Когда-нибудь я брошу, но только не сегодня.

Солнце превратилось в пылающее темно-оранжевое пятно, которое вращающаяся земля утащила за горы. Закат был прекрасен. В Вашингтоне не бывает таких закатов, а удаленность поместья только делала его окрестности еще более завораживающими. Город был его пагубной привычкой, и он знал, что это убивало не только Кэсси, но и его самого. Им обоим нужно было уйти от всего, это был единственный способ. Там, в городе, он ничего не замечал, как будто выживание мира зависело от его следующего эпохального судебного процесса. Он ничего не видел. Это стоило ему жизни его жены, и когда он наконец понял это, одна дочь была мертва, а другая пыталась покончить с собой между терапиями и психушкой.

Однажды истина вспыхнула в его голове в мгновение ока: убирайся или умри.

Его глаза блуждали по нетронутому дому, затем по обширному лесу за ним. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким расслабленным и собранным. Пожалуйста, Господи, просто позволь этому гребаному делу сработать.

Пока всё шло по плану.

У Кэсси были хорошие дни и плохие, но за последние несколько недель она действительно чувствовала себя как дома. Билл винил себя в смерти Лиссы; если бы он был дома по ночам, будучи отцом для детей, которых произвел на свет, то ничего этого не случилось бы. У него все еще была бы жена, у него все еще была бы семья. Было уже слишком поздно для всего этого, но он чувствовал себя обязанным помочь исправить ущерб, нанесенный Кэсси, ущерб, причиненный его собственным пренебрежением.

Он затушил недокуренную сигарету о гладкий каменный верх забора. Позади него журчала водяными дугами выбеленная добела статуя какой-то обнаженной греческой богини. Физические черты статуи были слишком явными, чтобы оставаться классическими и со вкусом подобранными. Груди с сосками торчали, как в Х-рейтинговом мультфильме. Ноги не были достаточно скрещены, чтобы оставить детали гениталий на волю воображения. Это было всего лишь туземное напоминание о сексе, чего у него давно не было.

Господи, у меня глаза разбегаются от этой статуи.

После развода он узнал, что жена изменяла ему больше года, но на самом деле он делал то же самое, только гораздо дольше. Шикарные дорогие проститутки и тусовщики. Иногда он делал это с коллегами по работе и стажерами, иногда, когда ему особенно везло, он находил девочек и мальчиков возраста младше своих дочерей. Получил по заслугам, - уныло подумал он. Одна из них забеременела, и он знал, что 50 000 долларов, которые она потребовала, были гораздо больше, чем стоил аборт.

Иисусе...

Но Биллу уже стукнуло пятьдесят. Его дни посева овса закончились. Пришло время взять на себя ответственность за перемены. В наши дни успех, казалось, приравнивался к шикарным частным коктейльным вечеринкам, полным миллионеров и эскорт-девушек, в шикарных особняках, арендуемых за счёт корпоративных счетов. Люди не должны так жить.

Сквозь застекленные французские двери он видел, как миссис Коннер пылесосит одну из комнат.

Она старше меня, но, Боже, какое у неё тело. И вот он снова сдался. Теперь я жажду помощи. Эта мысль была еще более жалкой. Перед ним была честная работящая женщина, у которой никогда ничего не было, и которую преследовали бедность и несчастье, а Билл, пусть даже мысленно, эксплуатировал ее еще больше. Ты настоящий мастер своего дела, Хейдон, - сказал он себе. Хуже всего было то, что миссис Коннер – вдова уже много лет – явно прониклась к нему симпатией. Но почему-то я сомневаюсь, что это из-за моей привлекательной внешности.

- Здравствуйте, мистер Хейдон.

Это Джервис, сын миссис Коннер, вышел из патио.

Немного туповатый, - подумал Билл, - но зато он много работает.

- Я закончил подстригать сад, - сказал молодой человек, почесывая задницу. - Окаймил входную дорожку, отнёс ваши адвокатские книжки в подвал, и заделал водопроводные трубы на втором этаже.

- Здорово, Джервис, - сказал Билл. Он как раз собирался закурить еще одну сигарету, но потом передумал. Вместо этого он вытащил бумажник. - Сколько там, двадцатка в час, верно?

- Да, сэр.

Билл дал ему две стодолларовые бумажки.

- Сдачу оставь себе.

Парень широко улыбнулся идиотской улыбкой.

- Большое спасибо, сэр!

- Приходи послезавтра. Думаю, к тому времени газон нужно будет подстричь. И у меня будет еще много работы для тебя, если захочешь.

- Конечно, мистер Хейдон. Вы - самый лучший босс, который у меня когда-либо был.

- О, и еще Джервис...

- Не беспокойтесь, сэр. Я не скажу Кэсси, что видел, как вы курите.

Билл смущенно кивнул.

- Спасибо, Джервис.

- Приятного вечера, сэр! Я подожду у входа. Ма должна скоро закончить.

Билл смотрел, как парень убежал прочь. Интересно, - подумал он, - каково его матери? Никаких перспектив, никакой приличной работы, только трейлер, который с трудом можно назвать домом, и тридцатилетний кусок хлама вместо сына. Он сомневался, что они вообще когда-нибудь видели настоящий город или имели хоть малейшее представление о том, как выглядит остальной мир. Именно в такие моменты Билл понимал, за что ему следует быть благодарным.

