Когда до конца пути оставалось две мили, небеса разверзлись. Прохладный, очищающий дождь лил ливнями и ведрами, смывая мой пот, грязь и кровь на песчаную дорогу.
"Бог дождя - сопляк!" завыл я. "Я бы хотел, чтобы дождь шел сильнее!"
Я следовал по этой дороге, пробираясь сквозь деревья, пока она не вылилась на белый песчаный пляж, омываемый Атлантическим океаном. Я официально пересек Флориду менее чем за три дня и стал первым, кто преодолел дистанцию AF 200.
В свои сорок пять лет я был в лучшей форме за всю свою жизнь, и я не мог дождаться 2021 года. С моей Полярной звездой, освещающей мне путь, я представляла себе год карьеры с побитыми личными рекордами.
Учитывая это, в феврале следующего года я записался на прием к ортопеду, чтобы обсудить ноющую боль в обоих коленях. Я слышал, что он предлагает новый метод лечения стволовыми клетками, который может помочь, но вместо этого он предложил операцию. По его словам, это будет простая артроскопическая операция. Он срежет истертые края, удалит ороговевшие ткани и пообещал заметные улучшения через две-три недели восстановления.
Я согласился, но по мере приближения операции все больше опасался ее. Я уже проходил через халтурные операции, хорошо бегал, несмотря на боль, и не хотел терять то, что у меня было. И все же, когда я обдумывал всю картину, я возвращался к тому, что он сказал нам с Кишем в своем кабинете. Риск был настолько мал, что не было никаких минусов. Мы все сошлись на простой цели: устранить источник моей остаточной боли, чтобы я мог продолжать работать.
Утром после операции, 10 февраля, я отправилась на длительную пробежку. Поскольку впереди было не менее двух недель простоя, мне нужно было сделать последнюю пробежку. Затем я принял душ, побрился и поехал в больницу. Мой хирург встретил меня в приемном покое. Операция заняла больше времени, чем он ожидал, но он не упомянул об осложнениях и не изменил наш план реабилитации и восстановления, после чего меня выписали, не имея даже костылей.
Следующие несколько ночей боль была настолько сильной, что меня тошнило. Мне пришлось использовать стены как костыли, чтобы добраться до ванной с кровати. Я почти не мог нагружать колено, и я знал, что не должен был быть настолько расстроен после такой простой процедуры. Большинство людей могут ходить сразу же и возвращаются к работе в течение двух недель. В операционной должно было произойти что-то извращенное и неправильное, но доктор ничего не сказал. И я почувствовал кое-что еще. Я больше никогда не буду бегать.
Эволюция № 7
Сколько себя помню, я мечтал о месте за столом. Даже когда я был подростком-панком, я знал, что однажды я захочу сесть за этот мифический стол среди великих в своей области. Полагаю, это можно объяснить глубоким стремлением к респектабельности. Я отчаянно хотел быть кем-то, потому что чувствовал себя никем. Именно поэтому в столь юном возрасте меня потянуло в спецназ, а когда я понял, что проваливаю учебу, это стало причиной того, что я так хотел измениться. Я знал, что никогда не окажусь за этим столом, если не буду относиться к себе и своей жизни более серьезно. И все же, как бы мне ни хотелось оказаться среди великих, тех, кто принимает решения, тех, кто помазан, я годами ждал официального приглашения.
Не знаю, сколько раз я представлял себе, как получаю тисненый золотой билет на ужин, о котором мечтал, где стейк и хвост омара будут подавать те, кто восхищался нами и хотел быть рядом с нами, но я ожидал, что сначала придется что-то доказать. Я полагал, что если впишусь в соответствующую организацию или структуру и буду постоянно соответствовать стандартам, то кто-то заметит меня - наставник или проводник - и подскажет, как добраться до места, где собираются все влиятельные игроки. Я не стремился оказаться во главе стола. Я не бредил. Я просто хотел занять место.
Тем временем я стал одним из официантов, обслуживающих элиту. Вскоре за стол сели и некоторые мои сверстники, которые, по моему мнению, не обладали такой квалификацией, как я. Я смирился с этим и обслуживал их, все еще надеясь, что однажды меня постучат по плечу и кто-нибудь выдвинет для меня стул. Я так хотел, чтобы начальство меня помазало и одобрило. Я хотел, чтобы мне сказали: "Наконец-то ты пришел, Дэвид Гоггинс. Теперь ты признан одним из лучших".
Беда в том, что такое официальное приглашение приходит редко, а для меня оно так и не пришло, но пока я ждал, я наблюдал за своими так называемыми начальниками с близкого расстояния. Я наблюдал за их работой, изучал, как они себя преподносят, и понял, что большинство из них - самые обычные ублюдки. А я хотел быть необычным. Потому что именно неординарная история, неординарный лидер вдохновляют других на то, чтобы стремиться к большему, работать усерднее и быть на высоте.
