14

ТЕО

Я хотел убедиться, что Марика знает, как сильно я хочу взять ее в эту поездку в качестве медового месяца, пусть даже частично делового. Я оставил сотрудникам инструкции, как организовать частный самолет, и когда я провел ее на борт, выражение ее лица заставило меня порадоваться, тому, что я это сделал.

По всему самолету расставлены цветы, вазы по бокам, шампанское в ведерке со льдом уже ждет нас на наших местах. На каждом из них сложены кашемировые пледы, и вся обстановка выглядит уютно и романтично, как я и просил.

Я не решаюсь сказать, что влюблен в свою жену, но выражение лица, с которым она все это воспринимает, вызывает у меня такой прилив эмоций, о котором я и не подозревал. Глупо, конечно, говорить об этом, учитывая, как недолго я ее знаю. Я достаточно взрослый, чтобы смеяться над тем, что любовь с первого взгляда может существовать, и достаточно мудрый, чтобы понимать, что похоть может быть похожа на любовь, даже если я никогда не испытывал этого раньше.

Но, Боже, мне уже нравится заставлять ее улыбаться. Мне чертовски нравится заставлять ее кончать. Впервые в жизни у меня есть кто-то, кого я хочу баловать, холить и лелеять, и это пьянящее чувство. Мне приходится сдерживаться, чтобы не напугать ее. Я знаю, что она не ожидала увидеть мужа, который будет ею восхищаться. Доброта сама по себе, похоже, способна напугать ее больше, чем немного.

Марика стоит в проходе и смотрит на массив, ее лицо несколько шокировано, и, кажется, она тоже довольна, хотя я не могу сказать точно.

— Тебе нравится? — Я с любопытством смотрю на нее, и она кивает.

— Это прекрасно, — тихо говорит она. Она стоит еще мгновение, как будто не совсем уверена, что ей делать, а потом переходит на одно из мягких кожаных кресел, берет одеяло и откладывает его в сторону. — Я люблю розы, — пробормотала она, касаясь лепестков одного из цветков, стоящих рядом с ее креслом. — Я знаю, что это не очень уникально, но я их люблю.

— Не стоит извиняться за то, что любишь. Красота есть красота. — Я сажусь напротив нее, достаю шампанское, откупориваю его и наливаю игристую жидкость в каждый из наших фужеров. Я протягиваю один ей, и она берет его, ее тонкие пальцы обхватывают ножку. — За наш медовый месяц.

— За наш медовый месяц, — негромко повторяет Марика, постукивая своим бокалом о мой, но я чувствую, как в ней все еще кипит напряжение. Я надеялся, что, когда я уступлю просьбе ее брата, точнее, его требованию, чтобы его охрана сопровождала нас, она расслабится. Но я все еще чувствую, как она вздрогнет при малейшем движении.

Я не могу ее винить. Наши семьи долгое время были врагами, и Марика воспитывалась с этим знанием. Я не могу ожидать, что она в одночасье изменит свое мнение обо мне или мгновенно почувствует себя комфортно со мной - практически незнакомцем. Но я жажду того времени, когда ей будет комфортно со мной, когда мы начнем расслабляться в той близости, на которую я надеялся в браке.

— Долго лететь? — Спрашивает Марика, потягивая шампанское, и я вижу, как она слегка шевелится в своем кресле. К своему удивлению, я понимаю, что она нервничает.

— Ты никогда раньше не летала? — С любопытством спрашиваю я, и она качает головой.

— Никогда.

— Ну, частный самолет, это хороший способ начать, — язвительно говорю я ей. — Ты даже не почувствуешь перелета.

Марика кивает, выпуская маленький и дрожащий вздох.

— Надеюсь, что нет.

— А еще это всего семь с половиной часов, — добавляю я. — Совсем недолго.

Она натянуто улыбается мне и делает еще один глоток шампанского, пока самолет начинает выруливать на взлетную полосу.

После второго бокала шампанского мы снова погружаемся в полет. Марика взяла с собой книгу, а я занялся работой на своем ноутбуке, но время от времени поглядывал на нее, наслаждаясь видом. Она надела платье для полета: приталенный вязаный свитер-платье какого-то оттенка, подчеркивающего ее голубые глаза и делающий комплимент ее фигуре. Я жалею, что набросил кашемировый плед, на ее ноги, который она заправляет, скрывая от меня любой шанс заглянуть под юбку моей жены.

Эта мысль приводит меня в ужас. Мне всегда нравилось общество женщин, но я уже давно не испытывал такого сильного возбуждения. Я кончил ей в горло и внутрь всего за несколько часов до этого, и все же я смотрю на нее с другой стороны наших сидений, думая о том, как бы мне хотелось взглянуть на то, что у нее под платьем.

Словно почувствовав мой взгляд, Марика вдруг поднимает голову, и выражение ее лица становится любопытным. Она делает паузу, как будто что-то обдумывая, а затем говорит.

— О чем ты думаешь? — Мягко спрашивает она, и я чувствую, как в уголках моих губ появляется улыбка.

— О том, как ты прекрасна, — честно отвечаю я. — И о том, как бы мне хотелось увидеть, что скрывается под твоим платьем.

