когда мы закончили, он понес вниз по лестнице мой большой чемодан, совершенно не жалуясь на то, какой он тяжелый, хотя я уезжала всего на два дня, а также сумку с продуктами, в которую я набила дополнительную одежду на сегодня и завтра. Я уже спрятала их подарки в шкафу возле комнаты Амоса вчера, когда зашла туда перед работой. Я планировала позвонить им на Рождество и сказать, где искать подарки.

Мы переходили подъездную дорожку, когда Роудс осторожно сказал:

— Эта буря будет сильной, милая. Не расстраивайся, если твой рейс перенесут, хорошо?

— Не буду, — заверила я его. Потому что это действительно так.

.•.•.❃.•.•.

— Ты расстроена? — спросил Амос на следующий вечер, когда мы сидели за столом. Роудс вытащил набор домино часом ранее, и я сыграла против него одну партию, прежде чем Ам вышел из своей спальни и, очевидно, решил, что ему уже стало достаточно скучно, чтобы он захотел присоединиться.

— Я? — спросила я, вытягивая руки над головой.

— Ага, — спросил он, прежде чем сделать быстрый глоток клубничной газировки. — Из-за того, что твой рейс отменили.

Уведомление пришло среди ночи. Звук приложения разбудил меня, и я перевернулась — в кровати Роудса, где он спал на своей стороне, а я на другой, потому что он напомнил мне о мышах и возможных летучих, — чтобы узнать, что мой рейс перенесли с шести утра на полдень. К девяти утра его перенесли на три, а к половине одиннадцатого и вовсе отменили.

Если я и чувствовала себя хоть немного разочарованной, то то, как Роудс помассировал мне затылок, когда я сообщила ему эту новость, компенсировало все это.

Это и то, как он разделся до своих боксеров передо мной, прежде чем заполз в кровать всего в нескольких дюймах от меня, его пальцы несколько раз коснулись моих, прежде чем мы заснули.

Я не была уверена, как долго мы еще сможем спать вместе в одной постели — хотя это случалось всего дважды, — но я была готова к кое-чему. И по выражению его глаз я могла сказать, что он тоже был к этому готов. Что-то более глубокое, чем слово из четырёх букв, которое повисло между нами, хотя мы едва поцеловались.

Но об этом нужно было подумать позже, когда Ам не сидел бы напротив нас за столом.

— Нет, всё нормально. Пока ты не возражаешь, что я тусуюсь с вами, ребята… — Я замолчала.

Он скривился за банкой. — Нет.

— Уверен? Потому что мои чувства не будут задеты, если ты просто захочешь побыть со своим отцом и семьей своей мамы.

— Нет, — настаивал он. — Всё в порядке.

«Всё в порядке» от него было в значительной степени благословением, на которое я не закрывала бы глаза.

— Вам двоим грустно, что твоему отцу пришлось отменить поездку сюда из-за снега? — спросила я Роудса.

Отец и сын переглянулись.

Я мало что слышала о Рэндалле Роудсе, но знала, что его пригласили приехать и провести с ними канун Рождества, поскольку он определенно не был приглашен на вечеринку по другую сторону семьи Амоса, которая также может быть отменена сейчас в зависимости от дорожных условий. Лично я подумала, что это был маленький шаг, когда мужчина позвонил и извинился за то, что не сможет приехать. Но я была почти уверена, что я была единственной, кого это впечатлило.

Он пытался. Я думаю.

— Я приму это за отказ, — пробормотала я. — Может, после этого мы найдем какой-нибудь страшный фильм?

Это приободрило Ама, и я не пропустила легкое фырканье из носа Роудса при мысли о том, что в канун Рождества я увижу что-то страшное. Я посмотрела на него и улыбнулась. Его нога в носке толкнула мою под столом. Я клянусь, что это было лучше, чем большинство поцелуев в моей жизни.

— Да, я думаю, — сказал Амос, и это также было похоже на «черт возьми, да».

— Тебя это беспокоит? — спросила я Роудса с надеждой на лице, глядя на него трепетно.

Мужчина искоса посмотрел на меня.

— Перестань быть милой. Что ты думаешь?

Я думала, что он против, и я была права. Мы все сидели у телевизора и смотрели «Брайтберн», и они игнорировали меня, когда я закрывала глаза или делала вид, что у меня под ногтями есть что-то действительно интересное, на что можно посмотреть. К тому времени, когда фильм закончился, была полночь, и я не могла больше ждать до утра. Мы всегда праздновали Рождество в полночь — по крайней мере, с моей мамой. Эта традиция, казалось, была единственной, которую она сохранила от своей венесуэльской семьи.

На диване, рядом с Роудсом, где я смотрела весь фильм, я подалась вперед и спросила:

— Могу ли я подарить вам ваши подарки сейчас?

— Конечно, — сказал Ам.

— У тебя есть что-то для нас? — в то же время спросил Роудс.

Я снова посмотрела на него.

— Ты видел, сколько гирлянд у меня было в гаражной квартире. Это не должно тебя удивлять.

Он пожал плечами, и я ему поверила. Он выглядел искренне удивленным, когда прибыли рождественские подарки от его братьев для него и Амоса. Единственный подарок, который его не слишком удивил, был отправлен родителями Амоса.

— Конечно, я вам кое-что приготовила. Подождите, подождите, подождите, позвольте мне сделать это. Я люблю дарить подарки в канун Рождества, извините, если это все испортит, но я просто так волнуюсь. Я люблю Рождество.

— Твоя мама праздновала Рождество? — спросил Роудс, когда я встала.

Я улыбнулась ему.

— Возможно, она возненавидела бы то, насколько это сейчас коммерциализировано, но она не возражала, когда я была ребенком, а если и возражала, то скрывала это от меня.

У меня было много приятных воспоминаний с моей мамой об этом празднике, и одна мысль об этом заставляла меня сильно скучать по ней, но не в плохом или грустном смысле. Более благодарном за то, что у меня были эти моменты, чтобы оглянуться назад.

Потому что Рождество нужно было проводить с важными людьми, и хотя я не была со своей семьей во Флориде, я все равно делала именно это.

И, по правде говоря, я была рада, что была с Роудсом и Амосом. Это казалось правильным.

Потребовалась минута, чтобы вытащить огромную коробку и поставить ее на пороге гостиной; затем мне пришлось вернуться и взять два пакета, которые я засунула за их старые куртки, и пылесос.

Я пошла прямо к Аму и поставила тяжелый подарок на пол перед ним.

— Надеюсь, тебе понравится, но если нет, очень плохо. Все распродажи были финальными.

Он одарил меня странным взглядом, который заставил меня рассмеяться, но сорвал бумагу.

Он выдохнул.

Я знала, что Роудс купил ему гитару, потому что я помогла ему получить скидку. И выбрать дерево и морилку. Он не задавал вопросов о том, как я получила скидку или откуда я так много знаю о гитарах, и я уже не в первый раз задавалась вопросом, действительно ли он понятия не имел, кто такая Юки, когда они ненадолго встретились. Амос несколько раз упоминал ее в его присутствии, но он и глазом не моргнул.

Так или иначе, Ам еще не знал, что получит гитару.

— Это винтаж, — выдохнул он, проводя руками по обветренной оранжевой коже вокруг усилителя.