Не секрет, что подавляющее большинство людей предпочитает, чтобы ими руководили, потому что легче следовать за кем-то, чем прокладывать свой собственный путь. Однако слишком часто нами руководят начальники, учителя, тренеры и влиятельные чиновники, которые носят звания и титулы, произносят оптимистичные речи, используют управленческий жаргон и стратегии, которым они научились в университете, на семинаре или у своих коллег за столом в кабинете руководителя, но не вдохновляют нас. Возможно, это потому, что они слишком много говорят и слишком мало делают. Может быть, потому, что их собственная жизнь вышла из-под контроля. Как бы то ни было, со временем становится очевидно, что эти мужчины и женщины, которыми мы когда-то восхищались издалека, не обладают тем, что нужно для руководства собой, не говоря уже о других. И все же, когда они отвергают или игнорируют нас, мы позволяем этому ограничивать нас и нашу способность влиять на организацию, в которой мы состоим, и на людей вокруг нас.
Это не обязательно должно быть так.
Слишком многие люди ошибочно считают, что лидерство - это то, что происходит на вершине, в центре внимания, за мифическим столом, в то время как некоторые из самых могущественных лидеров работают в тени. Они знают, что возможности изменить к лучшему жизнь своих соседей, семьи, коллег и друзей постоянно присутствуют. Они оказывают огромное влияние, не произнося при этом ни слова, а то и вообще ничего, и первый шаг к тому, чтобы стать одним из этих невоспетых героев, - научиться быть самолидером.
В 1996 году, когда я был двадцатидвухлетним летчиком в подразделении тактического воздушного контроля (TACP), я, как и почти все остальные, придерживался основного определения лидерства. Лидер - это человек, который отвечает за все. Тот, кто имеет высшее звание, большую зарплату и заботливый обслуживающий персонал. Лидер имел право нанимать и увольнять, делать или ломать таких, как я, новичков. Я никогда не думал, что человек, не имевший надо мной особой власти, окажет такое большое влияние на мою жизнь. Я и не подозревал, что вскоре пройду краткий курс обучения саморуководству и тому, как оно может превратить любого человека в мощный пример, который невозможно игнорировать или забыть другим.
Как правило, TACP является связующим звеном между ВВС и армией, и я был размещен на армейской базе в Форт-Кэмпбелл, штат Кентукки, где находится знаменитая школа воздушного штурма. Школа Air Assault известна тем, что в ней проводятся "десять самых трудных дней в армии США". Почти половина каждого класса отсеивается, потому что в школе сочетаются тяжелая физическая подготовка и интеллектуальная строгость: кандидаты выполняют целый ряд физических упражнений и учатся запрягать вертолеты тяжелым оборудованием, таким как "Хаммеры" и топливные баки. Все должно быть точно закреплено, чтобы груз сорвался при доставке в нужное место и время. Будучи парнем из ВВС, четыре года служившим в Форт-Кэмпбелл, я знал две вещи. Мне гарантированно вручат приказ о посещении штурмовой школы, и если я не окончу ее с этим значком на мундире, это будет ясным сигналом о том, что мне не хватает мотивации и я недоучка.
Готовился ли я так, будто эти приказы могут поступить в любой момент? Нет, не готовился. У меня под рукой было все, что нужно для того, чтобы стать человеком чести, но я не приспособил свои тренировки к школе воздушного десанта. У меня был доступ к полосе препятствий и двум марш-броскам, но я так и не выбрался туда ни на одну тренировку. Мне также не удалось проштудировать учебники или задействовать парней, с которыми я работал и которые не понаслышке знали о тесте на прочность строп. Каждый месяц проводились новые занятия по воздушному штурму. Я мог бы тренироваться и учиться до упаду, а потом подать заявку на обучение в штурмовой школе, когда буду готов. Вместо этого я ждал, пока эти приказы придут ко мне, а когда они пришли, я явился неподготовленным.
Веселье началось с физического теста в нулевой день, когда кандидаты должны были пробежать две мили менее чем за восемнадцать минут, а затем пройти эту ублюдочную полосу препятствий, состоящую из перелезания через стену с разрывом ребер, подъема по канату и теста на равновесие на сети балок, ведущих на платформы высотой до тридцати футов от земли. Там было так много людей, что никто особо не выделялся, и большая часть из них не смогла достичь основных показателей, необходимых для поступления в школу, но я справился.
Перед рассветом первого дня я подошел к аркам, образующим ворота в кампус Воздушного десанта, вместе с человеком, которого не заметил накануне. Хотя было темно, я смог определить, что он примерно моего роста и не намного старше меня. Теперь, когда мы официально принадлежали к классу "Воздушный десант", каждый раз, когда мы проходили под аркой, мы должны были выполнять комплекс "пять и десять". Это пять подтягиваний и десять отжиманий. Мы проходили под этими арками несколько раз в день, и нам всегда приходилось платить одну и ту же пошлину.