Что насчет странности? В последние годы появилось множество очень подробных и тщательных работ, посвященных странности сновидений (например, см. Mamelak and Hobson 1989; дальнейшие ссылки см. в Kahn et al. 1997, p. 18; Hobson et al. 2000; Revonsuo and Salmivalli 1995). Например, была разработана шкала странности, разделяющая феноменологический признак на количественно измеримые категории, такие как прерывистость, неконгруэнтность, неопределенность и наличие специальных объяснений (см. также Kahn et al. 1997, p. 18). Очевидно, как, например, прерывистость, обнаруженная в эволюции феноменального содержания с течением времени, может быть правдоподобно объяснена в терминах дефицита связывания с течением времени на функциональном уровне описания. Кан и его коллеги, например, определили возникающий функциональный дефицит как "перерыв в ориентационной стабильности". Однако сейчас я не буду вдаваться в дальнейшие подробности.
Мы уже касались вопроса о том, что репрезентативная глубинная структура сновидения характеризуется слабым и неустойчивым удовлетворением ограничения перспективности и что прозрачность состояния сновидения приводит к глобальной потере понимания природы этого состояния. Интересно отметить параллель с состоянием бодрствования: системы, не имеющие в своей модели реальности феноменально непрозрачных участков (например, простые организмы на нашей планете, работающие в рамках простой, полностью прозрачной модели реальности), также будут полностью заблуждаться относительно истинной природы своего текущего состояния. Для них (как и для сновидца) не будет существовать явного различия между видимостью и реальностью. Они не будут знать о том, что в данный момент проживают свою сознательную жизнь с помощью глобальной онлайн-симуляции. Очевидно, что сны характеризуются тем, что это единственный глобальный тип феноменального состояния, доступный человеческим существам, который почти полностью удовлетворяет ограничению 8, ограничению автономной активации. Конечно, есть исключения, в которых слабые подсознательные стимулы могут напрямую влиять на сознательно переживаемое содержание сновидений. Например, это случилось со мной, когда я экспериментировал с одним из известных устройств для индукции люцидных снов. После того как такое устройство регистрирует наступление фазы REM, оно с определенной задержкой начинает мигать мягким красным светом на закрытых веках сновидца. Часто, однако, это приводит не к люцидности (см. раздел 7.2.5), а к сновидениям о приближающихся полицейских машинах, мигающих сигнальных лампочках на панели управления вашего космического корабля, который только что взлетел, и тому подобному. Важнее отметить, как нейрофеноменологический пример состояния сновидения релятивизирует ограничение автономной активации. Чтобы прояснить этот момент, давайте обратимся к грубому функциональному анализу сновидений. Он показывает, что они представляют собой очень специфический тип реальности-модели, характеризующийся особыми функциональными свойствами. Вот три наиболее важные функциональные особенности феноменальной реальности-модели под названием "сон":
1. Блокада выхода: Сновидцы не являются функционально воплощенными агентами. Когда человеческий мозг находится в состоянии, необходимом для генерации реальности-модели категории "сон", он не способен генерировать моторный выход. Центральный нейронный коррелят этой функциональной ситуации заключается в постсинаптическом торможении, относящемся к последней области общего пути всех моторных нейронов в стволе мозга и спинном мозге (недавний обзор нейробиологических деталей см. в Hobson et al. 2000). В силу физических ограничений сновидящие системы не способны инициировать сложные модели внешнего поведения или целенаправленные действия. Однако существуют специфические формы микроповедения, такие как REM, которые у человека обычно сопровождают фазы сновидений и из-за которых эти фазы получили название фаз REM-сна. Таким образом, сновидения - это модели мира, которые не имеют функции в отношении фактического и внешнего контроля поведения. Если, как в РБД или пограничных случаях неполного моторного торможения - например, при разговоре во сне - возникают непреднамеренные, сложные формы поведения, то это не действия, а "поведенческие артефакты" (спонтанные моторные галлюцинации, связанные с моторной системой, но не привязанные к волевой перспективе от первого лица). Они не удовлетворяют ограничению 11, ограничению адаптивности. У них нет настоящего телеофункционалистского описания, потому что они дезадаптивны и не выполняют никакой функции для системы.
Интересно отметить, что на нефеноменальном, тонком функциональном уровне анализа обычные сновидения вполне могут быть состояниями, выполняющими важную и существенную функцию для отдельного организма, например, позволяющими тонко настраивать относительные уровни нейротрансмиттеров или консолидировать долговременную память (критическое обсуждение последнего утверждения см. в Vertes and Eastman 2000).
