img_1.jpegimg_2.jpeg

Глобальная доступность более ранних стадий обработки плюс полная диссоциация феноменального и интенционального содержания: Абстрактные геометрические галлюцинации в визуальной области. (Из Bressloff et al. 2001.)

 

Абстрактные геометрические галлюцинации интересны не только с точки зрения исторического возникновения новой и важной научной дисциплины - феноматематики, но и с философской точки зрения, поскольку они демонстрируют возможность разделения феноменального и интенционального содержания. Представленные выше паттерны - это чисто феноменальные формы ментального содержания. Они появляются в сознательном опыте, но у них нет никакой функции для организма и нет объекта, на который они направлены. Функциональный процесс галлюцинации, как таковой, конечно, имеет такую функцию. Как для сложных, так и для простых абстрактных галлюцинаций основополагающим принципом, по-видимому, является непрерывная "попытка" системы установиться в стабильное, низкоэнергетическое состояние, которое, учитывая неожиданные причинные ограничения, все же максимально увеличивает общую согласованность, насколько это возможно. Иногда этот процесс "самокогеренции" происходит в условиях повышенного возбуждения; он замедляется при патологических состояниях, и то, что я назвал выше более ранними стадиями обработки, теперь становится доступным для интроспективного внимания. В сознании появляется новый вид неконцептуального, феноменального содержания, но можно предположить, что сопутствующее состояние не обладает функцией, позволяющей сделать глобально доступной продолжающуюся попытку рестабилизации. Однако давайте будем осторожны: Интересная альтернативная гипотеза может говорить о том, что на самом деле процесс осознанных галлюцинаций был эволюционно выгоден, а именно: он позволяет организму реагировать на тот факт, что некоторые части его субличностного ментального механизма прямо сейчас отчаянно борются за согласованность, более сфокусированным и гибким образом.

Разумеется, существуют и более сложные эффекты, зависящие от контекста. Под действием классических галлюциногенов скорость высших когнитивных операций может ускоряться, что в конечном итоге приводит к полету мыслей и сильной дезориентации. Если количество и скорость активации феноменальных симулякров, наводняющих глобальную феноменальную модель мира, превышают определенный порог, система может оказаться не в состоянии интегрировать их в унитарную модель мира и себя в нем, организуя эти различные галлюцинации в единую "историю". В таких ситуациях могут возникать диссоциативные состояния. Возникают параллельные реальности. Глобальная связность может быть утрачена, поскольку феноменальная модель реальности перегружена таким количеством контента, что начинает расщепляться или растворяться. Коннекционистская метафора для подобной ситуации - это система, которая после искусственного "разогрева" проходит через все большее количество внутренних состояний в единицу времени, которые, однако, становятся все менее стабильными.

