ГЛАВА 44

ЛИЛИЯ

Лабораторный халат, который я надевала в последний раз, когда работала в лаборатории, висел на крючке сразу за дверью. Я надела его, как и просил профессор Брамвелл, и ввела код на клавиатуре. Дверь со щелчком открылась, и я увидела профессора Брамвелла в лаборатории, где он работал за ноутбуком за одним из столов. В лаборатории мерцали свечи, создавая жуткую атмосферу, как в романе «Джекил и Хайд».

Я облизала губы, на которые нанесла ту же помаду, что и на торжественном вечере. Именно этот оттенок привлек его внимание.

Рядом с ним стоял стереомикроскоп, а напротив, в большом стеклянном куполе, сидели два маленьких фиолетовых мотылька Соминикс, которые не цеплялись за стенки, как должны были, а лежали на полу клетки.

— Новые питомцы? — спросила я, заметив небольшие отверстия в верхней части купола, миску с ягодами и, конечно, кусок окровавленного мяса, от которого меня передернуло.

— Тестовая группа № 10, — проворчал он, продолжая печатать.

— Это те мотыльки, которых вы используете для изучения токсина?

— Да.

— У вас есть для них имена? — Быстрый осмотр мотыльков показал, что различий в окраске достаточно, чтобы отличить их друг от друга. У одного было белое пятно, у другого — кривой хоботок.

— Нет. У меня нет для них имен. — Он по-прежнему не отрывал взгляда от окуляра.

— Какая жалость. Я имею в виду, что было бы плохой приметой не дать каждому из них имя.

Приподняв бровь, он бросил на меня взгляд, который превратился в двойной удар, поскольку его взгляд, казалось, задержался на моих губах. Прочистив горло, он снова отвернулся, нахмурив брови, а я прикусила губу, чувствуя себя победительницей, что он заметил.

— Не стесняйтесь, если вам так хочется.

— Я? Вау. Волнительно. Это должны быть хорошие имена, если мы хотим, чтобы эксперимент был успешным, верно?

— Боюсь, что имя не имеет значения.

Улыбаясь, я вернула свое внимание к мотылькам.

— Кстати, как зовут кота?

— Бэйн.

— Вы что, фанат DC, что ли? (Прим. Бэйн (англ. Bane — бич, наказание, проклятье) — суперзлодей комиксов издательства DC Comics. Первое появление персонажа было в комиксах о Бэтмене: Vengeance of Bane #1 (январь 1993), был создан Чаком Диксоном, Дагом Мончем и Грэмом Ноланом. Бейн — один из самых сильных врагов Тёмного рыцаря, наиболее известный тем, что сумел победить Бэтмена, сломав ему позвоночник.)

— Нет. Просто я не любитель любопытных кошек, которые любят вторгаться в мое рабочее пространство.

Без сомнения, он получил кота в подарок. Но все равно очень мило, что он позволил ему остаться. И дал ему имя. Вернувшись к мотылькам, я изучила неестественный изгиб их крыльев, который напомнил мне о том, как позвоночник моей матери начал искривляться на последних стадиях ее болезни. Я всегда чувствовала себя беспомощной и грустной, глядя на то, как она ковыляет, испытывая боль. В груди запульсировала мрачная боль, и я прочистила горло.

— Итак, имена. Думаю, тот, что сзади, с белым пятном на крыле, должен быть Ахиллом, а тот, что впереди, с дурацким хоботком, — Патроклом.

Глядя на его профиль, я заметила, как он нахмурил брови, и усмехнулась, подумав о том, сколько мышц он должен напрягать за день, когда так хмурится.

— Вы что одержимы греческой мифологией?

— В вашем каноническом мире, полагаю, это выглядит именно так.

— Осмелюсь спросить, что же это тогда означает в вашем мире? — спросил он, делая быстрый набросок в блокноте рядом с микроскопом, который, судя по темной пигментации, представлял собой меланизацию личинки.

Когда я посмотрела на его работу, мне бросился в глаза небольшой белый шрам чуть ниже костяшки пальца, и я задалась вопросом, как он появился. Когда он сделал резкую паузу, я подняла глаза и увидела, как он выжидающе вскинул бровь, и поняла, что не ответила на его вопрос.

— Роман, который я читала некоторое время назад.

Он неодобрительно вздохнул.

— Я уверен, что это было очень познавательно.

— Не стоит осуждать романтику, профессор. Так получилось, что любовь биологически важна для человека. Она снижает кровяное давление и возможность развития депрессии, улучшает сон.

Задумчивое выражение на его лице превратилось в ухмылку.

— И как же это выгодно вам как читателю? По сути, вы — вуайерист. У вас нет никакой интимной связи с этими вымышленными персонажами.

— Кто сказал? Я очень привязана к своим вымышленным парням.

Еще один хмурый взгляд.

— Парням?

— Я много читаю.

Покачав головой, он недовольно хмыкнул.

— Отлично. Ахилл и Патрокл, — согласился он.

— Лучше, чем испытательная группа № 10. — Я провела пальцем по стеклу, удивляясь тому, что мотыльки не слетаются и не вздрагивают от моего присутствия. — Что с ними не так? Почему они болтаются на полу клетки?

— Они страдают от заболевания, которое влияет на их способность летать. Мышцы, используемые для сокращения крыльев, неисправны.

