Изменить стиль страницы

Глаза Великого Мудреца посветлели. Он невольно выпрямил спину, но затем остановился, снова расслабился и напустил на себя равнодушный вид.

– Мгм. Иди, пригласи их внутрь, – неторопливо приказал он.

Слуга был подле него с детства и знал его дольше, чем У Си. Увидев его таким, он не удержался от усмешки, почтительно кивнул и ушел.

Почтенному заду Великого Мудреца снова пришлось сдвинуться вперед, и тот прислушался к звукам снаружи.

Мгновение спустя он услышал, как слуга сказал:

– Великий Мудрец приглашает вас двоих внутрь.

– Хорошо, большое спасибо, – ответил его непочтительный ученик У Си. Тут же интонация его голоса сменилась – будучи столь же ровной, как и всегда, она каким-то образом приобрела невыразимую мягкость, слышимую, когда он обратился к кому-то еще:

– Сюда. Здесь ступенька на входе, будь осторожен.

Тц. Из его голоса можно было выжимать воду [1]… Великий Мудрец прищурил глаза, подумав, что этого щенка наконец выдрессировали. После этого он поспешил оправить полы одежд и чинно усесться, стерев при этом с лица вульгарное выражение.

[1] 掐出水来 (qiā chūshuǐ lái) – обр. о чем-то очень нежном.

По какой-то причине, когда Цзин Ци вошел, увидел седовласого мужчину с трубкой в руках, а затем взглянул ему в глаза, все его волнение вдруг ушло. Он не только успокоился, но у него еще и возникло смутное, едва уловимое ощущение, что он встретил кого-то, похожего на него самого. Он улыбнулся, поклонился соответствующе этикету и заговорил прежде, чем тот успел открыть рот.

– Этот ученик Цзин Бэйюань отдает дань уважения Великому Мудрецу.

Старик отложил трубку и встал следом.

– Я и не думал, что меня почтит своим присутствием князь Наньнина. Простите этого дряхлого старика, что не встретил вас.

Он довольно свободно говорил на языке Великой Цин. Однако У Си все же нашел довольно странным то, что его учитель совсем не выглядел удивленным. Ему всегда казалось, что тот знает обо всем. Даже повзрослев и взяв в свои руки правление Наньцзяном, он все еще верил, что этот почтенный старик был самым мудрым человеком, которого он когда-либо встречал.

Видимо, убедительное притворство тоже было одной из форм мудрости.

Пригласив их присесть, Великий Мудрец мельком заметил выражение лица У Си. Словно прочитав его мысли, он улыбнулся и сказал:

– В тот день ты сказал, что твоей причиной вернуться является тот, кто носит твое кольцо. Тогда я подумал, что раз ради этого человека собрали такую большую толпу, он определенно не может быть незамужней женщиной из богатой высокопоставленной семьи или похожей на нефрит девушкой из бедной. Этот человек должен был быть кем-то могущественным и благородным. Похоже, несмотря на мой возраст, я еще не совсем выжил из ума, раз угадал правильно.

Он посмотрел на Цзин Ци.

– Удивительно лишь то, что князь согласился отправиться следом за моим глупым учеником в наши бесплодные дикие земли. Могу лишь сказать, что в нем есть хотя бы пара хороших черт.

Цзин Ци улыбнулся.

– Господин, что платит мое жалованье, – тот, за кого я умру. Князь Наньнина уже давно стал мучеником в войне за столицу, и теперь ему осталось меньше половины его гнилой жизни, изнутри он набит соломой. То, что Великий Шаман согласился взять этого ученика под свою опеку, – моя великая удача.

У Си плохо понимал, к чему была их взаимная вежливость, но по выражению лица Великого Мудреца у него возникло смутное ощущение, что эти слова не были приятны для уха. Как раз в тот момент, когда он собирался заговорить, его остановил взгляд старика. Цзин Ци заметил это краем глаза и легонько улыбнулся, опустив голову, чтобы выпить чай – мальчик, твой учитель боится, что его раскроют.

Великий Мудрец снова сощурился, взял в руки трубку, поднес к губам, глубоко затянулся и выдохнул.

– Хоть вы и говорите так, князь, но это человеческая природа… тяжело покидать родные земли.

– Если человек не оставит кусок земли под ногой, как он узнает, насколько велик мир? – с улыбкой спросил Цзин Ци.

– Насколько велик мир? Наш Наньцзян не такой уж и большой.

– Гора не должна быть высокой. Пока на ней живет бессмертный, у нее будет имя.

Великий Мудрец изумился, осторожно оценив Цзин Ци. Тот тоже невозмутимо посмотрел на него. На какое-то мгновение эти два старых лиса с улыбкой обменялись взглядами.

У Си ощутил тоску, увидев, что эти двое были настоящими родственными душами. Когда он еще только приехал в столицу, ему показалось, что Цзин Ци чем-то напоминал Великого Шамана, но только сейчас он осознал, что это чувство никуда не исчезло. Сначала они прощупали почву, потом сразились друг с другом парой фраз, а затем поговорили о нескольких несущественных вещах, попеременно отсылая к Будде. Лишь когда подошло время ужина, У Си наконец нашел повод распрощаться.

Перед их уходом Великий Мудрец сказал:

– У Си, я стар и к тому же провел здесь всю жизнь. Я хочу выйти и оглядеться вокруг. Мои вещи уже собраны – я со спокойной душой передаю Наньцзян тебе.

