Глава 72. «Последняя битва (2)»

У Си казалось, что он видит глубокий сон, переворачивающий весь его мир. Этот сон был слишком настоящим – настолько, что всё и все внутри него казались реальными, не давая ему шанса отличить действительность от фантазии.

Ему снился день, когда его экипаж проехал густые леса Наньцзяна. Следуя по очень длинной дороге, он видел много людей, а затем в одиночку приехал в самое процветающее и прекрасное место в мире – к реке Ванъюэ, что текла на тридцать ли вдаль; и на воде, и по ее берегам пели и танцевали красавицы.

После этого он встретил кого-то. Глаза того человека выглядели еще более живыми, чем отблески света на воде. На его лице всегда была улыбка. У него всегда были средства на жизнь в предельном комфорте. Он любил хорошее вино и красивых людей. Он говорил и работал с размеренным спокойствием и никогда ни с кем не ссорился. Однако у него было и много недостатков: он был ужасно избалованным представителем «золотой» молодежи.

Но стоило У Си заметить его краем глаза, как на сердце теплело.

Ему снилось множество полных покоя дней. Тот человек, беззаботно оперевшись на спинку скамьи под большим деревом и лениво прищурившись, объяснял вещи, которых не было в книге так, будто знал их с рождения. Ему даже не нужно было сверяться с рукописью – он уверенно говорил даже в полусне, изредка поднимая руку, чтобы выпить чашку чая. От его широких рукавов исходил особенный нежный аромат.

Еще ему снились теплые ладони этого человека, снилось, как на его лице мелькают всевозможные эмоции, когда тот называет его «ядовитым созданием», снилось, как тот держит на руках соболя, как надевает красную нить с висящим на ней кольцом, едва заметную на его белоснежной шее, снилась та ночь, когда его кровь вскипала от переизбытка эмоций.

Но все эти радости тревожили его; он смутно чувствовал, что что-то не так. Широко раскрытыми глазами У Си смотрел на чужую улыбку, все острее чувствуя поднимающуюся в душе панику. Будто светившиеся черты человека, что стоял перед ним, постепенно все сильнее бледнели, пока под его кожей не проступили вены. Приподнятые уголки губ вдруг опустились, глаза опустели, и из уголков его рта потекли струйки алой крови, капля за каплей падая на белоснежные одежды.

Страшно перепугавшись, У Си протянул к нему руку, но не смог дотянуться, а затем опора вдруг исчезла у него из-под ног. Все его сознание помутнело, осталось лишь отчаяние, въевшееся в его грудную клетку и вставшее комом в горле, словно желая разорвать его сердце.

У Си резко открыл глаза, но перед ними стоял туман. По ушам бил шум экипажей. Он невидяще уставился в никуда на какое-то время, не в силах вспомнить, где находится, и положил руку себе на грудь. В уголках его глаз осталось что-то холодное; потерев их, он с удивлением обнаружил, что все его лицо залито слезами.

– Юный шаман проснулся! Он проснулся! – громко закричал кто-то.

В это мгновение в его голове пронеслась абсолютно нелепая мысль: это была дорога в столицу, верно? Все это было лишь в его воображении и никогда не происходило.

Вскоре перед ним возникло лицо А Синьлая, и тот неуклюже помог ему подняться.

– Юный шаман, выпейте воды.

Взгляд У Си скользнул по морщинкам в уголках чужих глаз, а затем по собственным взрослым рукам. Та его мысль начала медленно угасать, словно фейерверк, упавший в воду, и наконец оставила после себя лишь облачко пепла, упавшее в пробирающий до костей холод волн.

Он молча выпил полчашки воды из рук А Синьлая, закрыл глаза и спиной прислонился к циновке. В его голове было абсолютно пусто. Он сосредоточился лишь на боли, исходящей из его сердца – боли, что волна за волной разрывала его внутренности на части.

Цзин Бэйюань… Цзин Бэйюань… Цзин Бэйюань… Цзин Бэйюань…

А Синьлай и Ну Аха наблюдали за ним со стороны, не осмеливаясь издать ни звука. Они смотрели, как У Си полулежит, с несчастным лицом схватившись за грудь, пока не прогорела палочка благовоний. Он почти не дышал и сильно нахмурил брови.

Лишь долгое время спустя он спросил:

– Где мы?

А Синьлай и Ну Аха переглянулись.

– Уже проехали Шучжун, – тихо ответил Ну Аха.

У Си легонько кивнул и больше ничего не сказал.

А Синьлай взволнованно открыл рот в порыве заговорить. Ну Аха схватил его в попытке остановить, но тот лишь гневно обернулся, посмотрел на него и все равно начал говорить:

– Шаман, когда мы останавливались на постоялом дворе несколько дней назад, я слышал, что племя Вагэла уже скоро достигнет столицы…

У Си открыл глаза и посмотрел на него; чернота его глаз словно подернулась легкой дымкой. В них больше не было ни одной из тех ранее отчетливых эмоций, и А Синьлай вдруг осознал, что этот взгляд несколько отличался от прошлого взгляда шамана. Что же он напоминал? Взгляд князя Наньнина, взгляд наследного принца Великой Цин: внутри него скрывалось много всего, но это было так глубоко, что другие не могли разглядеть.

