Во-вторых, очевидная истина о галлюцинаторных типах феноменального опыта, спонтанных или намеренно индуцированных, заключается в том, что феноменальная гипертрофия не эквивалентна эпистемическому прогрессу. Если те дополнительные феноменальные симулякры, которые проникают в уже активную феноменальную модель реальности во время галлюцинаторных эпизодов, действительно являются афункциональными артефактами, то система в целом обогащается феноменально доступным ментальным содержанием, но не получает никаких дополнительных знаний или информации о мире. С другой стороны, если бы псевдогаллюцинации были доступны в контролируемой и защищенной экспериментальной обстановке, они были бы очень интересны с точки зрения теоретического вопроса, который я представил под заголовком "автоэпистемическое закрытие" в главе 2 и который мы повторно рассмотрели как "ограничение прозрачности" в главе 3. Контролируемый опыт псевдогаллюцинаций в научной обстановке может дать шанс интроспективно наблюдать за процессом конструирования, активации и динамической самоорганизации феноменальных репрезентаций, когда они изменяются по градиенту от прозрачности к непрозрачности. Если помнить, что "наблюдение" само по себе является процессом феноменальной репрезентации, это может быть весьма плодотворным. Почему бы не увеличить доступность внимания на более ранних стадиях обработки для таких состояний? Состояния системы, которые "нагреваются" или "встряхиваются", кажутся идеально подходящими для экспериментальных парадигм, нацеленных на вышеупомянутый градиент. Другими словами, это может позволить нам сделать процесс, посредством которого в некоторых случаях мы распознаем их как репрезентаты, как внутренне генерируемые симулякры, глобально доступными для внимания и, возможно, даже для познания. Это также может пролить новый свет на непрекращающийся процесс автоматического "порождения гипотез", о котором говорилось выше. Переходы от прозрачности к непрозрачности могут стать объектом тщательного исследования, но не с точки зрения теоретических или эмпирических стратегий, а используя в качестве отправной точки сам феноменальный вариант репрезентации. На втором этапе доступность внимания на более ранних этапах обработки может стать переменной в контролируемых экспериментах, что в итоге приведет к новым открытиям относительно самого понятия феноменальной прозрачности.

Позвольте мне обратить внимание на последний и более общий философский момент. Существует определенная перспектива, с которой можно анализировать все феноменальные состояния как переносящие галлюцинаторное содержание. Это перспектива эпистемологии. Вспомним, что наше минимальное понятие сознательного опыта формируется путем удовлетворения ограничений глобальности, презентационности и, в некоторой степени, прозрачности. Во-первых, до тех пор, пока феноменальный опыт привязан к в значительной степени прозрачной части модели реальности, он всегда будет характеризоваться наивным реализмом. Теперь этот реализм можно интерпретировать как разновидность галлюцинаций, которые оказались адаптивными для таких систем, как мы сами. Феноменальная прозрачность - это не то же самое, что эпистемическая прозрачность, но в таких системах, как мы, содержание феноменально прозрачной репрезентации переживается как эпистемически прозрачное. Видеть - значит знать. На более общем уровне анализа это можно описать как фундаментальную галлюцинаторную особенность нашего собственного типа сознательного опыта. Для человека парадигматическим примером непрозрачного феноменального состояния является осознанная мысль. Только если наша феноменальная модель мира в целом становится непрозрачной (см. раздел 7.2.5), мы можем пережить ее как глобальную псевдогаллюцинацию; отныне она будет переживаться как одна большая и всеобъемлющая мысль. Мир в целом внезапно стал бы единым репрезентативным или даже когнитивным событием, и, возможно, именно такое интуитивное видение двигало многими философами-идеалистами в прошлом. Обратите внимание, что для нас такое полностью непрозрачное, глобальное состояние больше не будет считаться сознательным состоянием, поскольку оно не удовлетворяет ограничению прозрачности.

Второй способ сформулировать утверждение о том, что на определенном уровне описания весь феноменальный опыт имеет фундаментально галлюцинаторный характер, можно развить, указав на то, как ограничение презентативности делает все подобное содержание эпистемически неоправданным на очень фундаментальном уровне. Физическая теория Вселенной никогда не скажет нам, что такое время "сейчас". "Явленность" - это вид ментального содержания, которое появляется только в феноменальных репрезентациях реальности. Как подробно обсуждалось выше, наше эмпирическое настоящее всегда является симуляцией настоящего, потому что по своему расширенному характеру (феноменальное Сейчас - это расширенная или "размазанная" форма времени, в отличие от времени физики) оно является чистой фикцией. Эта фикция оказалась биологически адаптивной, потому что она приближалась к реальной временной структуре нашей среды, нашей экологической ниши, нашей физической области взаимодействия таким образом, что была эффективной и достаточно хорошей. Тем не менее следует отметить, что феноменальное окно присутствия - это виртуальное окно присутствия, поскольку оно представляет собой возможность, а не актуальность. Таким образом, с точки зрения строгого третьего лица, все феноменальное содержание является галлюцинаторным, поскольку то, что я назвал его характером de nunc (см. разделы 2.4.4 и 3.2.2), есть не что иное, как симулятивная фикция, которая оказалась функционально адекватной. С эпистемологической точки зрения она не является формой знания. Отсюда следует, что существует по крайней мере два концептуально ясных способа, с помощью которых можно утверждать, что все сознательно переживаемое содержание является галлюцинаторным содержанием.