У Си ошеломленно повернулся, чтобы посмотреть на своего старого учителя.

Тот улыбнулся.

– Ты вырос.

По дороге назад У Си не сдержался и начал расспрашивать Цзин Ци.

– Каждый раз меня преследует ощущение, что я глуп. Я не понимаю девяносто процентов из того, что говорит учитель. Не ожидал, что вы с ним окажетесь родственными душами.

Цзин Ци остановился, странно посмотрев на него.

– …Почему ты так честен?

У Си приподнял брови, и Цзин Ци вздохнул, объяснив:

– Я ничего с ним не обсуждал. Я даже не понимал слов, что произносил мой собственный рот.

У Си тупо уставился на него. Цзин Ци покачал головой и улыбнулся.

– То же самое и с твоим учителем. Как ты можешь понять слова, которых не понимает он сам? Он просто-напросто забавляется с тобой. Разве в чьей-нибудь жизни может быть такое количество сложных вещей? Я не понимаю, что говорю, а раз он может поддержать разговор, значит, тоже не понимает. Связывание предложений – не более, чем праздная бессмысленность, чтобы скоротать время. Наряжаться божеством, чтобы изображать демона… иногда это тоже своего рода развлечение. Когда ты подрастешь, то поймешь.

Иногда убеждения и представления рушились, приводя человека в полное уныние. Постепенно уныние накапливалось, и ребенок становился взрослым.

Великий Мудрец сказал, что отправится в странствия, и на следующий же день ушел, оставив за собой книги и абсолютную чистоту.

Позже в Наньцзяне был выбран новый юный шаман – четырехлетний мальчик Лу Та. У него были большие глаза, он был милым и умным, никогда не плакал и не поднимал шум. Его телосложение для занятий боевыми искусствами уступало телосложению У Си, но он был крайне одарен и никогда не забывал то, что видел хотя бы раз.

Цзин Ци сразу же признал его своим сыном, однако, когда они играли где-то вдвоем, неясно было, кто из них был отцом, а кто сыном.

Лу Та был сообразительным, а сообразительные дети, как правило, были любознательны. Постепенно он обнаружил, что, хоть учитель и был добр к его отцу, он также был очень «строгим». Например, он заставлял отца есть еду, которую тот не любил, не разрешал ему слишком много спать и не давал пить сладкий холодный суп.

Наконец, однажды, когда учитель вышел, а отец перекладывал змеиное мясо из своей тарелки в его, Лу Та не удержался и спросил:

– Все говорят, что ты был очень-очень важным чиновником в Великой Цин. Почему ты боишься учителя?

Цзин Ци продолжил работать палочками, перекладывая еду, не изменившись в лице.

– Почему это я боюсь его?

Лу Та начал загибать пальцы: учитель не дает тебе делать то, учитель не дает тебе делать это, раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь – все это действительно заставляло людей задумываться. Он был озадачен тем, почему его отцом было так легко помыкать и почему он, что бы ни говорил, раз за разом совершал то же самое «преступление», даже если честно признавал ошибку? Лу Та спросил его и об этом.

Цзин Ци вытянул руку и погладил его по голове, улыбнувшись.

– Он полностью мой. Разумеется, я уступаю ему.

Тут же самый недисциплинированный отец отложил палочки, проникновенно сказав:

– Ах, Лу Та, послушай отца: если ты хочешь быть хорошим человеком, для начала тебе нужно иметь хороший желудок [2]. Совершенно нормально, если у твоей жены будут небольшие вспышки гнева. Если не на тебя, на кого еще она может злиться? Если ты не сможешь выдержать ее, сможешь ли ты выдержать кого-нибудь вообще?

[2] – игра слов: 肚量 (dùliàng) – одновременно «аппетит» и «великодушие, снисходительность».

Лу Та кивнул, наполовину поняв его.

– Тебе нужно тщательно заботиться о том, кто принадлежит тебе, – снова заговорил Цзин Ци. – Ты не должен злить его. Если же ты это сделаешь, то усмири свою гордость и успокой его, как бы это ни было трудно. Кем бы ни была твоя жена, это та, кого ты будешь нежно любить. Ты видишь, что твоего учителя с утра до ночи кто-то постоянно прерывает даже во время еды, и это тяжело для него. Утешать его – моя обязанность.

Лу Та снова кивнул, а затем уважительно сказал куда-то в сторону входа:

– Учитель.

Тело Цзин Ци превратилось в камень.

Долгое время спустя он обернулся, взглянул на У Си, который неизвестно сколько времени стоял, оперевшись о дверной косяк, и выдавил улыбку:

– …Ты вернулся довольно скоро…

И тут же вышел без единого звука.

Почему-то, даже услышав его объяснение, Лу Та все еще считал своего отца немного трусливым.

На следующий день он не видел отца все утро. Лишь в полдень он обнаружил, что тот только что встал. Его движения были слегка неловкими, а на лице виднелись следы усталости.

На этот раз Лу Та сдержал свою настороженность и ничего не спросил. Он слышал от слуги, А-Цина, что прошлой ночью Великий Шаман запер дверь и запретил их беспокоить, но когда тот пошел в уборную посреди ночи, то случайно прошел мимо и услышал доносившиеся изнутри прерывистые всхлипы.