Интересно сравнить галлюцинаторное феноменальное содержание с содержанием, возникающим в мультистабильных явлениях. Леопольд и Логотетис (1999) утверждают, что есть три фундаментальных свойства, которые можно найти во всех мультистабильных явлениях: исключительность, неизбежность и случайность. Исключительность - это принцип разграничения, который обсуждался при введении понятия феноменальной ментальной модели. Фундаментальный принцип кодирования перцептивных феноменальных моделей заключается в том, что конфликтующие репрезентации никогда не присутствуют в системе одновременно; уникальное существование только одного перцептивного решения, по-видимому, является основной особенностью функциональной архитектуры, лежащей в основе сознательного опыта. Неизбежность перцептивного чередования, скажем, кубика Неккера может быть результатом постоянного воздействия механизмов "сверху вниз", настойчиво влияющих на текущий поток сенсорного ввода. Таким образом, мультистабильные явления - это те состояния сознательного опыта, в которых из-за неоднозначности, присущей набору данных, множество гипотез "сверху вниз", автоматически и непрерывно генерируемых системой, никогда не сходятся в единое, согласованное решение. Этот второй принцип Леопольда и Логотетиса (Leopold and Logothetis 1999, p. 260 и далее) представляет интерес в контексте галлюцинаций. То, что мы испытываем во время галлюцинаторных эпизодов, может быть просто чрезмерно активным процессом "внутреннего порождения гипотез". Этот процесс постоянно активно ограничивает сенсорный вход, но мы никогда не испытываем его сознательно в стандартных ситуациях. Идея заключается в том, что обычный феноменальный опыт постоянно возникает в результате взаимодействия процессов "сверху вниз" и "снизу вверх". Гипотезы "сверху вниз" реализуются в постоянном, непрерывном процессе внутреннего моделирования возможных миров (так сказать, непрерывно генерируемые кантовские категории в поисках нужного эмпирического содержания), которые в конце концов фиксируются в нужном виде активного презентационного содержания для создания эксплицитной феноменальной ментальной модели. Рамачандран и Хирштейн (1997, с. 442) ярко проиллюстрировали общую картину, постепенно вырисовывающуюся из этих рассуждений, следующим образом: "Если намеренно преувеличить, то при взгляде даже на самую простую визуальную сцену возникает бесконечное число галлюцинаций, и выбирается та, которая наиболее точно соответствует текущему входному сигналу - то есть входной сигнал, похоже, выбирается из бесконечного числа галлюцинаций". Если этот процесс отбора больше не работает, то постоянный процесс автоматического формирования огромного количества внутренних гипотез о возможном текущем состоянии мира может начать доминировать над феноменальным опытом в целом. Леопольд и Логотетис отмечают, что случайность характерна для всех форм мультистабильного зрения. Случайность вносит изменчивость в способ взаимодействия организма с окружающей средой. В частности, постоянный процесс "встряхивания" организации входного сигнала позволит находить новые решения, "решения, которые не являются наиболее вероятными, учитывая функциональные/анатомические ограничения, накладываемые зрительными путями" (Leopold and Logothetis 1999, p. 261). Интересно отметить, что этот процесс "встряхивания" или "разогрева" базовой нейронной динамики является тем, что можно с полным основанием считать причиной многих галлюцинаций (фармакологическое действие галлюциногенных препаратов, как правило, приводит к довольно глобальному и неспецифическому растормаживанию). В мультистабильных явлениях шумные или слабые стимулы, для которых не существует правильного "ответа", часто приводят к субъективному переживанию значимых, завершенных паттернов, которые теперь можно представить себе как полностью возникшие из успешной нисходящей гипотезы. Как говорил Кант, понятия без интуиции не порождают знания - они пусты. Галлюцинации, возникающие в результате того, что нисходящие процессы становятся доминирующими и порабощают области феноменальной модели реальности, именно таковы: они пусты, поскольку не имеют интенционального содержания, не связаны каузально с внешней средой (отметим, что в случаях саморепрезентации это может быть иначе; см. п. 12). Все, чем они обладают, - это феноменальный характер. Теперь мы можем также понять, что значит сказать, что феноменальная репрезентация, в случае галлюцинаций, стала "гипертрофированной". Модель реальности обогащается феноменальным содержанием, которое совершенно не зависит от внешних стимулов и не существовало ранее, например, в терминах "позитивных патологий зрения" (ffytche and Howard 1999) или "фантомных зрительных образов" (Schultz and Melzack 1991). Интересно отметить, как идентичные патологии зрения приводят к удивительно сходным стереотипам галлюцинаторного феноменального содержания в широком диапазоне экспериментальных и клинических условий и как они позволяют делать выводы об инвариантных свойствах их функционального профиля и нейронных коррелятов (раннее исследование констант формы, цвета и движения см. в Siegel and Jarvik 1975, p. 109 и далее; новую категоризацию галлюцинаторного визуального содержания, включая полезные ссылки, см. в ffytche and Howard 1999).

