Изменить стиль страницы

Глава 6

Нань Гэ Эр осознал, что тот факт, что он был способен жить в Гуан Тяне так естественно, ощущался весьма странно.

Какими были его мысли об этом месте изначально?

Когда он был ранен, он хотел восстановиться.

Восстановившись, он хотел получать полноценный рацион.

Получив полноценный рацион, он хотел улучшить стандарты своей пищи.

Когда стандарт пищи догнал стандарты большинства, у него появилась энергия, чтобы размышлять о случайных вещах.

Следовательно, он чувствовал, что дела на данный момент обстояли странно.

…Люди поистине странны; их тела восстанавливаются от травм, и даже душевные раны, кажется, рассеиваются подобно тому, как заживают физические травмы.

Никогда не был он мстительным человеком, не важно, жил ли он в той беспросветной тьме и громадном дворце, используя бесчисленные грязные методы ради выживания. В глубине души, он все еще являлся тем второкурсником, попавшем в другой мир по вине пожара.

Это было предопределено с самого начала.

Он не был ни наивным, ни невинным дитем изначально; его нынешняя личность была лишь продолжением того второкурсника, а не началом жизни с белого листа бумаги, как у любого обычного человеческого существа.

Потом он использовал свой опыт и знания второкурсника, чтобы вырасти в нынешнего Нань Гэ Эра.

Хотя он выглядел физически молодым, в действительности он прожил уже слишком долго.

После трех лет заключения, в данный момент у него не осталось никаких огромных амбиций как у обычного подростка; к тому же, он потерял всякое желание будущего или, возможно, он уже давно потерял подобную возможность.

В молодой оболочке покоилось постаревшее и онемевшее сердце.

Однако странно, но забот в управленческом бюро постепенно прибавлялось, цыплята обернулись курицами и откладывали больше яиц, из которых вылуплялись новые маленькие цыплята, даже группы желтых утят росли, начиная хлопать своими крыльями и крякать, когда за ними гонялись.

Часть пищи на складе управления была внесена им, в то время, как пища, отданная соседями и жителями, оказалась столь обильна, что могла даже заполнить целый дом.

Число людей, приветствующих его, когда он выходил наружу, постепенно увеличилось, и иногда другие даже насильно затаскивали его в свои дома, предлагая поесть.

Когда бы он ни ел с советником и ямэнь-посыльными, он всегда подкидывал еду, которую не любил, в их миски.

После завершения истории, детишки давали ему фрукты и закуски, чтобы заполучить его благосклонность; взрослые тоже передавали ему немного еды.

Когда они были свободны, женщины в городе добровольно приходили, чтобы заштопать, постирать и высушить его одежды.

Такая скучная, нелогичная, нудная и монотонная жизнь.

И все же, это было то, что он никогда прежде не испытывал.

Быть может, в прошлом, когда он все еще был тем невинным студентом, он ежедневно жил подобным образом, но когда думал об этом теперь, то осознавал, что он из прошлого уже был слишком далек от той жизни.

Теперь он неожиданно вновь попал в подобную жизнь.

Невинную, но сложную; занятую, но мирную.

Сейчас он едва мог даже вспомнить, как оказался принужден к подобной повседневной жизни.

Все уже стало так, когда он начал это замечать; когда предавался воспоминаниям о прошедшей половине года, то там совершенно не находилось ни показателей, ни каких-либо видимых признаков.

Он продолжал желать узнать, почему стал заключенным и страдал под пытками те года.

Было очевидно, что я…

Однако с медленно проходящей полной забот половиной года он осознал, что крепкое желание в его сердце стало гораздо прозрачнее.

Потому он подумал, исцелит ли восстановление его физических травм и его душу?

Люди являлись, в самом деле, изменчивыми живыми существами.

Горестные события, они пройдут с течением времени, раны сгладятся. Блаженные события, они тоже пройдут с течением времени, счастье забудется.

Об-на-жен-ным прибыв в человеческий мир, затем умерев, без возможности забрать что-то с собой.

Обладание ничем в начале оборачивается в обладание ничем в конце.

Смерть уже была предсказана, как только кто-то рождался; с каждым прошедшим днем подбирался ближе также и день смерти.

Вот почему он подумал, в любом случае, какой смысл жить?

Хотя отчетливо понимая, что никакой цели, чтобы жить, не было, и все еще продолжая инстинктивно жить.

Сколь бессердечно было это.

— Нань Гэ Эр, о чем ты там задумался, иди скорее и поешь мяса! — крики можно было услышать даже из управленческого зала.

Сейчас было зимнее солнцестояние, а это являлось огромным местным событием; все возвращались домой, чтобы приготовить хорошую еду для их предков; все магазины закрывались рано, и управление тоже получало выходной.

Мо Шу и остальные ушли сегодня как обычно рано, до полудня; обратно же они принесли огромных диких зверей из кто-знает-откуда. Теперь, закрыв двери, все столпились вокруг и разожгли большой костер, чтобы зажарить дикую добычу.

Нань Гэ Эр потерялся ненадолго, потом пожал плечами: о чем я болтал?

Коль жизнь, так тому и быть; коль смерть, так тому и быть.

Все это не имеет значения.