Глаза Марики расширяются, дыхание сбивается в горле, и я задаюсь вопросом, желает ли она меня так же сильно, как я ее. Мне приходит в голову, что все это может быть показухой: как легко она ложится со мной в постель, как быстро соглашается со всеми моими желаниями, как охотно опускается передо мной на колени сегодня, но что она не может подделать, так это то, что каждый раз она мокрая. Мне достаточно прикоснуться к киске жены, и я понимаю, что хотя бы часть этого должна быть настоящей.

От этой мысли мой член мгновенно твердеет, и я смотрю на нее, позволяя ей увидеть это в моем взгляде. В задней части самолета есть спальня, но я не склонен беспокоиться об этом. Если я не могу трахнуть свою жену в открытую на собственном частном самолете, то какой в этом смысл?

— Садись ко мне на колени, — тихо говорю я ей и вижу, как ее глаза становятся круглыми. — Сейчас, девочка, — добавляю я с твердостью, которую раньше с ней не использовал, и мне интересно, как она на это отреагирует. Будет ли она отбиваться от рук, но все равно сделает это, будет ли спорить со мной или ей это понравится.

Марика колеблется всего мгновение, а затем медленно встает и направляется ко мне.

— Кто-нибудь увидит, — шепчет она, когда я тянусь к ней, сдвигая платье на бедра.

— Все в порядке. — Я тяну ее вперед, резко дергаю, чтобы она уткнулась мне в колени, лицом ко мне. — Они все подчиняются мне. Это мой самолет. Если я хочу трахнуть свою жену вот так... — Я прижимаю руки к ее бедрам, резко дергая ее вниз, так что она чувствует мой твердый член между бедер. Я награжден ее быстрым вздохом и чувствую, как пульсирует мой член. — Тогда я сделаю это. Вот что значит обладать властью, Марика. — Я поднимаю руку, убирая прядь светлых волос с ее лица, и прижимаю большой палец к ее нижней губе. — Я делаю то, что мне нравится. Если я прошу, это просто любезность.

— Даже со мной? — Шепчет она, и я слышу дрожь в ее голосе.

— Нет, — мягко говорю я ей, моя рука скользит по ее волосам, когда я поправляю ее, чтобы она полностью сидела у меня на коленях, и я тянусь между нами к молнии брюк моего костюма. — Когда я прошу тебя, Марика, я имею в виду это.

Я жду, что она запротестует, скажет, что в таком случае она возражает против того, чтобы ее трахали вот так, в открытую, где любой может пройти мимо. Может выйти пилот, или стюардесса, или кто-то из службы безопасности, увидеть нас в таком виде и понять, что я в ней. Где они могли бы услышать, как она кончила со мной. А потом они могут посмотреть на нее и представить, что она все еще полна моей спермы, которая впиталась в ее трусики.

В этом, конечно, и есть смысл.

То чувство собственничества, которое она заставляет меня испытывать, все еще остается, задерживаясь совсем близко от поверхности. Я хочу трахать ее так, чтобы все видели и слышали, чтобы знали, что она моя. Моя, чтобы трахать, моя, чтобы ублажать, моя, чтобы наполнять. Моя и только моя.

Я не мог бороться с этим, и сейчас я не уверен, что хочу этого.

Она не протестует. Ни тогда, когда я вытаскиваю свой член из брюк, когда его твердая длина оказывается под ее юбкой, между ее ног. Ни тогда, когда я резко стягиваю ее трусики в одну сторону и одной рукой натягиваю ее на свой член, издавая низкий стон удовольствия, когда чувствую, как ее влажный жар начинает обволакивать мой чувствительный кончик. Она ощущается так чертовски хорошо, так плотно, сжимаясь вокруг меня, когда я подстраиваю ее так, чтобы она скользила вниз по одному дюйму за раз, и она упирается руками в мои плечи, делая маленькие, быстрые вдохи, которые говорят мне о том, что ей так же хорошо, как и мне.

— Если я скажу тебе нет прямо сейчас, — внезапно шепчет она, — ты остановишься?

Вопрос пугает меня. Но мне кажется, я понимаю, почему она спрашивает, и я делаю паузу, несмотря на то что мой член уже наполовину погрузился в нее.

— Да, — говорю я ей честно и серьезно.

— Почему? — То, как она задает этот вопрос, разрывает что-то в моей груди. Я понимаю, что это не то, чего она ожидала от брака. От меня. И это заставляет меня чувствовать себя еще более решительным, чтобы доказать ей обратное.

— Потому что ты была дана мне, чтобы защищать, — говорю я ей, и слова выходят немного придушенными от усилий удержать себя в неподвижности, наполовину находясь внутри ее влажного, тугого тепла. — И я буду это делать, Марика. Даже если это будет трудно для меня.

Она тяжело сглатывает и раздвигает ноги чуть шире, опускаясь на мой член.

От этих ощущений я едва не застонал слишком громко. Мои руки впиваются в ее бедра, платье задирается почти до самой задницы, и я скольжу по ней руками, чтобы обхватить ее, убедившись, что она достаточно прикрыта, чтобы никто из прохожих не мог случайно заглянуть ей в глаза. Может, мне и нравится, что другие пассажиры самолета знают, что моя жена трахается со мной, но только я могу наслаждаться видом ее сладкой киски.

— Блядь, Марика... — Я сжимаю ее задницу, когда она немного неумело двигает бедрами. — Боже, ты такая хорошая... — Она обхватывает меня, слегка скользя вверх-вниз, и я чувствую, как мой член набухает и пульсирует внутри нее, удовольствие почти слишком велико.