До сих пор мы рассматривали феноменально ограниченные модели реальности. Однако существует большое количество гипертрофированных моделей реальности. Гипертрофированные модели реальности - это глобальные репрезентативные состояния, сопровождающиеся расширением или экспансией феноменального мира, которая обычно неконтролируема и нежелательна.

 

4.2.4 Галлюцинации

Как известно всем философам, одним из важных критериев психического здоровья для таких существ, как мы, является соотношение феноменальной репрезентации и феноменальной симуляции. Ряд девиантных состояний сознания вызван тем, что система внутренне наводнена большим количеством ментальных симулякров, что, в свою очередь, приводит к резкому изменению общего соотношения между репрезентацией и симуляцией в феноменальной модели мира. В крайних случаях система может потерять связь с нулевым миром, эталонной моделью реальности. Зачастую феноменальные симулякры, генерируемые в таких состояниях, являются чистыми артефактами. Они не являются элементами эпистемического или когнитивного процесса, то есть не выполняют никакой функции для системы. Подлинно телеофункционалистского описания таких феноменальных ситуаций не существует (т. е. ограничение адаптивности не выполняется). С другой стороны, именно сложные галлюцинации и бред, в частности, могут быть интересно интерпретированы как отчаянная попытка системы, столкнувшейся с неконтролируемыми внутренними источниками сигналов и репрезентативными артефактами, продолжать пытаться максимизировать глобальную когерентность. Человеческий мозг жертвует верификацией, чтобы сохранить согласованность даже в этой ситуации, строя внутреннюю модель реальности, максимально непротиворечивую и богатую содержанием (т. е. такую, которая все еще удовлетворяет ограничению глобальности).

Важным концептуальным различием является различие между сложными галлюцинациями и псевдогаллюцинациями. Сложные галлюцинации не трансцендируемы. Они прозрачны в смысле ограничения 4 - того факта, что галлюцинаторное содержание - это просто (неверифицируемое) искаженное содержание, недоступное субъекту опыта. Конечно, с эпистемологической точки зрения, это интересная общность между галлюцинациями и многими феноменальными состояниями в целом. Псевдогаллюцинации, однако, непрозрачны. Не только их содержание признается неверифицируемым (т.е. выражающим возможность, но не актуальность), но и лежащая в основе феноменального опыта динамика неожиданно признается всего лишь искаженной, симулятивной. Однако в одних случаях феноменальная непрозрачность, похоже, связана с очевидными особенностями самих галлюцинаторных перцептов (т.е. с обнаружением свойств транспортных средств), тогда как в других случаях тот факт, что феноменальное содержание, передаваемое через галлюцинаторный процесс, должно иметь полностью внутреннюю причину, скорее когнитивно доступен (т.е. является умозаключением), чем просто доступен для внимания. Первый вывод заключается в том, что существуют различные виды феноменальной непрозрачности, и что феноменология галлюцинаций может стать отличной дорогой к более глубокому пониманию ограничения прозрачности, введенного в главе 3.

Прежде чем углубиться в нейрофеноменологический анализ, давайте вкратце рассмотрим два примера, приведенных Вилаянуром Рамачандраном. Оба примера относятся к пациентам, страдающим синдромом Шарля-Бонне (Bonnet 1769; Fluornoy 1902; de Morsier 1967). Пациенты с синдромом Шарля-Бонне испытывают спонтанные зрительные галлюцинации, которые обладают многими яркими чертами нормального зрения, не поддаются добровольному контролю и, в отличие от образов, проецируются во внешнее феноменальное пространство. Конечно, спонтанный зрительный опыт в отсутствие специфического сенсорного ввода представляет большой интерес для сужения минимально достаточного коррелята для осознанного видения (новую категоризацию галлюцинаций см. в ffytche, Howard, Brammer, David, Woodroff, and Williams 1998; ffytche 2000; обзор клинических и нейробиологических деталей см. в Manford and Andermann 1998). Например, как и следовало ожидать из феноменологии, корреляты цветовых галлюцинаций ближе к истинному восприятию цвета, чем к цветовым образам. Специфические галлюцинации цвета, лиц, текстур и объектов четко коррелируют с мозговой активностью в вентральной экстрастриатной зрительной коре, отражая при этом соответствующую функциональную специализацию этих областей. Нейровизуализация зрительного восприятия в норме и в аномальных состояниях дает нам массу данных о нейронных коррелятах специфического содержания, а также глобальных фоновых состояний, дополняя электрофизиологические, нейропсихологические и нейрофеноменологические наблюдения (Rees 2001). Рассмотрим два примера:

"Самое необычное, что я вижу изображения внутри скотомы", - сказала Нэнси, усаживаясь в то же кресло, которое ранее занимал Ларри. "Я вижу их десятки раз в день, но не постоянно, а в разное время, по несколько секунд".

