ГЛАВА 49

ДЕВРИК

Блять!

Я расхаживал по кабинету, запустив руки в волосы. Прошло несколько часов с тех пор, как Лилия ушла. Я сидел за столом и пытался сосредоточиться на чем-то, кроме своего языка в ее киске. Это было бесполезно. Она заползла под мою кожу, внутрь меня, заразив меня такой пьяной похотью, что я каждый час останавливался, чтобы трахнуть собственную руку.

Мое неприятие по отношению к ней не было личным. Я был связан со слишком многими коррумпированными и опасными личностями. Те, кому было бы приятно узнать, что я чуть ли не трахнул свою студентку — не только ради скандала, но и для того, чтобы иметь что-то весомое в отношении меня. Как бы то ни было, у них ничего не было. У меня ничего не было. Я был изгоем, полностью оторванным от чего-то достаточно значимого, чтобы зацепить меня.

И я хотел, чтобы так оно и оставалось.

К сожалению, Лилия в этом отношении просто задурила мне голову.

Прижав ладони к столу, я уставился на наполовину написанный отчет на экране компьютера. Одно и то же предложение я переписывал десятки раз, пытаясь сосредоточиться. Во мне полыхало безудержное пламя, сжигающее желание вытащить ее из класса, где бы она ни находилась, и хорошенько выебать ей мозги.

Отчасти это был токсин, который неизменно влиял на мое сексуальное влечение. Другая часть заключалась в том, что она сделала со мной то, что не удавалось ни одной женщине до нее: она действительно заставила меня чувствовать. Не только душевно, но и физически. Каждый нерв в моем теле гудел от воспоминаний о ее мягкой коже. Ее изгибы, контуры, текстуры и недостатки, которые вызывали во мне желание провести целую ночь в прикосновениях и исследованиях. Эти вызывающие глаза, которые соответствовали огню ее волос, и этот умный рот, который владел не только словами, заставлявшими мою кровь кипеть, но и неоспоримым искусством сосать член.

Она была колдуньей. Она должна была быть ею. Чем еще можно объяснить тот токсичный яд, который струился во мне в этот момент? Невозможность и десяти минут не думать о ней — ни сексуально, ни с тоской. Мое тело оплакивало ее. Последние несколько часов я наказывал себя за то, что позволил ей вот так выйти из моего кабинета. Без трусиков.

Я представил, как ветерок задевает подол ее юбки, поднимая его с маленькой симпатичной попки.

Сосредоточься. Пожалуйста. Сосредоточься, мать твою!

Чем быстрее я передам отчет Липпинкотту, тем больше времени смогу выиграть. В конце концов, токсин не был совершенен. Я все еще испытывал дрожь и не мог контролировать температуру тела. Кроме того, он давал ощущение ползания по коже, которое я стал сильнее замечать, когда Лилия ушла.

И сексуальное влечение.

Бесконечное желание засунуть член во что-нибудь было, пожалуй, самым страшным.

Не во что-нибудь. В кого-нибудь. В нее.

Тот факт, что она была полностью запретной, только усиливал мое желание, и самое ужасное, что в моих руках была власть либо разрушить, либо изменить ее жизнь. Она была именно той женщиной, ради которой я с легкостью отбросил бы все жалкие моральные устои, все еще тлевшие в моей совести, — той, чей огонь и страсть не были запятнаны властью и деньгами. Она стремилась к познанию, и я жаждал быть тем, кто накормит ее каждой ложкой разврата, которого она жаждала.

Я в десятый раз достал из кармана её трусики и вдохнул этот сладкий, упоительный аромат, который опьянил меня. Как и в прошлый раз, кровь прилила к моему члену одновременно с болью в паху.

Разъяренный, я упал на сиденье, расстегнул ремень, как делал это уже много раз, и стал гладить себя, чтобы накормить этого ненасытного монстра, который отчаянно и голодно терзал меня изнутри.

Ты этого хочешь? Ты позволишь мне работать, если я сделаю это?

Через час у меня были занятия, и я должен был увидеть ее там, зная, что не могу прикоснуться к ней, или понюхать ее, или почувствовать ее. Страдание от этого грызло меня до костей.

Я несколько раз сталкивался с Гилкрист после того, как трахал ее, и ничего не чувствовал. Ни единого подергивания члена, ни желания иметь ее снова. Лилия была другой. Она заставила меня физически ощутить то, чего я не чувствовал уже очень давно - я не думал, что это возможно, даже с учетом того, что ко мне вернулись чувства. Помимо поверхностных ласк любой другой женщины, которую я знал, прикосновения Лилии отпечатались в моей плоти и крови, и теперь это было все, чего я жаждал.

Она была солнечным теплом на холодном и разлагающемся трупе. Первый вдох после целой жизни, полной смерти.

Как я мог делить с ней целый кампус, зная, что она в любой момент может влюбиться в какого-нибудь неопытного парня, который понятия не будет иметь, что делать с такой девушкой, как она? Сама мысль об этом порождала жестокие и подлые планы, например, держать ее в одной из камер внизу. Посадить ее в клетку, как одного из моих маленьких мотыльков.

