Тогда Цзин Ци решил подняться. Движение сказалось на ране, и он скривил губы от боли. Вообще это был пустяк, но вдруг его глаза закатились, и он схватился за грудь, сгорбившись и сделав вид, что ему очень больно.

На этот раз У Си действительно отреагировал. Отведя его руку в сторону, он осмотрел рану, не обнаружил ничего серьезного и собрался вернуться на свое место, но Цзин Ци ловко схватил его за запястье:

– Маленькое ядовитое существо, ты еще не закончил? Скажи, что мне сделать, чтобы ты меня простил? Ну же, проложи мне путь.

У Си терпеливо расцепил его пальцы и молча сел на свое место, даже не взглянув в ответ.

План «страдание плоти»*... с треском провалился.

*苦肉计 (kǔròujì) – обр. в знач.: наносить себе увечья или прикидываться страдающим, чтобы вызвать к себе доверие или сострадание.

Цзин Ци плюхнулся обратно, закатил глаза и принялся разрабатывать новый план.

Он не увидел, как уголки губ У Си слегка приподнялись – всего три месяца прошло, к чему такая спешка?

Князь, на то, чтобы вернуть долги драгоценными речами, есть еще целая жизнь.

[Конец основного сюжета]

Экстра 1. «Око за око»

Причиной, по которой с князем было трудно справиться, заключалась в том, что он просто плыл по течению – по крайней мере, он не походил на того, кто мог бы запланировать свою прогулку прямо в лапы смерти. Конечно, на самом деле он сделал именно это, но тех, кто знал обо всем, больше не было в мире живых.

Во время своего тайного выздоровления на постоялом дворе, где обычно останавливался Великий Шаман, с того самого момента, как смог нормально разговаривать, не задыхаясь при этом до смерти, он использовал свой острый язык, чтобы сотнями способов досаждать У Си.

Раньше У Си, скорее всего, смутило бы его бунтарство, но теперь, когда его титул стал выше, ему казалось, что даже его разум стал более открытым. Внезапно он понял, что мозг этого человека использовался только для любовных дел. Неизвестно, сколько лет нужно было проваляться в куче румян и пудры, чтобы получился такой красивый снаружи, но беспутный внутри человек. Каждую каплю чернил он тратил, чтобы морочить людям головы, и к тому же был несравненно искусен в лестных речах – никогда не прибегая к тошнотворно слащавым словам, он все еще говорил только то, что другие хотели слышать.

Сначала У Си повелся на его медовые речи, почувствовав, как кошки заскребли на душе, но в следующее мгновение вспомнил, как именно это «словесное кунг-фу» было доведено до совершенства, и сильно расстроился. Сохраняя невозмутимое выражение лица, он отвечал на каждый новый выпад без изменений: «Ты можешь говорить все, что хочешь, но я останусь недвижим, словно гора».

В тот день в экипаже Цзин Ци долго обдумывал все, и на него сошло озарение: это ядовитое создание оказалось весьма расчетливым. Должно быть, ему не нравилось видеть, как Цзин Ци искусен, он все еще сердился и в целом чувствовал, что его масляные уста и скользкий язык [1] заставили его искренние надежды пойти прахом и принесли лишь потерю. Тогда он закрыл глаза и придумал другой план.

[1] 油嘴滑舌 yóuzuǐ huáshé – обр. легкомысленный, несерьезный в речи, болтун.

У этого неудачливого, расточительного мужчины появилась новая идея, что означало, что У Си снова будет страдать.

У Си с удивлением обнаружил, что человек, прежде повсюду бессмысленно ищущий неприятности, вдруг успокоился, закрыл глаза, повернулся на бок и замер, словно старый монах, погрузившийся в созерцание… Он промолчал, но не на шутку испугался на счет состояния раны Цзин Ци. Если бы он об этом не беспокоился, то в силу своего решительного характера покинул бы столицу сразу же, как исполнил свой долг, и не стал бы терять впустую целых три месяца.

Осторожно оценив цвет его лица и дыхание, он пришел к выводу, что все в порядке. Осмотр раны тоже не показал никаких изменений. После этого У Си оставил Цзин Ци в покое, подумав, что тот просто устал из-за своих проделок, поскольку его энергия была еще слаба.

