Глава 1. Зарождающаяся холодная война

Восточно-Центральная Европа и истоки холодной войны

Десятилетия после Второй мировой войны неопровержимо доказали, что послевоенный раздел Европы, определенный Советским Союзом и Соединенными Штатами в 1945 году, привел к тому, что страны Восточно-Центральной Европы оказались в советской сфере влияния без каких-либо шансов на изменение вплоть до окончательного краха коммунистических режимов в конце 1980-х годов. Сверхдержавы, которые вместе управляли биполярной международной системой, считали соглашение в Европе краеугольным камнем отношений между Востоком и Западом на протяжении всей холодной войны. По этой причине стоит вкратце рассказать о том, как советская сфера влияния развивалась, укоренялась и в конце концов поглотила Венгрию и другие страны региона.

В течение последних двух лет войны лидеры союзников обсуждали будущее Европы и планы восстановления на трех саммитах, состоявшихся в Тегеране, Ялте и Потсдаме. Однако основное внимание на этих встречах уделялось не столько разделу Европы, сколько тому, как победить Германию и Японию. Таким образом, хотя в Тегеране, Ялте и Потсдаме в результате советского давления были достигнуты договоренности о новых западных и восточных границах Польши, не было заключено ни одного официального договора или соглашения, по которому весь регион Восточно-Центральной Европы предоставлялся бы Советам в качестве сферы влияния.

Тем не менее, начиная с 1943 года, был заключен ряд соглашений, в которых западные союзники молчаливо признавали интересы безопасности СССР в трех странах Балтии и Восточной и Центральной Европы как приемлемые и были готовы с ними мириться. Все это основывалось на идее, что Советский Союз, понесший огромные потери в войне против стран оси, имел законные интересы безопасности и имел право иметь группу дружественных государств на своей западной границе, чтобы избежать будущего нападения Германии. В действительности все это вытекало из негласного соглашения между Сталиным и Рузвельтом на Тегеранской конференции в ноябре-декабре 1943 года, когда последний - несмотря на попытки Черчилля спланировать открытие долгожданного второго фронта на Балканах - поддержал твердое желание Сталина начать кампанию как можно дальше от восточного фронта, то есть в Нормандии, Франция, в мае 1944 года.² Это обещание оставляло Советскому Союзу еще шесть месяцев для борьбы с немецкими силами в Европе в основном в одиночку.

Таким образом, уже в ноябре 1943 года для "большой тройки" (трех лидеров союзников) стало совершенно очевидно, что страны Восточно-Центральной Европы будут освобождены и оккупированы Красной армией, а значит, будут контролироваться Москвой. Решение американского президента заключить это негласное соглашение было не только оценкой огромных потерь, понесенных Советами до этого момента, но и основывалось на предположении, что, хотя этот вариант еще больше увеличит непропорциональные потери Москвы - на такую жертву Сталин был готов пойти - он позволит спасти сотни тысяч жизней американских (и других западных) солдат, а значит, выиграть войну с гораздо меньшими человеческими потерями для Соединенных Штатов. Обещание Сталина вступить в войну против Японии после поражения Германии еще больше укрепило Рузвельта в убеждении, что он заключил выгодную сделку.

Возможно, послевоенная судьба Восточно-Центральной Европы была определена не на Ялтинской конференции в феврале 1945 года, как считают многие и сегодня, а в Тегеране. Однако на этой встрече у Рузвельта и Черчилля не было альтернативы: единственным способом попытаться изменить ход истории было бы предъявление Сталину совместного ультиматума Запада, требующего его согласия на открытие второго фронта на Балканах. Из речей и выступлений Сталина на конференции было совершенно очевидно, что он был полон решимости любой ценой освободить и оккупировать всю Восточно-Центральную Европу, что можно было сделать, только открыто рискуя развалом антифашистской коалиции. Это, безусловно, привело бы к непредсказуемым последствиям, возможно, даже к столкновению советских и западных союзных войск, поэтому такой сценарий был просто немыслим ни для Рузвельта, ни для Черчилля. Не говоря уже о том, что даже в таком абсурдном случае Красная армия могла бы уже освободить большую часть Восточно-Центральной Европы к тому времени, когда западные великие державы смогли бы начать успешную крупномасштабную десантную кампанию на горных Балканах с их суровыми географическими условиями.