Прежде чем мы перейдем к рассмотрению следующего примера, позвольте мне отметить еще два общих вопроса, представляющих преимущественно философский интерес. Во-первых, феноменальное содержание галлюцинаций - если это не чисто абстрактный геометрический паттерн - обычно феноменально прозрачно на уровне его интегрированной природы как изолированного перцепта и в отношении его чисто презентационных аспектов. Мы уже касались этого момента выше: псевдогаллюцинации характеризуются знанием контекста, которое, в отличие от низкоуровневых механизмов обработки, не является культурно инвариантным. Поэтому галлюцинаторный опыт может быть культурно встроен через процесс когнитивного осознания его симулятивного характера в рамках ранее существовавшей теории. На примере Ларри мы уже видели, как прозрачное визуальное восприятие может стать непрозрачным, будучи подвергнутым когнитивному исследованию, то есть будучи встроенным во внутренний контекст, маркирующий его как галлюцинаторное содержание. Однако может существовать непрозрачное содержание, как в нашем первом примере с синдромом Шарля Бонне, которое в конечном итоге может вновь обрести субъективное свойство эпистемической прозрачности, будучи включенным в соответствующий культурный контекст. Оно может быть закодировано как знание. Если поискать и изучить различные определения того, чем на самом деле являются галлюцинации, то можно обнаружить общий знаменатель во всех этих определениях: Галлюцинации - это сходные с восприятием переживания, возникающие в отсутствие соответствующего внешнего стимула. Они возникают в результате активации квазиперцептивного содержания, которое обладает всей силой соответствующего реального восприятия, не вызывается органами чувств и в то же время не находится под волевым контролем. Другими словами, галлюцинации - это экстрасенсорное восприятие. Они имитируют перцептивную обработку. Если вы живете в культуре, которая предполагает существование более чем одного мира и более чем одного уровня реальности, то вы можете интерпретировать внезапное появление нежелательного и непредвиденного перцептивного содержания в вашей феноменальной модели реальности как окно в другую реальность. Для одного человека нежелательный артефакт - это окно для другого. Скотома, эпизодически заполняемая спонтанными зрительными галлюцинациями, может быть одним из очень простых примеров такого нейрофеноменологического окна. Очевидно, что большая часть так называемых паранормальных переживаний, например, ясновидение или потусторонние видения, может быть легко объяснена галлюцинаторными синдромами, подобными синдрому Шарля-Бонне. На самом деле у многих пациентов, страдающих от сложных галлюцинаций, развивается убеждение, что они внезапно обрели паранормальные способности (пример из практики см. в Halligan and Marshall 1996; см. также Coltheart and Davies 2000). Если вы живете в культуре, где не существует альтернативных моделей объяснения, и если вы внезапно столкнулись со спонтанно возникающим "внутренним телевидением", вы вполне можете сделать вывод о наилучшем объяснении, доступном в вашей культуре. Конечно, нейрофеноменология галлюцинаций - это чрезвычайно богатая и сложная область, и я выбрал лишь один простой пример для иллюстрации. Но, как выяснилось недавно, синдром Шарля-Бонне встречается гораздо чаще, чем предполагалось до сих пор (Teunisse et al. 1996). Он довольно часто встречается у пожилых людей с культурно инвариантными повреждениями внешней зрительной системы, такими как катаракта, повреждение роговицы, макулярная дегенерация и диабетическая ретинопатия. Конечно, в западных культурах многие пожилые люди не сообщают о спонтанных зрительных галлюцинациях из-за страха социальной изоляции. Поэтому ряд рецензентов отмечают, что частота встречаемости этого явления может быть значительно выше, поскольку многие пациенты не хотят рассказывать о своих переживаниях, "опасаясь, что на них навесят ярлык эмоционально расстроенных" (Schultz and Melzack 1991, p. 813). Конечно, в другой культурной среде (например, в преднаучных культурах) такие феноменальные состояния вполне могут интерпретироваться как эпистемически прозрачные, как обеспечивающие надежное и прямое знание о существующих объектах, сценах или слоях реальности. Поэтому вполне можно предположить, что сказки, мифический фольклор о гномах, духах животных или невидимых высших существах, а также "эзотерические" сообщения о параллельных мирах, астральных плоскостях, эфирных элементах окружающей нас реальности и так далее изначально развивались именно таким образом. Определенная логика в этом есть и в том, что первые проблески этого мира начинают получать, в частности, пожилые люди, которые, согласно многим культурным традициям, готовятся к окончательному переходу в невидимый мир. Поэтому тот, кто заинтересован в строгой программе исследований в области парапсихологии, должен быть также заинтересован в том, чтобы выделить все случаи, в которых нейрофеноменологическая редукция целевого феномена является правдоподобной и разумной. При анализе паранормального опыта в очень большом большинстве случаев приходится сталкиваться с правдивыми аутофеноменологическими отчетами. Всеобъемлющая, нейробиологически обоснованная теория галлюцинаций могла бы помочь отличить сообщения, которые относятся только к прозрачному феноменальному содержанию некоторых неординарных переживаемых состояний, от тех, которые на самом деле обладают информационным или интенциональным содержанием неизвестного причинного происхождения (увлекательное обсуждение взаимосвязи между верой в паранормальные явления и их возможными нейронными причинами см. в Brugger 2000).