Глава одиннадцатая

Глава одиннадцатая

АЛЕКС

Это медленный прогресс, но мне удалось наполовину нести, наполовину тащить Фрейю обратно к себе домой. Это происходило медленно только потому, что она настаивала на том, что может идти сама, но все время морщилась. Я вынес ее с места нападения, но потом она начала нести какую-то чушь о том, что она тяжелая, и настояла на том, чтобы идти самой.

— Ты можешь просто позволить мне понести тебя? — огрызнулся я, мои нервы взяли верх.

— Со мной все в порядке

— Это не так.

Она сердито посмотрела на меня, и мы продолжили эту медленную, прихрамывающую пытку. Для меня неожиданное облегчение снова видеть ее в поле моего зрения. Я провел предыдущие две ночи без сна, позволяя панике захлестнуть меня. Я выпустил ее из поля зрения, и она пострадала. Я знал, что в конце концов подведу ее, как и других, но этот уровень — падения мог сравниться с потерей моего подразделения.

Она снова захромала, и мое терпение, наконец, лопнуло. Я взял ее на руки и, несмотря на ее протесты, продолжил нести. Она, наконец, успокоилась, и мы пошли в тишине, слава богу. Так лучше, или я сказал бы что-нибудь, о чем потом мог пожалеть. На самом деле, я должен был что-то сказать, потому что это правильный поступок после того травмирующего опыта, который она только что пережила, но все более или менее связные мысли вылетели у меня из головы, оставив только ярко-красную ярость, бурлящую внутри. Фрейя тихонько шмыгнула носом, и весь гнев улетучивается.

— Мы поймаем его, — деревянно пообещал я ей, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы отвезти ее обратно в мой дом, а не оборачиваться и искать придурка, который это заказал. — Того, кто ищет тебя.

Она слабо улыбнулась мне, но ничего не сказала.

В поле зрения появился дом, и Фрейя расслабилась.

— Прости, — прошептал я, когда мы поднялись по ступенькам.

Она подняла голову и изучала меня.

— За что?

Она действительно собиралась заставить меня объяснить ей это по буквам?

— За все, — просто уточнил я. — Ты можешь толкнуть дверь?

Она взялась за ручку, я зашел внутрь и осторожно уложил ее на диван. Я взял пакет со льдом для ее ребер — она поклялась, что они не сломаны, но, по крайней мере, ушибы определенно есть. Она вскрикнула, когда я приложил его к ее коже, и свирепо посмотрела на меня, но не сказала убрать его.

— Нам нужно забрать твои вещи от Джастина.

Выражение ее лица смягчилось, и я удивился ревности, которая поднялась в моей груди. Фрейя не моя, но она точно не должна принадлежать Джастину. К его ногам падали тонны дерьмовых женщин, и он никогда не понял бы такую женщину, как Фрейя, готовую драться при первых признаках того, что ее снова посадят в клетку. Женщина, которая только что вкусила свободу, я мог сказать. Женщина слишком чистая для таких, как он. Или для меня.

— Я знаю, — тихо сказала она. — Я все равно хочу с ним поговорить.

— Да, о том, как он выпустил тебя из поля зрения и на тебя напали?

Это прозвучало немного лицемерно для парня, который выпустил ее из своего поля зрения.

— Это не его вина, Алекс, — снова зарычала она, и ревность подняла свою уродливую голову.

Я сделал вид, что меня не интересовал ее ответ, но все равно спросил.

— Ты с ним спала?

— С Джастином? Ты что, с ума сошел? Зачем мне это?

Она отрицала это так мгновенно, что ее поза напряглась, и она тут же начала тяжело дышать — должно быть, она ударилась ребрами. Я крепче сжал ее в объятиях, пытаясь защититься от постоянно нарастающей волны гнева внутри.

— Потому что вы провели пару ночей в одном и том же месте? — я не смог смягчить свой голос, поскольку это звучало как грубое обвинение.

— Мы с тобой тоже провели пару ночей в одном помещении и умудрились не изнасиловать друг друга.

Она посмотрела на меня круглыми глазами, пока я не почувствовал, как жар поднялся по моей правой щеке; это было бы на обеих, если бы я не потерял чувствительность к левой.

— Нет, я не спала с ним, потому что никто из нас этого не хотел, — наконец заявила она. Облегчение у меня внутри ощутимо. — Более того, мы даже не думали об этом! Я имею в виду, он великолепен и относится ко мне хоть с каплей уважения, но нет. Я не думала. Там вообще нет никаких чувств.

— Хорошо.

Это все, что я предложил, потому что у меня нет объяснения, зачем мне нужно было знать.

Одна бровь Фреи приподнялась практически до линии роста волос.

— Ты ревнуешь, Алекс?

— Конечно, — протянул я, как будто это шутка — даже думать о том, что я ревновал к ней, и свет в ее глазах немного потускнел.

Выражение ее лица бесстрастно, но в ее взгляде явно сквозило разочарование.

— Да, я слишком многого от себя ожидала. Мне очень жаль.