Единственные и часто упоминаемые переговоры о послевоенном будущем Европы, на которых столь многословно упоминались сферы интересов и сферы влияния, состоялись в Москве между Черчиллем и Сталиным 9 октября 1944 года.⁴ Результатом этой встречи стало печально известное "процентное соглашение", в котором, казалось, была сделана попытка установить взаимоприемлемые сферы влияния для Советского Союза и западных держав в Восточной и Центральной Европе и на Балканах. Хотя многие обвиняют Черчилля в том, что он бездушно бросил эти страны на произвол судьбы, на самом деле он, скорее всего, хотел вступить в игру со Сталиным, пытаясь проверить его намерения относительно будущего этого региона. К моменту этой встречи в начале октября 1944 года большинство младших союзников Германии последовали примеру Италии и капитулировали - Румыния в августе, Финляндия и Болгария в начале сентября, а перемирие с Венгрией казалось неминуемым, поскольку делегация, направленная адмиралом Хорти, как раз вела переговоры в Москве, и 11 октября было подписано предварительное соглашение о прекращении огня. Таким образом, прямо во время встречи Сталина и Черчилля можно было реально ожидать, что восточный фронт очень скоро резко переместится в центр Венгрии, где Красная армия будет сражаться с немцами при поддержке румынской, болгарской и венгерской армий. Этот сценарий предполагал быстрое продвижение фронта на запад, и к концу 1944 года Советы, возможно, достигнут Австрии. Таким образом, Черчиллю пришлось считаться с тем, что практически все страны Восточно-Центральной Европы будут освобождены и оккупированы советскими войсками в относительно короткий срок. При такой перспективе надежд на сохранение реального западного влияния в этих государствах было немного. Таким образом, относительно высокие цифры, предложенные Черчиллем и "принятые" Сталиным для западных союзников (Венгрия - 50%, Югославия - 50%, Болгария - 25%, Румыния - 10%), можно рассматривать как "щедрый", но абсолютно циничный жест советского лидера, призванный подпитать предполагаемое стремление Черчилля к самообману, а не как реальный раздел сфер интересов. Примечательно, что через день "советские" цифры для Венгрии и Болгарии были изменены Молотовым и Иденом до 80 процентов, что гораздо более реалистично отражало истинные намерения Кремля. Увеличение на 5 процентов для Болгарии было относительно небольшим, поэтому его можно было считать корректировкой, но 30-процентная успешная сделка в пользу Москвы по Венгрии просто непонятна, если предположить, что днем ранее Сталин и Черчилль серьезно говорили о 50 процентах. Хотя Югославия все еще выглядела как пятьдесят на пятьдесят, в тот момент Сталин мог быть уверен, что под властью Тито страна будет прочно находиться в советской сфере, что бы ни предполагали британцы.

Анализируя соглашение о процентах, мы должны учитывать очень важный фактор, который обычно упускают из виду: влияние потенциального венгерского поворота. Когда Черчилль инициировал заключение соглашения, он, по сути, ошибочно полагал, что Красная армия проникнет в Венгрию гораздо раньше, чем это произошло на самом деле. То есть в тот момент его собственная переговорная позиция была гораздо слабее, чем несколько дней спустя. (Как известно, 16 октября венгерский перелом провалился, и приход к власти венгерских фашистов, партии "Стрела Креста", сделал Венгрию последним крупным союзником Германии в Европе, воевавшим на ее стороне до самого конца, а реально Венгрия была освобождена только в апреле 1945 года). Таким образом, мы можем утверждать, что предложение о 50-процентном влиянии западных держав в Венгрии в таких условиях просто не может быть воспринято всерьез. Неудивительно, что, хотя с 9 на 10 октября цифры были изменены в пользу Советского Союза, они не были изменены после отъезда Черчилля из Москвы, и 16 октября выяснилось, что ожидаемый венгерский поворот не удался.

Оглядываясь назад, можно сказать, что единственной частью этого соглашения, сохранившей "серьезное" значение, было то, что Черчилль настаивал в отношении Греции на разделении интересов между Великобританией и Советским Союзом в соотношении 90:10 процентов. Это позволило Сталину продемонстрировать нежелание британцев мириться с расширением советского влияния на эту страну, которая традиционно имела стратегическое значение для Великобритании. Теперь мы знаем, что в действительности такое понимание по Греции было достигнуто между Сталиным и Черчиллем еще в мае 1944 года, а Сталин признал право Великобритании направить войска для освобождения страны в официальной ноте 23 сентября. Неудивительно, что британские войска действительно начали освобождать отдельные районы балканского государства в конце сентября 1944 года. Таким образом, скорее всего, единственной реальной целью Черчилля при представлении процентного соглашения было предупредить Сталина, что Красная армия, на тот момент уже оккупировавшая Румынию и Болгарию, не должна пытаться стать оккупационной державой и в Греции, что было бы довольно логичным шагом с чисто военно-стратегической точки зрения - ведь это могла бы сделать только Великобритания. Поэтому, хотя Черчилля, безусловно, нельзя винить в том, что он продал Восточно-Центральную Европу на этой конференции, как это трактуется в ряде предыдущих исследований, а также сохранился в памяти общества как один из мифов эпохи холодной войны, получив согласие Сталина на британскую военную кампанию, на самом деле он заслуживает определенной заслуги за то, что помог спасти Грецию от превращения в члена формирующегося советского блока. Правда, этого удалось добиться только благодаря изначальной сдержанности Сталина в этом вопросе, поскольку он с самого начала войны рассматривал Грецию как страну, находящуюся в британской сфере влияния. Это устное соглашение не имело официального статуса и поэтому никогда не упоминалось в последующих многосторонних переговорах, не говоря уже о том, что Соединенные Штаты, которые стали реальным победителем в войне и чья точка зрения начала становиться самой важной в западном альянсе, не были обязаны принимать соглашение, участником которого они не являлись.