16. Прошлое

2008 год

Я окунул кисточку для макияжа в маленькую палитру румян – Cheeky Glow, так она называлась, – затем поднес ее к лицу, прежде чем провести по скулам. Затем подушечкой указательного пальца я нанес мерцающие тени на веки и завершил образ винно-красной помадой.

Кривоватый верхний свет в моей ванной мерцал, отбрасывая отвратительные тени на некоторые потрескавшиеся и обесцвеченные плитки в комнате, а когда я отошел от своей грязной столешницы, свет полностью погас, погрузив меня в темноту.

Я потянулся к выключателю рядом с зеркалом, повозился с ним несколько раз, а затем поднял глаза, когда свет отказался включаться снова.

Я сделал еще один шаг назад и потянул за бретельки малинового платья А-силуэта, которое было на мне. Оно было из старого маминого гардероба, и она была ни много ни мало враждебна, когда отдавала его мне ранее.

–Тебе лучше не облажаться , - сказала она мне. –Маркус - богатый клиент. Ты позволишь ему делать с тобой все, что он захочет, и так долго, как он пожелает. К концу этого у нас с тобой будет достаточно наличных, чтобы продержаться по крайней мере до конца года.

Я ничего не сказал в ответ. Я никогда этого не делал. Я просто делал то, что мне говорили, или избиение, которое я получил за свое неповиновение, не давало мне спать несколько ночей подряд с мучительной болью и вспышками ужасных воспоминаний.

Я не знал, где и как она находила этих клиентов. Но она находила, и это всегда были богатые мужчины из пригорода средних лет.

Маркус был одним из многих клиентов, которые были у меня за последние два года, и все они были испорчены до мозга костей. У меня было три маленьких чемодана, полных костюмов для них, потому что у каждого из них были разные и очень специфические... вкусы, за неимением лучшего слова.

Кто-то хотел медсестру, в то время как другой хотел полицейского. Некоторые хотели баристу, в то время как другие хотели школьницу. Список можно было продолжать и дальше, как и кошмары, которые снились мне после каждой из этих встреч.

Два года назад, когда мой отец был еще жив, все было по–другому. Было легче избегать встречи с мамой в течение дня, потому что большую часть времени я проводил в школе, а ночью сосредотачивался на домашнем задании. Единственные случаи, когда мне приходилось терпеть ее присутствие, были по выходным, и даже тогда мы почти не разговаривали и не смотрели друг на друга. Она всегда была занята тем, что ныла моему отцу о том, как он недостаточно зарабатывает; как ей приходилось работать в две смены в салоне только для того, чтобы каждый божий день подавать еду на стол. Он избегал ее, она кричала на него, и он уходил из дома только для того, чтобы вернуться на следующий день.

Все изменилось, когда он умер два года назад. Его нашли мертвым в конце улицы, где он работал механиком. Копы сказали, что он слишком много выпил, вероятно, потерял сознание на тротуаре и в итоге захлебнулся собственной рвотой, что, в свою очередь, привело к его смерти. Я плакал несколько дней – не потому, что он был замечательным отцом, а потому, что он был моим единственным щитом от моей матери-монстра. Когда он умер, я знал, что мне предстоят только адские страдания. Мой отец, возможно, был не самым лучшим, но он, по крайней мере, относился ко мне как к чертову человеческому существу.

Мама забрала меня из школы после смерти отца. Сначала она стала приглашать мужчин в качестве своих клиентов, но когда один из них увидел меня и решил бросить ее ради меня, она поняла, что может обслуживать испорченных мужчин с испорченными фетишами, используя меня в качестве козла отпущения, и зарабатывать гораздо больше, чем могла бы в противном случае.

Когда она предложила мне эту идею много месяцев назад, мне было всего четырнадцать. Я протестовал, когда она пыталась заставить меня подчиниться; я тоже пытался убежать. Но она заперла меня в моей комнате, и к ней приходили случайные мужчины и трахали меня, пока я не начал кричать и истекать кровью. И, когда я умолял ее помочь мне с синяками, она отказала мне и оставила меня на произвол судьбы.

Однако через несколько раз мне пришлось уступить своим протестам и угождать ей, потому что в противном случае я либо был бы мертв и забыт, как мой отец, либо еще хуже.

Я несколько раз думал об этих результатах. По сравнению с той жизнью, которую я прожил – которую никто не имел – смерть казалась раем. Но смерть также означала бы, что моя мать победила бы, и я, безусловно, не мог этого допустить.

Верхний свет мигнул, и я, наконец, смог как следует рассмотреть себя. Мои волосы были немного длинноваты, так что парик мне точно не нужен, а из-за макияжа я выглядел более растрепанным, чем собранным. Мне было шестнадцать, но я так себя не чувствовал. Я чувствовал себя подавленным и угрюмым, но, думаю, этого следовало ожидать, учитывая ту жизнь, которую я вел.

Я еще раз повозился с платьем – потому что эта чертова штука зудела и была неудобной, – и когда это ничего не дало, я вздохнул и решил сдаться. Я вышел из ванной и вошел в свою неубранную спальню, затем посмотрел на плакат Green Day. Это единственная вещь, которая была у меня в комнате в качестве декора. Все остальное там было пресным, безличным.