Мне пришлось физически сдерживать себя после ее признания, и я мрачно посмотрел на вид из окна. Я хотел, чтобы ее глаза снова сияли, особенно после того дня, который у нее был. Но я не мог, это просто был не я, не тот кем я являлся — признать поражение для меня физически больно, и принятие моих растущих чувств к ней означало поражение. Для некоторых людей чувства — это их способ жить; для меня это мой способ умереть. Когда-то давно я позволил себе поверить, что у меня была семья, но потом ее у меня отняли из-за оружия и взрывов. Я не позволил бы себе снова чувствовать. Никогда.

И даже если я когда-нибудь снова почувствовал бы это, я раздавил бы это ощущение, как раздавил бы насекомое, потому что если у моих братьев не было шанса выжить, то почему я должен? И то, что я вел себя как придурок по отношению ко всем окружающим, гарантировало, что у меня не будет такого шанса.

ФРЕЙЯ

Я осталась на диване после моего неловкого момента с проявлением ревности, в то время как Алекс заперся в ванной. Когда он вышел с затуманенным выражением лица, я уже знала, что вечер не станет лучше.

— Ты его знаешь? — спросил Алекс, наливая нам обоим виски на кухне.

Настал момент, когда я сделала выбор.

— Нет, — я решилась на полуправду.

И я даже не солгала — я не знала этого парня. Просто то, как он все это устроил, вызывало… знакомое ощущение.

— То, как он набросился на тебя… это казалось личным. Как будто он делал это раньше с тобой, — теперь он посмотрел на меня с полным вниманием. — Почему ты здесь, Фрейя?

Не думала, что он спрашивал о том, как я прохлаждалась в его доме. Я заколебалась и прикусила уголок губы.

— Мне нужно знать, — продолжил он после минутного молчания. — Если я не буду знать об угрозе, я не смогу защитить тебя.

Он звучал усталым, а ведь еще даже не полдень.

— Мне не нужна защита, — упрямо возразила я.

— Тебе нужна защита.

Он больше не смотрел на меня.

Я мало чем могла поделиться с ним, поэтому выбрала тактику избегания, надеясь, что это прошло бы мимо.

— Ты можешь отвезти меня к Джастину?

Он выбросил руку и опрокинул лампу, стоявшую на маленьком приставном столике, отчего она упала на пол. В последнее время он часто вымещал свое дерьмо на лампах, хотя, к счастью, эта не разбилась. К сожалению, мои давно выработанные инстинкты сработали, и я отреагировала без разрешения своего тела, сворачиваясь в защитный комочек. Его голова повернулась ко мне, и он вскочил с дивана. Он подошел к стене и прижался к ней.

— Смотри, вот сюда. Вот почему я не хотел, чтобы ты оставалась здесь, — он прижал тыльную сторону ладоней к глазницам и сильно потер.

Собравшись с мыслями, я встала и подошла к нему. Я не уверена, что буду делать, когда доберусь до него, но мое сердце требовало, чтобы я была рядом с этим сломленным человеком. «Может быть, мы сможем сломаться вместе», — тихо пелось песня. Он все еще не убрал руки от глаз. Я протянула к нему руки и обвила его торс, моя голова оказалась у него на груди, как раньше. Его сердце громко билось. Я должна чувствовать себя дурой, но этого не было. Даже когда он не обнял меня в ответ. Когда я полностью получила свою долю этого одностороннего исцеляющего объятия, я отстранилась от него, но именно тогда он ответил на мои объятия и прижал меня еще крепче.

Я поняла, что здесь я ходила по очень тонкой грани. Грань, за которой жертва переставала быть просто откровенной жертвой, а становилась жителем Стокгольма, который утешал своего обидчика. Поверьте мне, я знала. Я была там. Но сейчас все по-другому. Это другое. Он не пытался возложить вину на меня; похоже, что его режим ненависти к себе полностью задействован. И как бы я ни старалась разглядеть все предупреждающие знаки — видит Бог, они там есть, — я не видела насильника. Я видела сломленного человека, который не мог собраться с силами. Или, может быть, он не хотел. Разве это не самый восхитительный вызов для любой женщины?

— Ты должна сказать мне, от чего ты убегаешь. От чего? — спросил он хриплым голосом, который я успела полюбить.

Я попыталась отстраниться, но он держал меня все крепче.

— От моего бывшего мужа, — мой шепот едва слышен.

Его тело напряглось.

— Ты замужем?

— Ты пропустил слово «бывший»? — я снова отстранилась, и на этот раз он отпустил меня. — Я больше не жена.

— Он причинил тебе боль? — его голос стал еще тише.

— Да. Но это было давно.

Я бы поработала над определением ‘давно’.

— Теперь я свободна.

— А тот придурок в лесу — это не он?

— Нет.

Я играла с идеей поделиться своими мыслями с Алексом. Хуже уже и быть не могло.

— Но я думаю, что он был нанят им самим, — признала я.

— Почему?

— У меня был выбор: выйти из брака с большим количеством денег или остаться ни с чем.

Я смотрела куда угодно, только не на него — эта замечательная фотография на стене рядом с камином казалась идеальной. Это огромный рисунок маслом, изображающий одинокий дом на горном холме рядом с небольшой рекой, окруженный цветущим зеленым лесом. Картина имела мрачную, гнетущую атмосферу, но в доме горели два окна, и одно это вселяло надежду во всю картину печали. Хм, звучало знакомо.

— Все зависело от владении информации, которая может быть связана или не связана с какой-либо незаконной деятельностью.

— Дай определение слову "много".