МАЛИНИ

В ночь перед тем, как они должны были добраться до Ахираньи, Малини не дали ее обычного лекарства. В вине, которое Прамила дала ей выпить перед сном, ничего не было - никакого послевкусия сладковатого сахара, свидетельствующего о том, что ее напоили цветком иглицы.

" Тебе нужно будет быть настороже, когда ты встретишься с регентом", - сказала ей Прамила. "Бдительной и вежливой, принцесса".

Эти слова были предупреждением.

Малини не знала, что делать с новой ясностью ума. Кожа слишком плотно облегала ее кости. Сердце, наконец-то получившее свободу горевать без удушающего одеяла из цветов-иголок, тяжело билось в груди. Ей казалось, что ребра болят от его тяжести. Она скрестила руки вокруг себя и ощутила каждую выемку, каждую впадинку. Сосчитала их.

После нескольких недель, проведенных под действием игольчатого цветка, мир превратился в болезненный рикошет ощущений. Все было слишком громким, слишком жестким, свет дня - слишком болезненным. От толчка кареты у нее болели суставы. Она была мешком из плоти и крови.

В этот раз она не могла заглушить чтение Прамилой "Книги матерей". Прамила сидела рядом с ней в карете, не шевелясь, и читала с кропотливой медлительностью. Сначала - детство Дивьянши. Затем - преступления якши и их ужасных почитателей, ахираньи. Затем - древняя война. Потом - чем она закончилась.

Потом книга закрылась и перевернулась. И снова открылась, и все повторилось сначала.

От этого ей хотелось кричать.

Она держала руки на коленях спокойно и неподвижно. Соблюдала меру собственного дыхания.

Она была императорской принцессой Париджатдвипы. Сестра императора. Ее назвали у ног статуи Дивьянши, окутанной пламенем и цветами. Ткачиха гирлянд, так ее называли. Малини.

Свой первый венец она сплела из роз, очищенных от шипов, когда мать учила ее словам из Книги матерей с гораздо большей сладостью и живостью, чем это мог сделать сухой голос Прамилы.

Матери добровольно заканчивали свою жизнь в священном огне. Их жертва была старой, глубокой магией, которая зажгла пламенем оружие их последователей и сожгла чудовищных якшей.

Именно в этом месте книги ее мать часто делала вид, что машет перед собой мечом, придавая рассказу столь необходимое легкомыслие. Малини всегда смеялась.

Их жертва спасла всех нас. Если бы не матери, не было бы империи.

Если бы не жертва матерей, Эпоха Цветов никогда бы не закончилась.

Жертвоприношение.

Малини смотрела из окна колесницы на землю Ахираньи. Воздух пах сыростью и дождем. Тонкий занавес, окружавший ее, скрывал почти все, но сквозь щель, которая раздувалась от движения колес, она видела тени тесных зданий. Пустые улицы. Сломанные деревья, расколотые топорами, и обугленные останки, некоторые из которых сгорели полностью.

Это был народ, который почти завоевал весь субконтинент в Эпоху Цветов. Вот что осталось от некогда великой державы: грунтовая дорога, настолько неровная, что колесницу трясло каждые несколько секунд, несколько закрытых лавок и выжженная земля.

И Малини еще не видела ни одного борделя. Она с досадой поняла, что все те высокородные мальчишки, которые хвастались перед ее братьями, что могут переспать с дюжиной женщин, как только ступят на землю Ахираньи, по цене одной жемчужины Париджати, сильно преувеличивали.

"Принцесса Малини", - сказала Прамила. Ее рот был тонким. "Ты должна слушать. Такова воля твоего брата".

"Я всегда слушаю", - ровно сказала Малини. "Я знаю эти сказки. Меня правильно воспитывали и учили".

"Если бы ты помнила свои уроки, нас бы здесь не было".

Нет, подумала Малини. Я была бы мертва.

Она обернулась к Прамиле, которая все еще держала на коленях раскрытую книгу, страницы были прижаты пальцами. Малини посмотрела вниз, определила страницу и начала свой рассказ.

И обратился Дивьянши к людям Алора, которые служили безымянному богу превыше всех остальных, и к людям Сакета, которые поклонялись огню, и сказал им: "Принесите моему сыну свою клятву верности, свою нерушимую клятву, и его сыновьям после него. Объединитесь с моей любимой родиной в одну Двипу, одну империю, и я и мои сестры своей почетной смертью сотрем якшу с лица земли"".

Она сделала паузу, раздумывая, затем сказала: "Если ты перевернешь следующую страницу, леди Прамила, там есть очень хорошая иллюстрация Дивьянши, зажигающей свой собственный костер. Мне сказали, что я немного похожа на нее".

Прамила захлопнула книгу.

"Ты издеваешься надо мной", - огрызнулась она. "Принцесса, неужели тебе не стыдно? Я пытаюсь помочь вам".

"Леди Прамила", - позвал голос. Малини услышала стук лошадиных копыт, когда фигура приблизилась. "Что-то случилось?"

Малини опустила глаза. Она увидела, как Прамила крепче сжимает книгу.

"Лорд Сантош", - сказала Прамила, голос был как мед. "Ничего страшного нет. Я просто даю указания принцессе".

Сантош завис, явно желая вмешаться.

"Скоро мы достигнем махала регента", - сказал он, когда Прамила замолчала. "Убедись, что принцесса готова".

"Конечно, мой господин", - пробормотала Прамила.

Его лошадь понеслась прочь.

"Видишь, что происходит, когда ты плохо себя ведешь?" тихо сказала Прамила. "Ты хочешь, чтобы он доложил о твоем ребячестве твоему брату? Ты хочешь, чтобы на нас обрушилось еще больше наказаний?"

Что еще может сделать с ней ее брат?

"У меня еще есть другие дети", - сказала Прамила. Ее пальцы слабо дрожали. "Я хотела бы видеть их живыми. Если я должна заставить тебя вести себя хорошо..." Она позволила угрозе, наполовину сформированной, повиснуть в воздухе.

Малини ничего не сказала. Иногда извинения только еще больше распаляли гнев Прамилы. Извинения, в конце концов, не могли исправить ничего. Невозможно воскресить мертвых.

"Думаю, сегодня тебе нужно удвоить дозу", - объявила Прамила, снова открывая книгу.

Малини повернула ухо к Прамиле. Услышала звук раскрывающейся книги, скрежет пальцев по страницам. Звук голоса Прамилы.

Вот чего может добиться чистая и святая женщина из Париджата, приняв бессмертие.

Малини считала тени солдат сквозь занавес. Фигура лорда Сантоша сгорбилась на лошади, зонтик над головой держал послушный лакей.

Она подумала о том, как ей понравится видеть смерть своего брата.