Он вернулся в дом, когда миссис Коннер сделала несколько последних взмахов пылесосом. Она выключила громкую машину, когда заметила его.

Ее глаза сияли.

- Я почти закончила, мистер Хейдон.

- Хорошо, - сказал Билл. - Всё выглядит великолепно.

Он передал ей завышенную ставку ее дневного жалованья и выслушал поток благодарностей, растягивающиеся слова благодарности. Он боролся с собой, чтобы больше не смотреть на нее таким взглядом, и это ему удалось, но тут она наклонилась, чтобы отключить пылесос из розетки.

Билл заскрежетал зубами.

Воротник простой белой блузки женщины свисал вниз, и бессознательное туннельное зрение Билла устремилось вниз. Было ясно, что пышные груди миссис Коннер не прикрывает ни один бюстгальтер, и так же ясно теперь, что силы земного притяжения относились к ней с добротой. Билл ничего не мог с собой поделать – он смотрел вниз. Этот образ показался ему яркой роскошью, и это только подстегнуло его еще больше обратить внимание на остальную часть ее тела, когда она встала. Возрастные морщины были заметны на ее лице, но...

Её тело!

На ум пришло слово "великолепно". Синие джинсы обтягивали широкие бедра. Фигура типа "песочные часы" и выпирающая грудь ударили в его глаза.

Даже когда она улыбалась, показывая отсутствующий зуб спереди, она оставалась великолепной.

Если я не перестану смотреть на нее, у меня, вероятно, случится еще один сердечный приступ прямо здесь и прямо сейчас.

Он попытался отвлечься, придумав какую-то светскую беседу.

- Я сегодня хорошо порыбачил у ручья.

- Да, сэр, я видела в холодильнике чудесную рыбу. Я с удовольствием почищу ee и приготовлю для вас, мистер Хейдон. Я сейчас отправлю Джервиса домой. Считайте, что не ели сома, пока не пробовали его по-деревенски.

Это звучало восхитительно, почти так же восхитительно, как и мысль о том, чтобы спокойно наблюдать за ее похотливым телом, склонившимся над плитой.

- Спасибо, миссис Коннер, спасибо за предложение. Но Кэсси любит готовить. Кстати, вы ее не видели?

- С сегодняшнего утра нет, сэр. Она ушла, наверно, в город.

Билл посмотрел на свой Ролекс.

- Меня не было весь день, - пробормотал он.

- Я уверена, что она скоро придет, - сказала миссис Коннер. - Мы не можем держать слишком крепко наших детей на поводке, как бы нам этого ни хотелось. Надо дать им побродить, посмотреть на вещи своими глазами.

- Конечно, вы правы, - Билл отвел взгляд от ее груди, которая все сильнее сжималась. Сквозь блузку просвечивались соски размером с дно банки из-под содовой. - Она, наверно, просто гуляет где-нибудь со своим плеером.

- Вы уверены, что не хотите, чтобы я осталась?

- Нет, все в порядке, миссис Коннер. Увидимся завтра.

- Ну, тогда до завтра!

Когда она с важным видом удалилась, Билл был не в силах смотреть ей вслед.

Господи! - подумал он. - Мне нужна новая жизнь! Он попытался отвлечься, налил себе содовой и включил радио, чтобы послушать музыку. А, Вивальди. Спасибо! Просторная соната убаюкивала его настроение.

Лучше. Гораздо лучше.

За прекрасными окнами небо еще больше потемнело. Он снова взглянул на часы.

Где, черт возьми, Кэсси?

- Ух ты! - послышался странный, радостный голос. - Кто ты такая?

- Э-э, Кэсси, - ответила Кэсси.

Ее первой реакцией было защититься, замаскировать свой страх агрессией, спросить, что этот человек делает на ее территории. Но...

Перед ней стояла молодая девушка лет восемнадцати-двадцати, стройная, соблазнительная, с манерами, которые казались не совсем женственными, но определенно и не мальчишескими. Больше всего Кэсси поразила внешность девушки: блестящие кожаные ботинки и черные кожаные брюки, ремень с шипами, намеренно изодранная черная футболка под черной кожаной курткой. Она выглядела не как гот, а скорее как панк конца 70-х. Значки с группами на куртке подтвердили эту оценку. "THE GERMS", "THE STRANGLERS", значок с обложкой первого альбома "The Cure". Белые беспорядочные буквы на футболке гласили: ЕБАНУТАЯ!

- Ух ты, - повторила девушка. - Как круто! Новенькая!

- Прошу прощения? - cказала Кэсси.

- Мне нравится, как ты одета. Где ты намутила свой шмот?

- Я... - начала Кэсси, но это было все, что она смогла выдавить.

- И волосы у тебя классные! Я сделаю все, чтобы намутить такую краску как у тебя. Где ты её взяла?

- Я... - снова попыталась заговорить Кэсси.

- Я никогда тебя раньше здесь не видела. Как давно ты здесь живешь?

- Месяц или около того.

- Все еще учишься ходить вокруг да около. Это займет некоторое время.

Девушка сунула руку в карман куртки и вытащила кассету.

- Вот, возьми кассету. Это отличная штука. Мы сорвали кучу денег на днях вечером, в городе.