Было уже больше 11ти, поэтому на улице снаружи было устрашающе тихо. Не было видно ни единого огонька – ни из дома, ни от уличных фонарей. Полагаю, это одна из многих норм жизни в пригороде.

Бросив последний взгляд на окно, я сглотнул и направился к выходу из своей комнаты.

Единственная причина, по которой я мог ходить прямо, заключалась в том, что прошло уже пару недель с тех пор, как у меня был клиент. Обычно я едва мог стоять первые несколько дней после одной из таких встреч, и мне требовалось столько же времени, если не больше, чтобы быть в состоянии сидеть, не крича от боли, не говоря уже о том, чтобы посрать, не выплакав глаза.

Мои босые ноги касались деревянных ступенек, когда я спускался в гостиную. В воздухе витал запах одеколона, а это означало, что Маркус уже приехал.

Я остановился в конце лестницы, и мое сердце так чертовски сильно забилось в груди, когда я увидел своего клиента.

На вид Маркусу было под сорок. Он был ниже ростом и носил потерто-серую рубашку и черные, плохо сидящие брюки. С головой, полной зачесанных назад белокурых с проседью волос, лицом, изборожденным тонкими морщинами, и небольшим пивным животиком, которым он щеголял, он походил на брокера из пригорода или что-то в этом роде. Мама, конечно, не сообщила мне никаких подробностей о нем или его профессии, но она упомянула, что он был готов заплатить за меня чертову кучу денег, так что, возможно, я был прав в своем предположении. Но кто знает. Эти утомительные лакомые кусочки не помогли бы мне выбраться из этой ситуации, как и Маркус, который ухмылялся мне, когда я шел дальше в гостиную.

От этого никуда не деться; оставалось только терпеть.

–А, вот ты где! - Мама чуть не запела, когда увидела меня. У нее была ужасно театральная улыбка на лице – я видел, как она улыбалась в присутствии каждого мужчины, который посещал нас. От этой улыбки у меня мурашки побежали по коже от гребаного отвращения.

Для этого она тоже блистала. Ее вьющиеся волосы были собраны в слишком тугую прическу, а лицо было покрыто косметикой. На ней было черно-белое платье-футляр, которое подчеркивало ее высокую, гибкую фигуру, но ничего не могло противопоставить ее жестокому сердцу, бьющемуся где–то за пределами ткани платья. Иногда я задавался вопросом, был ли у нее вообще этот орган внутри, или она отдала его в обмен на несколько долларов.

Я проигнорировал ее комментарий и опустил взгляд. Когда я был достаточно близко к ней, она грубо приподняла мой подбородок, окинула меня быстрым, изучающим взглядом, затем схватила мою руку болезненным захватом и практически толкнула меня к Маркусу.

Я немного споткнулся – в основном потому, что не ожидал от нее этого – и напрягся, когда Маркус положил руки мне на плечи, чтобы предотвратить мое падение.

–Сейчас, сейчас, Далила, - напевал он моей маме мягким, почти бархатным голосом. –Будь осторожна с моей игрушкой, ладно? Ненавижу, когда они нервничают. - Он улыбнулся мне, и его нетерпеливый взгляд впился в мой. –В конце концов, я предпочитаю, чтобы они уделяли мне все свое внимание. Это делает настолько приятнее выебывать из них всю их целостность.

Лед пробежал у меня по спине от его слов. Я пытался выровнять дыхание, но у меня это чертовски не получалось.

Маркус сделал шаг ко мне, и каждый инстинкт во мне кричал мне отступить; убежать. Но я не мог. Я просто не мог.

Он был немного ниже меня, поэтому ему приходилось смотреть вверх, когда он обращался ко мне.

Он поднял руку и провел толстым пальцем по моей челюсти, заставив меня слегка поморщиться.

–Разве ты не прелестная малышка... - задумчиво произнес он, затем наклонился, прежде чем прижаться носом к моей шее. Он глубоко вдохнул, и мое тело дернулось в ответ на это.

Он усмехнулся.

–Видишь? Ты напуган – именно так, как я и предсказывал. ‐ Он подвинулся, и его нос коснулся моей щеки.

Мурашки побежали по всему моему телу, но я не смел пошевелиться; не смел издать ни звука.

Он вдохнул снова, и еще раз, а затем застонал, словно в экстазе.

–Восхитительно, - прошипел он напротив меня, прямо перед тем, как приоткрыть губы и медленно провести языком по правой стороне моего лица.

Мне хотелось подавиться, но вместо этого я просто стоял там и позволял ему делать то, что он хотел. Почему? Потому что я был беспомощным.

Маркус схватил меня за талию и притянул к себе.

–Ты восхитительна, игрушка, - сказал он с маниакальной усмешкой и запечатлел небрежный поцелуй на моих губах. Затем он прижался своим стояком к моему животу, и я представил, что ему не должно потребоваться много времени, чтобы получить стояк, учитывая, что он едва ли провел со мной пять минут.