Еще один приступ боли запульсировал глубоко в моем паху, когда образ ее связанной заплясал в моей голове, как маленькие опасные феи. Я гладил себя быстро и сильно, наказывая свою плоть, чтобы побороть навязчивые желания. Но, как и чудовище внутри меня, они пустили корни и расцвели, превратившись в полноценную фантазию, которую я не мог выкинуть из головы. Моя сладкая, неповторимая Лилия лежала передо мной, как вкусное блюдо.

Я прижал ее трусики к лицу, вдыхая ее аромат, представляя, как зарываю в нее свой член. Эти красивые, созданные для сосания сиськи подпрыгивали перед моим лицом, выражение боли и удовольствия, написанное на ее лице, и обезоруживающие звуки ее нежных стонов, которые эхом отдавались в моей голове, как гранаты.

Лилия.

Ее имя было грязным скальпелем, вонзившимся глубоко в мою грудь, мимо крошащихся костей и разлагающейся плоти. Он пронзил единственный орган, к которому я поклялся никогда больше не прикасаться, и заразил меня невыносимой жадностью.

Я хотел этой боли. Невозможности. Абсолютного восторга от того, что она принадлежит мне. И в этом скрывалась трагическая реальность того, насколько соблазнительной она стала — если бы трах с ней означал вечность в аду, я бы встретил это проклятие с чертовой улыбкой.

Мое тело напряглось, когда кульминация проникла глубоко внутрь меня, и я выкрикнул ее имя, когда струйки спермы потекли с головки моего члена мне на руку.

Обессиленный и слабый, я потянулся за тем же полотенцем, которое принимало каждое второе семяизвержение, вытирая мокрую руку о влажные пятна. Я не мог отрицать - каждое из них заставляло меня содрогаться от удовлетворения, но мне отчаянно хотелось сделать что-то еще, кроме как намочить спермой гребаное полотенце. Протерев лицо чистой рукой, я облегченно вздохнул и посмотрел на свой вялый член. Когда я наклонился вперед, чтобы продолжить начатый доклад, в голове пронеслось воспоминание о стоящей передо мной на коленях Лилии.

Нет, нет, нет!

Кровь прилила к члену, мышцы затвердели от нового возбуждения, и я с ужасом посмотрел вниз, чтобы снова увидеть ненасытного зверя, стоящего наготове.

Что за хрень!

Я не мог понять, что это было — токсин или огненно-рыжая девушка, которая успела заморочить мне голову перед уходом. Судорожно пытаясь запихнуть его обратно в штаны, я вскочил из-за стола.

Хватит.

***

Все еще борясь с сильным возбуждением, я постучал в дверь кабинета Гилкрист. Получив ее согласие, я вошел в кабинет, держа одну руку в кармане, где незаметно нажал кнопку записи на своем телефоне.

— Деврик, какой приятный сюрприз. Присаживайтесь. — Она указала на один из стульев, и ее взгляд задержался на моем паху. Черт побери, она, наверное, думала, что это из-за нее.

— Как я понимаю, вы обвинили одну из моих студенток в списывании и поставили ей дерьмовую оценку, аргументируя какими-то мелкими замечаниями.

Оторвав взгляд от моего члена, она насмешливо произнесла.

— Прошу прощения. Вы пришли сюда именно за этим? Защищать свою студентку? — Когда я не удосужился ответить, она расправила плечи. — Так получилось, что она моя студентка тоже, и она не смогла дать связные ответы на вопросы эссе.

— Я читал ее ответы, и они были не только связными, но и точными. Что касается обвинения в списывании, то мы с вами знаем, что мисс Веспертин с большим успехом списала бы у мертвого опоссума, чем у Спенсера Липпинкотта.

— Спенсер, оказывается, очень хороший...

— У меня мало времени, — сказал я, прервав ее, мой член с каждой секундой становился все более вялым. — Итак, давай разберемся, в чем дело. Я отверг тебя. Ты злишься.

В ее глазах мелькнуло недоумение, и она дернулась от явного дискомфорта.

— Как ты смеешь вмешиваться в это дело?

— Ты не сердишься на меня?

Ее взгляд переместился на меня, и она открыла рот, чтобы заговорить, но затем снова дернулась.

— Ну, конечно, сержусь. Мне больно.

— И ты вымещаешь это на студенте, который не заслуживает твоего гнева.

— Я вижу вас двоих. Это странные отношения.

— Ты видишь все глазами ревнивого человека, — сказал я категорично. — Между мной и мисс Веспертин нет никаких отношений. — Даже я был поражен тем, как легко вырвалась эта ложь. Между нами что-то было, просто я не знал, что именно. — Перестань использовать ее как грушу для битья.

Она постучала неухоженным пальцем по столу, глядя в ответ на то, что, должно быть, выражало абсолютную апатию на моем лице.

— Отлично. Хотя я остаюсь при своих первоначальных оценках и наблюдениях, ради тебя я пересмотрю результаты теста мисс Веспертин и сниму с нее обвинения, но при одном условии.

Я с нетерпением ждал, когда она это скажет.

— Поужинай со мной.

Бинго. Именно то, что я и хотел.

— Нет.

— Нет? — Она ехидно засмеялась. — Тогда сделай себе одолжение, Деврик, и не лезь в дела, которые тебя не касаются. Иначе у меня появятся другие обвинения, кроме списывания. — Подняв бровь, она скрестила руки. — Например, твое странное общение с мисс Веспертин.