Однако он продолжил говорить, не изменившись в лице:

– Юный шаман, одно слово, и мы тут же развернем лошадей обратно! – он яростно смахнул руку Ну Аха, который пытался его остановить. – Не нужно останавливать меня! Что насчет князя? Разве все, что он делал, неизменно правильно? На мой взгляд, у него тоже каша в голове! Шаман, давайте вернемся. Давайте вернемся в столицу и тайно увезем его! Остальное пусть пойдет прахом, плевать. Позже мы хорошенько отходим князя хлыстом и заставим… заставим…

У Си посмотрел на него бесстрастным взглядом, и слова застряли у А Синьлая в горле.

– Пришпорьте лошадей, – кратко и четко сказал У Си.

А Синьлай и Ну Аха изумленно замерли.

– Гоните их в Наньцзян, – продолжил тот. – Не жалейте их. Пусть наши братья усердно поработают несколько дней, чтобы мы поскорее добрались до Наньцзяна. Чем раньше, тем лучше… Как только я восстановлю контроль над дыханием, найдите мне быструю лошадь, и я покину вас.

А Синьлай долго стоял, разинув рот.

– Юный шаман…

У Си снова закрыл глаза, словно погрузившись в медитацию, и более не заговаривал с ним.

…Были ли поступки князя неизменно правильными? По крайней мере, сам он в своей правоте был уверен. Он всегда считал, что у него все распланировано, все логично. Свои действия, чужие действия, пути к спасению, смертельные опасности – все это он тщательно продумал и расписал строчка за строчкой, никогда ни с кем не обсуждая.

Цзин Бэйюань в любое время мог небрежно признать свои ошибки, но лишь потому, что не хотел спорить с людьми. Если же он действительно сам что-то решал, то не давал другим вмешиваться и не просил советы. Кем он был в его голове? Ребенком? Кем-то, за кем нужно присматривать, кто нуждался в обучении и на кого нельзя было положиться… таким же, каким он сам считал А Синьлая?

Спустя три шичэня У Си взял быструю лошадь и галопом помчался вперед.

Он заставлял себя не думать о Цзин Бэйюане, не думать о ситуации в столице и фокусировался лишь на том, что было перед глазами. Его лицо казалось спокойным, словно гладь мертвой воды.

Ему удалось пройти оставшийся месяц пути за шесть дней. Он один загнал до смерти трех лошадей.

За эти короткие шесть дней он с невообразимой скоростью научился подавлять свои эмоции, подавлять выражение лица, подавлять свою суть. Он научился держать все внутри себя, а другим показывать лишь то, что хотел сам. Он словно вогнал в собственное сердце недвижимый столб, и теперь, даже если бы прямо перед ним рухнула гора Тай, он смог бы справиться с этим.

Впервые его жизнь преобразилась, когда Наньцзян потерпел поражение, и он в одиночку приехал в столицу в качестве заложника. Второй раз произошел, когда он целое десятилетие был гостем в чужой стране, лично увидев и испытав тайные убийства, вынужденные поклоны, сказочно роскошную жизнь, интриги, от которых волосы вставали дыбом, и глубочайшую тоску. Сейчас он претерпел огромные перемены в последний раз, окончательно завершив свое превращение.

Он въехал в Наньцзян с толпой встревоженных воинов так быстро, словно по дороге за ними гналась смерть. Раньше У Си думал, что испытает множество чувств, вернувшись на эту землю, но сейчас не чувствовал ничего. Он подавил свои эмоции слишком резко, и они затаились, ожидая подходящего момента.

Он спрыгнул с лошади. Даже не смахнув дорожную пыль и не сделав и глотка воды, он первым делом схватил за воротник подошедшего поприветствовать его человека.

– Я должен увидеть Великого Шамана! Немедленно!

Великий Шаман очень постарел. Его волосы полностью побелели, и бессчетное количество морщин расползлось по худощавому лицу, словно их вырезали ножом.

Лишь увидев его, У Си вдруг понял, что Великий Шаман больше не выглядел таким, каким он его помнил, и потому на мгновение невольно замер в дверях.

Великий Шаман поджег трубку, медленно выдохнув струю дыма. Взмахнув тонкой рукой, он приказал всем выйти и наконец остался наедине с У Си. Они оба оценивающе осмотрели друг друга. Замóк на сердце У Си вдруг ослабел. Всевозможные эмоции – обида, боль, гнев, тоска – сквозь трещины рвались наружу, но он крепко стиснул зубы и сдержал их. Уверенно войдя внутрь, он опустился на колени и поклонился Великому Шаману.

– Учитель, я вернулся.

Великий Шаман вздохнул, встал, оперевшись на стол, и медленно обнял уже взрослого ребенка за плечи. Почувствовав под руками юное, сильное тело, переполненное энергией, он устремил взгляд на далекий горный хребет за открытой дверью.

– Ох, У Си, У Си… – пробормотал он.

У Си закрыл глаза, думая о том, что его тело вернулось домой, но сердце все еще было потеряно где-то далеко.

По этой причине он осторожно высвободился из объятий Великого Шамана.

– Учитель, мне нужно вас кое о чем попросить, – низким голосом сказал он.

Великий Шаман молча поднес трубку к губам и затянулся. Его глаза были такими же ясными, как и много лет назад, словно он мог беспрепятственно видеть мысли каждого. В детстве, натворив что-нибудь, У Си всегда боялся этого всезнающего взгляда, но теперь вдруг понял, что страха больше нет. Оказалось, что во всем мире количество вещей, которые действительно вызывали у него страх, было не таким уж и большим.