Глава 21
Нажав на кнопку звонка, Сиенна сглотнула, переминаясь с ноги на ногу. Дом был прекрасен. Средиземноморский стиль с двумя высокими пальмами у начала дорожки, а за домом возвышались еще пальмы. Сиенна не то чтобы скучала по пейзажам Рино, по крайней мере, не осознавала этого, но вдруг поняла, что ей не хватало пальм, непринужденно величественных — бессмыслица это или нет, но для нее это подходило.
«И закатов в пустыне», — подумала она, запрокинув голову к небу, — «как тот, что пылает надо мной в этот момент».
Этот дом, эта улица... именно здесь она могла представить себе Мирабель.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина с ожидающим взглядом, переходящим в удивление, а затем в слезы: она выкрикнула имя Сиенны и заключила ее в медвежьи объятия, пахнущие ландышами.
Сиенна издала приглушенный смешок, держа бутылку вина, которую принесла, в стороне, чтобы ее не раздавило между ними. На мгновение она увидела, что Мирабель по-прежнему прекрасна: ее светлые волосы с проседью, но все еще в той же прическе, которую она всегда носила, а ее фигура по-прежнему подтянута.
— О, боже! Боже мой! — выдохнула Мирабель, отстраняясь, поднося руки к щекам Сиенны и нежно обхватывая их. — О, моя милая девочка. Когда Гэвин сказал мне, что ты вернулась в город, я чуть не потеряла сознание от счастья. Что ж, заходи. — Несмотря на приглашение, она снова обняла Сиенну, не позволяя ей пошевелиться ни на мгновение, прежде чем снова отстраниться. — Боже, ты великолепна. Посмотри на себя. Ты всегда была красавицей, но сейчас, о боже, ты, наверное, думаешь, что я в полном беспорядке, с растекшимся по лицу макияжем. — Взяв Сиенну за руку, она смахнула небольшие черные пятна под глазами.
— Привет, Мирабель, — сказала Сиенна, и в ее голосе послышались непролитые слезы, когда ее захлестнул поток утешения и любви, которую она всегда испытывала к матери Гэвина. Боже, как же она по ней скучала.
Мирабель обернулась, и Сиенна, подняв взгляд, увидела Гэвина, небрежно прислонившегося к дверному проему, наблюдающего за ними с нежной улыбкой на губах. Их глаза встретились, и он приподнял подбородок.
— Рад, что ты смогла прийти, — сказал он.
Она слабо улыбнулась ему в ответ и перевела взгляд на фотографии на стене — те самые, которые Мирабель выставляла в своем передвижном доме много лет назад. Восьмилетняя Сиенна с щербатой улыбкой. Гэвин, играющий в школьном спектакле. Обе их выпускные фотографии. Она сглотнула. Мирабель хранила их. Все эти годы. И хотя те, на которых Сиенна и Гэвин были вместе как пара, исчезли, остались те, на которых Мирабель считала Сиенну давно потерянной, но все еще любимой дочерью.
— Заходи и позволь мне принести тебе выпить. Нам еще столько всего нужно наверстать, не так ли? Давай я возьму это, — сказала она, забирая у Сиенны бутылку каберне, когда они вошли в просторную кухню с кремовыми шкафами, белыми мраморными столешницами и перламутровой плиткой на заднем плане. Все оттенки белого удивительным образом сочетались между собой и придавали всему помещению одновременно свежесть и тепло.
И какое бы вкусное блюдо ни запекалось в духовке, Сиенна ощущала чистый аромат лимона. Через раздвижные стеклянные двери было видно, как сверкает вода в бассейне, большие камни образовывали водопад, в котором плескались и журчали брызги, изумрудно-зеленая трава вокруг, а также высокие пальмы, которые она видела спереди.
— О, Мирабель, здесь так красиво, — выдохнула она, оглядываясь по сторонам. — Ты заслуживаешь этого, каждый кусочек.
— Не знаю, заслужила ли я хоть что-то, но мой сын продолжает меня баловать.
— Я стараюсь, — сказал Гэвин. Он был красив в джинсах и рубашке на пуговицах, рукава закатаны до локтей, демонстрируя сильные предплечья, когда парень поднял бокал с каким-то янтарным напитком, который пил, и сделал маленький глоток. — Но она все еще не разрешает мне купить ей машину.
Мирабель помахала в воздухе рукой.
— Мне не нужна машина. Аргус возит меня туда, куда мне нужно, или я езжу на автобусе. Именно там я читаю свои пикантные романы, — сказала она и слегка пошевелила бровями, чем вызвала смех Сиенны.
Гэвин состроил явно фальшивую гримасу, которая затем превратилась в ухмылку, когда он подошел к ящику, откуда достал штопор для вина.
Мирабель жестом указала на место у стойки, и Сиенна села.
— Расскажи мне о себе, — обратилась она к Сиенне. — Ты устроились здесь на работу, так что, полагаю, ты вернулись, чтобы остаться?
Сиенна отвела взгляд от полного надежды лица Мирабель.
— Возможно, ненадолго, но в любом случае на ближайший год. Я... я встречаюсь с человеком, который все еще живет в Нью-Йорке.
— О, — выдохнула Мирабель, и между ее бровей образовалась морщинка. — Понятно, — сказала она, бросив быстрый обеспокоенный взгляд на Гэвина, который все еще открывал вино. Затем улыбнулась и сжала руки Сиенны. — Мы возьмем то, что у нас есть. Я скучала по тебе, — сказала она, и Сиенне снова захотелось заплакать, потому что она увидела глубокую искренность в выражении ее лица.