2. Входная блокада: Сон - это состояние, в котором периферические сенсорные сигналы лишь в очень редких случаях могут проникать в центральные механизмы обработки информации. Например, ствол мозга, зрительная система и передний мозг в состоянии сновидения в основном деафферентированы. Это является главной причиной того, что сны эпистемически пусты, по крайней мере, в отношении текущего состояния окружающей системы. Информационный поток, обеспечивающий их феноменальное содержание, является исключительно внутренним потоком информации. По этой причине некоторые философы называют сны виртуальными феноменальными реальностями и используют для описания этих состояний современную технологическую метафору: киберпространство (Revonsuo 1995, 1997, 2000; Metzinger 1993, pp. 146 ff., 194 ff., 241 ff.; см. также раздел 8.1). Существуют две хорошие гипотезы относительно нейробиологической реализации этого функционального свойства в человеческом мозге, предполагающие пресинаптическое торможение определенных афферентных нервных терминалей, а также определенных ядер в стволе мозга или таламусе, с одной стороны, и "глушение" или "затопление" высшей сенсорной коры внутренней активацией, с другой стороны. Важное, более позднее, развитие в описании временной эволюции нейронного субстрата, лежащего в основе феноменального сновидения, заключается в введении самоорганизации в качестве объясняющей переменной, например, при описании сдвигов от контролируемой вводом глобальной модели реальности состояния бодрствования к разделенной вводом модели реальности, разворачивающейся в REM-фазах (см. Kahn and Hobson 1993; Kahn et al. 1997, p. 30 и далее; последнюю версию модели пространства состояний AIM, а также описание различных исторических этапов развития теории от первоначальной "модели активационного синтеза" Хобсона и МакКарли в 1977 году см. в Hobson et al. 2000).
3. Внутреннее генерирование сигналов: Мозг сновидящего обрабатывает самостоятельно генерируемые стимулы, как если бы они были внешним входом, а затем интегрирует их в глобальное состояние. Философски значимый вопрос в этом контексте заключается в том, можно ли осмысленно описать это генерирование внутренних стимулов как источник информации или только как последовательность случайных событий на физическом уровне. Представляют ли сны? Я вернусь к этому вопросу позже. Хорошим предварительным кандидатом на роль источника сигнала, лежащего в основе активации феноменального содержания сновидений, являются понто-геникуло-окципитальные волны ("ПГО-волны"). В соответствующих областях ствола мозга мы обнаруживаем взаимное взаимодействие между аминергическими и холинергическими нейронами (подробности см. в Hobson et al. 2000). Начало фазы сна инициируется периодическим прекращением активности в аминергических системах, что, в свою очередь, приводит к растормаживанию функционально связанных с ними единиц и генерации волн ПГО в ретикулярной формации понтина. Эти мощные импульсы передаются в таламус, а затем в зрительную и ассоциативную кору, что приводит к четко выраженным, упорядоченным и скоординированным паттернам активности в глазодвигательной, вестибулярной и зрительной областях мозга. Интересной деталью является то, что этот внутренне генерируемый вход обладает, по крайней мере, очень сильной пространственной специфичностью: клеточная активность, лежащая в основе генерации волн PGO, отражает пространственно ориентированную активность движений глаз в реальном мире на уровне ствола мозга. Это позволяет сделать осторожный вывод о том, что сны не являются полностью бессмысленными, поскольку моделируемые ими физические процессы отчасти являются упорядоченными, внутренними системными процессами (обратите внимание на неявные параллели с синдромом Антона и синдромом Шарля-Бонне).
Теперь вернемся к ограничению 8 и к тому, как пример со сновидениями его релятивизирует. Эмпирически правдоподобно предположить, что феноменальная динамика процесса осознанного сновидения является результатом самоорганизационных процессов в базовой нейродинамике, которая разворачивается, когда мозг сталкивается с сильным внутренним источником стимулов. Сложный конфабуляторный нарратив сновидения - это способ мозга интерпретировать этот сильный внутренний источник стимулов, который, в свою очередь, является результатом массивных сдвигов в его внутреннем химическом ландшафте. Интересно также отметить, что микроинъекции холинергических агонистов или ингибитора холинэстеразы во многие области парамедианной понтинной ретикулярной формации непосредственно вызывают REM-сон (ссылки на последние данные, подтверждающие гипотетические холинергические механизмы, запускающие REM-сон, см. в Hobson et al. 2000). Таким образом, существует важный смысл, в котором ни одна форма феноменального содержания не активируется по-настоящему автономно. Тривиально, все феноменальное содержание зависит от возбуждения. Как локально супервизорный феномен он физически определяется зависимостью от подходящего источника стимулов, который в конечном итоге может привести к активации прозрачной, когерентной модели мира в виртуальном окне присутствия. Нейрофеноменология сновидений демонстрирует, как полноценные, сложные модели реальности могут развиваться из исключительно внутреннего источника стимулов.