Однако нейрофеноменологические исследования галлюцинаций, слишком кратко представленные в предыдущих разделах, были примерами состояний, которые всегда были интегрированы в глобальные феноменальные модели реальности, модели, которые все еще воплощали значительное количество достоверной информации о мире. Теперь естественным и логичным шагом будет спросить, существуют ли классы феноменальных состояний, которые совершенно пусты с эпистемологической точки зрения, но при этом обладают богатым эмпирическим содержанием. Существуют ли глобальные феноменальные состояния, которые обладают только феноменальным характером, но не имеют интенционального содержания?

 

4.2.5 Сны

Сны были предметом философских исследований с самого начала и на протяжении всей истории западной мысли (Dreisbach 2000). Декарт знаменито утверждал, что, поскольку сенсорный опыт сам по себе имитируется в состоянии сна, никогда не удастся отличить сон от реальности только на эмпирических основаниях (Descartes [1642] 1911). Однако философский интерес к снам несколько снизился после антикартезианского аргумента Малкольма (1959) о том, что сны вообще не являются опытом, поскольку не предполагают когнитивной доступности и лингвистического доступа в терминах публично декларируемого метазнания. Сегодня, учитывая наши новые концептуальные инструменты и богатый набор эмпирических ограничений, можно разработать гораздо более дифференцированную перспективу.

В разделе 3.2.7 мы увидели, что понятие "сознательный опыт" может быть разной силы и что существование полноценной когнитивной перспективы от первого лица (подробнее см. разделы 6.4.4 и 6.5.2) не является необходимым условием для сознательного опыта как такового. Сны являются осознанным опытом, поскольку они удовлетворяют ограничениям 2 (презентативность), 3 (глобальность) и 7 (прозрачность). С чисто феноменологической точки зрения сон, безусловно, является присутствием мира. На репрезентационистском уровне описания сны интересны тем, что - по крайней мере, для человека - они приводят к наиболее общему концептуальному различию между классами моделей феноменальной реальности, к наиболее фундаментальной возможной категоризации. С точки зрения репрезентативного содержания, сны и состояния бодрствования - два наиболее важных класса глобальных состояний. Однако с точки зрения функционалистов от третьего лица сны представляют собой еще более интересные явления, например, потому, что они являются всеобъемлющими автономными моделями мира (ограничение 8), и потому, что до сих пор неясно, имеют ли они какую-либо адаптивную функцию для организма сновидящего (ограничение 11). Наконец, за последние два-три десятилетия когнитивная нейронаука сновидений достигла значительного прогресса, что повышает привлекательность этой области исследований для междисциплинарных подходов (отличный обзор см. в Hobson, Pace-Schott и Stickgold 2000). Поскольку все мы видим сны и большинство из нас хотя бы немного помнит о них, я не буду приводить здесь пример феноменологии сновидений.

Однако более систематическое изучение сновидений на феноменальном уровне описания часто приводит к удивительным результатам. Например, замечали ли вы, что не можете контролировать перемещение фокуса внимания во сне? Замечали ли вы, что некоторые классы сенсорных переживаний редко возникают во сне - например, переживания боли, запаха и вкуса? Отсутствие определенных видов презентационного содержания - это первичная и очень базовая феноменологическая особенность состояния сновидения. Внимание высокого уровня, в смысле феноменального качества "аттенционального агентства" (см. раздел 6.4.3), сознательного переживания возможности контролировать траекторию аттенциональной обработки, обычно отсутствует. То же самое можно сказать и о волевом контроле поведения в сновидении, который в целом сильно ослаблен. Феноменологически сновидец редко является агентом (см. раздел 6.4.5). Сновидец не является когнитивным субъектом в сильном смысле этого слова, поскольку он сильно дезориентирован относительно места, времени и людей и постоянно производит специальные объяснения событий, с которыми он сталкивается. Феноменальное сновидение-самость практически не способно к сознательной саморефлексии и метакогниции, которые могли бы сделать отсутствие интеллектуальной последовательности осознаваемым фактом для него самого. Кроме того, кратковременная память значительно ослаблена и в целом ненадежна. Таким образом, сновидец - это лишь когнитивный субъект в слабом и, возможно, философски неинтересном смысле (см. раздел 6.4.4).