"Что вы видите? "

"Мультфильмы".

"Что?"

"Мультфильмы".

"Что вы имеете в виду под мультфильмами? Вы имеете в виду Микки Мауса?"

"В некоторых случаях я смотрю диснеевские мультфильмы. Но чаще всего нет. В основном я вижу просто людей, животных и предметы. Но это всегда линейные рисунки, залитые равномерным цветом, как в комиксах. Это очень забавно. Они напоминают мне рисунки Роя Лихтенштейна".

"Что еще вы можете мне сказать? Они двигаются?"

"Нет. Они абсолютно неподвижны. Другое дело, что в моих карикатурах нет глубины, нет тени, нет кривизны".

Так вот что она имела в виду, когда говорила, что они похожи на комиксы.

"Это знакомые люди или те, кого вы никогда не видели?" спросил я.

"Они могут быть любыми", - говорит Нэнси. "Я никогда не знаю, что будет дальше". (Ramachandran and Blakeslee 1998, p. 108 ff.)

Из этого доклада можно сразу же сделать несколько выводов. Во-первых, галлюцинации типа Шарля-Бонне не удовлетворяют ограничению динамичности. Во-вторых, очень интересно отметить, что они часто характеризуются "мультяшным" характером. Что такое карикатура? Как отметил Пол Черчланд (см. P. M. Churchland 1995, p. 29 и далее), коннекционистские модели векторного кодирования лиц дают нам формально точное представление о средних или прототипических представлениях, а также о преувеличенных или гиперболических представлениях лиц. Короче говоря, если в векторном пространстве лица есть центральная "средняя точка" с точки зрения прототипического лица, то можно провести линию через любое конкретное лицо, которое может стать активированным, и продлить эту линию за пределы верифицированного представления лица. Все лица на этом расширенном отрезке линии в пространстве репрезентативных состояний будут карикатурами на это лицо. Это так, потому что карикатура или карикатурное лицо, по выражению Черчленда, "менее двусмысленно, чем" лицо самого репрезентируемого человека. Его расстояние до любых альтернативных реальных лиц в векторном пространстве больше, поэтому карикатура, опять же по словам Пола Черчленда, "не может быть никем, кроме него" (P. M. Churchland 1995, p. 32 и далее). Это может быть вычислительно-нейрофеноменологической причиной того, что во всех культурах мультфильмы нравятся не только детям. Мультфильмы соответствуют отчетливой репрезентативной возможности в нашем пространстве сознательного опыта, минимизируя двусмысленность за пределами верификации, и они позволяют нам ощутить эту возможность без понимания того, что именно мы находим привлекательным или смешным в этих изображениях. Таким образом, карикатурные галлюцинаторные содержания могут быть результатом чрезмерного процесса минимизации двусмысленности, происходящего в некоторых областях галлюцинирующего мозга. Интересно отметить, что некоторые авторы ставят под сомнение редкость синдрома Шарля-Бонне и предполагают, что многие пациенты не сообщают о своих галлюцинациях из страха быть признанными сумасшедшими (Teunisse, Cruysberg, Hoefnagels, Verbeek and Zitman 1996, p. 794). Такой страх пациентов может быть совершенно необоснованным; прототипические образы животных, растительные архетипы или "мультяшные" формы чрезмерного уменьшения двусмысленности могут быть результатом совершенно аналогичных особенностей функциональной архитектуры, лежащей в основе генерации доброкачественной формы феноменального содержания в галлюцинациях. Собственно говоря, одна из причин, по которой я выбрал синдром Шарля-Бонне в качестве примера из большого класса очень разных феноменальных состояний (хороший обзор см. в Siegel and West 1975; недавний обзор см. в Manford and Andermann 1998), заключается в том, что пациенты, страдающие синдромом Шарля-Бонне, имеют сложные зрительные галлюцинации, которые нельзя объяснить наличием психического расстройства. Они являются пациентами, которых меньше всего беспокоят их собственные галлюцинации (Manford and Andermann 1998, p. 1820). Большинство пациентов галлюцинируют с открытыми глазами, обычно воспринимая людей, животных, растения и различные неодушевленные предметы. Семьдесят семь процентов пациентов с синдромом Шарля-Бонне не смогли обнаружить никакой личной значимости в своих галлюцинациях, в отличие от ночных сновидений (Teunisse et al. 1996, p. 796). В отличие от синдрома Антона, при котором пациенты часто испытывают дезориентацию, сопровождающуюся нарушениями внимания и памяти (Schultz and Melzack 1991, p. 819; Hecaen and Albert 1978), пациенты с синдромом Шарля-Бонне определенно не демонстрируют никаких нарушений других психических способностей. Зрительные галлюцинации типа Шарля-Бонне полностью непрозрачны. В любой момент времени пациент знает, что он галлюцинирует.