— Я тоже по тебе скучала, Мирабель. Очень сильно. — Ее голос дрогнул, и снова ее захлестнули те же эмоции, что и у двери. От неловкой демонстрации слез ее спасли шаги, приближающиеся к кухне, и, увидев, кто это, она вскочила на ноги, с ее губ сорвался тихий возглас счастья.
— Аргус!
— Сиенна?
Она бросилась вперед и обняла пожилого мужчину. О, он постарел. Она не собиралась этого говорить, но заметила, и это разбило ей сердце, потому что напомнило, сколько лет она упустила. Сиенна крепко сжала его.
Прости меня, Аргус. Так жаль, что я упустила так много времени.
«Когда бы я ни уехала из Рино, что бы ни случилось с моей жизнью и карьерой, я никогда больше не потеряю с ним связь», — мысленно поклялась она.
Сиенна отпустила его, и Аргус отступил назад, держась за ее руки, изучая ее, его взгляд был наполнен той же любовью и нежностью, что и всегда.
— Ну, теперь ты выглядишь просто прекрасно, Сиеннулла. Но все еще слишком худая.
Она рассмеялась, ее сердце сжалось от этого ласкового прозвища. Его волосы были скорее седыми, чем черными, но все равно густыми и блестящими, а усы усеяны проседью. Морщины разбежались вокруг его глаз, изрезав кожу оливкового оттенка, но мужчина по-прежнему был высоким и широкоплечим. И в глазах у него был все тот же блеск, в смехе — тепло, а в рокочущем голосе — сила.
— Вот почему я здесь, — сказала она. — Чтобы вы меня откормили.
— А! Тогда хорошо. Это займет много времени и много еды, так что я счастлив! — Он протянул руку вверх, знакомым жестом провел по краю ее уха, отдернул руку и раскрыл ладонь. В ней лежал блестящий серебряный доллар, и сердце Сиенны сжалось при виде фокуса, который всегда приводил ее в восторг в детстве. — Для моей девочки. Я хранил его все это время, потому что знал, что ты вернешься, — тихо сказал он.
Сиенна смахнула набежавшие на глаза слезы, но рассмеялась и снова обняла Аргуса. Ей хотелось плакать, потому что с тех пор, как она приехала в Рино, ее мучили бессонница и тревога, и она вдруг поняла, что отчасти причина в том, что у нее не было безопасной отдушины, не было людей, к которым она могла бы обратиться со своими мыслями, которые давали бы ей силы и утешение и позволяли бы ей переварить и справиться с бесчисленными ужасами, которые порождала ее работа. Прошло всего десять минут с тех пор, как она вошла в парадную дверь, но это была необходимая десятиминутная передышка, чтобы отвлечься от жестоких преступлений, и она уже чувствовала себя более собранной.
Гэвин подошел к ним и протянул бокал красного вина, и Сиенна с улыбкой взяла его. Их пальцы на мгновение соприкоснулись, и она почувствовала небольшой заряд между ними и отдернула руку, когда сделала глоток, сказав себе, что это вино вызвало прилив жара.
— Пожалуйста, скажите, что вы двое все еще выступаете, — обратилась Сиенна к Аргусу и Мирабель.
— Уже нет, — ответил Аргус. — Мира ушла на пенсию пять лет назад, а я — в прошлом году. Я нанял после нее другую помощницу, но, э-э-э.., — он пожал плечами, выражение его лица было не слишком впечатленным, — она не обладала ни индивидуальностью, ни изяществом моей Миры. И не умела обращаться с картами.
— Он нанял ее за другие достоинства, — сказала Мирабель, показывая на грудь, прикрытую фартуком.
— Фу. Мне не нужны другие достоинства, кроме твоих, — сказал он, подмигнув ей.
— О, пожалуйста, — сказала Мирабель, помешивая на плите что-то похожее на подливу, и закатила глаза, но при этом улыбнулась с явным удовольствием. — И я не сильна в картах.
— Ты хороша во всем. Хватит это отрицать.
Сиенна улыбнулась, потягивая вино. Что-то всегда создавало у Сиенны впечатление, что Мирабель не любит карты. Или, скорее, ей не нравилась сама идея играть в них. Сиенна задумалась, не потому ли это, что она знала кого-то, у кого были проблемы с азартными играми — может быть, у того жестокого мужа, о котором она упоминала... Или может у родителей. У нее всегда было неодобрительное выражение лица с поджатыми губами, когда Гэвин и Аргус играли на спички или пенни, причем Гэвин делал все напоказ, легко и эффектно тасуя карты и выигрывая каждую партию. Именно поэтому, полагала Сиенна, они держали в секрете свои игры.
И неудивительно — Мирабель пришла в ярость, когда Гэвин сказал ей, что хочет зарабатывать на жизнь игрой в карты... или попытается это делать. Она решила, что это еще одна причина, по которой он был так напряжен перед их свадьбой, которая так и не состоялась.
— Аргус, помоги мне помешать это жаркое, ладно? — сказала Мирабель, отрывая ее от воспоминаний.
Сиенна поставила вино на стойку.
— Я могу помочь, Мирабель.
— Нет, нет, расслабься. Я уже сто лет не готовила для кого-то большего, чем эти два оболтуса, которые съели бы кучу грязи, если бы я им ее подала.