Он вышел из зала, огни на площади пылали; потроха диких зверей и прочее лежали внутри ведра, находившегося рядом, в то время, как кровь помещалась в другое ведро. Ямэнь-посыльные, государственные офицеры и советник — все собрались там с несколькими женщинами посреди них-

Вероятно, члены их семей. Некоторые держали свои блюдца, пока другие нарезали ножами тела диких зверей, даже были те, кто держал кувшины с вином, разговаривая с людьми рядом с ними…

Заметив прибытие Нань Гэ Эра, обнимавший кувшин вина человек пьяно поднялся:

— Нань Гэ Эр, давай выпьем…

Глядя на его опьяневшее состояние, Нань Гэ Эр рефлекторно отступил к двери.

Обратив внимание на движения Нань Гэ Эра, пухлая дама подошла сзади, шлепая лоб парня:

— Ты идиот, у Нань Гэ Эра такое хрупкое тело, как он может выпить с тобой?!

Парень резко отвернулся, потирая свой лоб:

— Мам, прекрати бить меня по лбу, я от этого стану глупым.

— …Да можешь ли ты вообще стать еще глупее? — дама взглянула на него насмешливо, а затем, изменив свое выражение лица на улыбку, повернулась к Нань Гэ Эру. — Нань Гэ Эр, иди сюда, Сю Чжу Цзе[1] и тетушка[2] выбрали и зажарили менее жирное мясо с ребер для тебя, скорее иди ешь.

— Сю Чжу, ты так предвзята! — другой человек, державший кувшин вина, тоже стал кричать со стороны.

По-простому одетая дама, Сю Чжу, изогнула свои губы в улыбке, игнорируя юношу, улыбаясь только Нань Гэ Эру.

Другие начали буйно выкрикивать Нань Гэ Эру, говоря ему подойти и пошалить вместе.

Нань Гэ Эр чувствовал себя весьма удрученно.

Это вовсе не означало, что он пользовался популярностью среди девушек в городе.

Поскольку его покрытое рубцами за гранью всякого узнавания лицо было выставлено на показ, учитывая тот факт, что он являлся лишь незначительным помощником в управлении, и то, что его тело было чрезвычайно хрупким, — не находилось ни единой черты, которая могла бы привлечь женщин.

Причина, по которой все звали его без доли страха, возможно, заключалась в том, что они не воспринимали его как мужчину с самого начала?

Даже если они видели во мне мужчину, вероятно, у них все равно не имелось никакого интереса или ожиданий касательно меня.

Размышляя, он закатал свои рукава и подошел.

Он заметил, что Мо Шу и советник были окружены пятью или шестью людьми, весело болтающими, с блюдом нарезанного мяса, лежавшего около их ног.

Хотя это был невоспитанный и небрежный способ принятия пищи, Мо Шу улыбнулся, надев зеленую мантию и присев туда, все же внося атмосферу изящной беззаботности.

В то время как советник, вероятно, достаточно подвыпил, под влиянием алкоголя он стал даже более героическим и гордым.

…Скорее всего, это была не иллюзия.

Каждый до единого человек здесь, в данный момент, выглядел так, словно бы был исключительным.

Быть может, они тщательно скрывали это обычно, потому оно было совсем незаметно; но в данный момент, когда Нань Гэ Эр проходил мимо тех, кто соревновался в выпивке, он мог почувствовать особенную…

Ожесточенную боями, но вместе с тем их глубоко обузданную ауру.

Он встречал таких людей прежде.

Они были в точности солдаты, пережившие множество битв, те, кто источали такую спокойную и возвышенную энергию.

Заметив проходившего мимо Нань Гэ Эра, Мо Шу изогнул свои губы, задержал чашу около своих рук, поднося в своем направлении, затем прижал ее к своим губам, изящно наклонив шею, проглатывая содержимое.

Это движение обладало неописуемо красивой изящностью.

Если бы я не знал, насколько бессмысленным и бесчувственным этот парень был, я бы, вероятно, по-настоящему восторгался его прекрасными движениями.

Однако…

Не важно, сколь стильно он выглядел, я никогда не забуду бесклассовое поведение этого парня, неустанно крадущего мой сушеный горох.

Нань Гэ Эр без всякого выражения на лице прошел мимо, присаживаясь возле женщин.

— Вот, — шипящий, испускающий жар и аромат кусок мяса появился перед его глазами.

Тетушка возле него сладко улыбнулась, вежливо предложив:

— Попробуй.

Заметив, как остальные дамы с ожиданием смотрели на него, Нань Гэ Эр, желая быть вежливым, сглотнул свою слюну, взял кусок и осторожно откусил — никогда он прежде не ел под наблюдением такого большого числа людей, и это давило на него.

— Хорошее? — спросила тетушка.

Нань Гэ Эр с усилием проглотил кусок мяса прежде, чем посмотреть на дам, окружавших его с сияющими глазами, и немного запнулся:

— М-м, на вкус великолепно.

— Тогда кушай больше, — тетушка была счастлива, говоря остальным дамам. — Потрясающе, Нань Гэ Эру это понравилось.

— Я так и сказала: Нань Гэ Эру определённо это понравится.

— Мясо с ребер менее жирное, эти глупые мужчины никогда не смогут заметить разницы.