— И, значит, вы намерены ввести им токсин в надежде, что он обратит все вспять?

— Именно.

— А раньше вам это удавалось?

— Нет. Мотыльки метаболизируют токсин прежде, чем он успевает восстановить мышцы.

— Тогда загадка в том, чтобы замедлить скорость метаболизма. Но как?

— Если бы я знал это, я бы сейчас сидел на яхте и потягивал шампанское, а не отвечал на миллионы ваших вопросов. В очередной раз.

Я улыбнулась, глядя, как мотылек ковыляет за моим ноготком, которым я провела по стеклу.

— Когда я плыла сюда на пароме, это был мой первый раз. Первый раз в море. Я вообще никогда не касалась морской воды.

Краем глаза я заметила, как он поднял голову от микроскопа и повернулся ко мне.

— Вы никогда не прикасались к морю?

— Я всегда его боялась. Простора. Силы. Того, как оно может сбить человека с ног и унести за много миль от берега. И тогда ты остаешься один и дрейфуешь в глуши. И Бог знает, что плывет под тобой. — Я уставилась вдаль, представляя себе картину, которую я видела во время поездки на пароме. — Глубокие воды меня пугают.

— А может быть, это море боится ваших глубин, мисс Веспертин. — Забава в его голосе и ямочка на щеке говорили о том, что комментарий был несерьезным, но я задалась вопросом, есть ли в его юморе доля правды. Может быть, он так прячет свои комплименты или смягчает свои оскорбления за красивыми улыбками и поэтическими словами.

— Это смешно, — подыграла я. — Море ничего не боится. — Повернувшись к мотылькам, я поборола желание улыбнуться. — Ну что ж, эти мотыльки названы, значит, эксперимент не может быть неудачным.

— Если вы так считаете. — Продолжая смотреть в микроскоп, он достал лежащий рядом блокнот и протянул его мне. — Я составил для вас подробный список работ. — Сбоку торчала маленькая наклейка с надписью «Веспертин», и я открыла блокнот, увидев список неразборчивых каракулей.

— Господи. Вы что, ходили на курсы, чтобы так плохо писать?

Он неодобрительно хмыкнул.

— Имейте в виду, это вы хотели получить эту работу. А не наоборот.

Я усмехнулась про себя, пытаясь расшифровать первое задание из списка, и принялась за работу, не требующую от меня особых усилий.

Часы пролетели быстро, и снова пришло время уходить. Как и накануне, он проводил меня до автобусной остановки. Резкое напряжение кольнуло нервы, напомнив, что в последний раз мы шли вместе, и он без предупреждения рухнул передо мной.

— Сегодня не будет миллионов вопросов? — спросил он, глядя на звезды, когда мы шли через двор.

Улыбаясь, я опустила взгляд.

— Ладно, хорошо. Но помните, что вы сами напросились.

— Я беру на себя всю ответственность.

— Вы выглядите довольно молодым для профессора с медицинским образованием. В чем дело?

— Я рано занялся медициной. Нужно иметь нужные связи. Помните об этом.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки, раздумывая, стоит ли задавать следующий вопрос. Этот вопрос уже несколько дней не давал мне покоя, и я не решилась бы задать его ни с того ни с сего, но раз уж он решил поинтересоваться, то почему бы и нет.

— Почему вы отнесли меня в свою машину той ночью? Вы могли бы оставить меня в саду. Кто-нибудь мог бы меня найти.

Когда он оглянулся на меня, его брови сделали то болезненно привлекательное движение вверх.

— Если бы я знал, что вы собираетесь меня шантажировать, я бы, возможно, так и поступил.

Я усмехнулась.

— Вы не производите впечатление человека, которого легко шантажировать.

— А вы не кажетесь мне молодой женщиной, которая жаждет запереться в древней лаборатории с трупами и паразитами. И тем не менее, мы здесь.

Улыбка на моем лице померкла, когда я задумалась о том, почему после смерти матери меня все еще так тянет к этому. Почему мое любопытство так сильно владеет мной.

— Я чувствую, что должна сделать что-то значимое в своей жизни. Я в долгу перед своей семьей.

— Вы ничего не должны своей семье, — сказал он резко, как будто я его оскорбила. — Страсти бесполезны, если мы преследуем их ради других. Они становятся обязанностями. Нежелательными.

— Этот проект — ваша страсть.

— Полагаю. Несмотря на всю политическую чепуху. — Он взглянул на меня. — А что у вас?

На этот вопрос я уже много раз отвечала в анкетах и на собеседованиях, и мой благодушный ответ о желании помогать людям всегда был одинаковым. Но это тоже было неправдой, и в свете его последнего комментария у меня возникло ощущение, что он видит меня насквозь, поэтому я честно ответила.

— Не знаю. Наверное, я все еще нахожусь в поиске. Я люблю науку. Мне нравится учиться. И я хочу когда-нибудь найти лекарство от Ноктисомы. И вывести вас из бизнеса.

— Удачи. — По тому, как подергивались его губы, было ясно, что он сдерживает улыбку. — Отвечая на ваш вопрос о том, почему я не оставил вас в саду той ночью, скажу, что я нахожу вас интригующе раздражительной.

— Полагаю, это вполне уместно со стороны человека, которого я считаю блестяще антисоциальным, — проворчала я.

Складка у уголка его глаза намекнула на легкую улыбку. Этот парень был скуп, когда дело касалось их.