— Конечно, нет, профессор. Со мной ваша репутация в безопасности.

— Дело не в этом, Лилия. Перестань быть глупой и эмоциональной. Они разорвут тебя на части, чтобы удержать меня здесь. Ты понимаешь это? Именно это я имею в виду, когда говорю, что моя работа слишком важна. Они выставят тебя жалкой шлюхой, лишь бы сохранить мое доброе имя.

— Ну и что? Они все равно так думают, не так ли? А ты?

Он не ответил, только стоял и молча рычал на все мысли, которые проносились у него в голове.

Я не позволяла себе сожалеть об этом. Неважно, что он сказал, что сделал, как все закончилось, но факт оставался фактом: он заставил меня почувствовать нечто необычное. То, что никто и никогда не заставлял меня чувствовать. Даже ценой боли и тоски.

— Мне все равно, чем это было для тебя. Все равно оно того стоило.

Его глаза смягчились, и он выдохнул, опуская меня обратно на пол. Нежная рука провела по моей макушке, и он поцеловал меня в лоб.

— Я не жалею о сегодняшнем вечере. — Он прошел мимо меня и вышел из душа. Через стекло я видела, как он взял полотенце с одного из крючков на стене и вытерся. Он обернул полотенце вокруг талии и, еще раз оглянувшись на меня, вышел из ванной, закрыв дверь с тихим щелчком.

Не плачь. Не смей плакать.

Я не то чтобы тосковала по этому человеку, не то чтобы искала его по какой-то другой причине, кроме возможности узнать больше об организме и, возможно, о своей матери. Я планировала использовать и его. Разве это не делает меня таким же дерьмом?

Я пережила, что меня бросили те немногие мальчики, которым я делала минет под школьными трибунами и на задних сиденьях ржавых машин. Так что для меня в этом не было ничего нового, верно?

Только вот было. Все было совершенно новым. То, что он заставлял меня чувствовать. То, как он давал, не требуя ничего взамен. То, как он обнимал меня, и грязные, возбуждающие слова, которые он шептал мне на ухо. Все это было новым. Все это было прекрасно. И даже если это было мимолетно, это было прекрасно.

Когда я наконец вышла из душа, он сидел, прислонившись к краю раскладной кровати, полотенце по-прежнему было обернуто вокруг его ног, сигарета болталась в кончиках пальцев. Казалось, он завороженно смотрел на пламя.

Он сделал затяжку, откинул голову назад, выдохнув воздух, и удостоил меня лишь взглядом.

Намотав на себя полотенце, я перебралась на другую сторону кровати и села на ее край.

— Вскрытие грудных полостей не отвратило тебя от курения? — спросила я, пытаясь разрядить обстановку.

— Я не часто это делаю. Только когда я чертовски напряжен, или отхожу от интенсивного траха, а сейчас у меня и то, и другое.

— Я заставила тебя напрячься.

— Да. Но это не твоя вина. Это моя.

— Почему это чья-то вина?

Он фыркнул и наклонился вперед, чтобы бросить сигарету в пламя.

— Сегодня больше никаких вопросов. — Перекинув руку через край кровати, он снова стал смотреть на пламя, а я устроилась на простынях с противоположной стороны.

— Наверное, ты сейчас должна меня ненавидеть, — сказал он, в его голосе слышались нотки раскаяния.

— Наверное, следовало бы. Но это не так.

С невеселой усмешкой он покачал головой.

— Даже так, а я то думал, что мотылек уже готов поддаться огню.