Он заметил, что что-то не так, уже после обеда, когда подошло время принимать лекарство.

Цзин Ци точно не спал, но никак не отреагировал, когда У Си принес ему лекарственный отвар. Последний нахмурился, набрал его в специальную небольшую ложку и легко прислонил ее к его губам. Лекарство было хорошим, но отвратительным на вкус. Каждый день в это время Цзин Ци становился абсолютно прямолинеен и выбирал придерживаться тактики «короткая боль лучше долгой». Осушая чашу в три глотка, он более отказывался даже чувствовать его запах.

Однако в этот раз Цзин Ци остался безразличным, апатично открыв глаза, окинув его взглядом и медленно отведя глаза в сторону, больше не глядя на него.

Как только с его лица исчезла ленивая и беспечная улыбка, болезненность стала очевидной. Лекарство, густое и черное, словно чернила, весьма пугающе выглядело в сравнении с его бледными, почти прозрачными губами.

Тогда У Си понял, что его трюк был в точности возвращен ему Цзин Ци. Слегка расстроившись, он вспомнил, как когда-то заставлял его есть – держал в руках миску и упорствовал, не сдвигаясь с места.

Неожиданно оказалось, что Цзин Ци сейчас был более настойчив, чем он. Он смотрел куда-то наружу, в его глазах отражались дорожные огни, но в них не оставалось и частицы этого света. Он молчал, словно лежал без сознания… и в то же время злорадствовал про себя: «Этот лорд однажды просидел шестьдесят три года, не сдвинувшись с места. Разве это сложнее?». Однако через некоторое время он потерял интерес. Он действительно докатился до того, чтобы играть в перетягивание каната с этим ядовитым созданием – чем дальше, тем лучше.

Хотя он мысленно ругал себя подобным образом, выражение его лица оставалось серьезным. На улице было морозно, и горячий пар от чаши рассеивался на глазах – если бы она остыла полностью, свойства лекарства, вероятно, изменились бы. У Си не ожидал, что Цзин Ци будет на него зол, и потому не был уверен в том, что ему следует предпринять.

Оказавшись в безвыходном положении, он наконец смягчился.

– Выпей лекарство, – сказал он севшим голосом.

Цзин Ци даже не обернулся, словно его душа наконец покинула его тело.

Обдумав все, У Си опустил голову, набрал полный рот черной жидкости, взял Цзин Ци за подбородок, притянул ближе и насильно протолкнул лекарство в его рот. Цзин Ци не ожидал от него такого и к тому же был застигнут врасплох вкусом, настолько горьким, что он вызывал гнев людей и богов [2]. Он резко оттолкнул его от себя, закашлявшись.

[2] 人神共愤 (rén shén gòng fèn) – обр. «невыносимый».

У Си не выказал беспокойства, медленно похлопав его по спине в ожидании, пока тот перестанет кашлять; он планировал сделать так еще раз. Цзин Ци наконец понял, что его игра в мертвеца не возымела эффекта, и потому бросил на него гневный взгляд, забрал чашу и выпил лекарство.

Героически допив лекарство до конца, он вытер рот. Взмахнув поднятой рукой, он аккуратно бросил чашу на стол, твердо встал, прошел прямо мимо У Си, а затем ударил по двери экипажа и закричал:

– Стоп!

Он привык приказывать людям вокруг. Из-за его низкого крика возница не понял, кто именно говорил, и быстро остановил экипаж. Дверь открылась изнутри со щелчком. Цзин Ци, не испугавшись холода, выскочил из экипажа, одетый лишь в нижние одежды, и ушел, не оглядываясь, словно знал дорогу.

Экипаж Великого Шамана остановился, поэтому окружающие его наньцзянские воины тоже остановились. Увидев, как оттуда выпрыгнул красивый молодой человек, они переглянулись. Мгновение спустя У Си вздохнул, взял верхние одежды и догнал не так уж далеко ушедшего юношу, накинув мантию на его плечи.

Однако Цзин Ци не принял его заботу, уклонился в сторону, отступил на шаг назад и ускользнул, словно рыбешка.

– Не нужно утруждать себя, Великий Шаман, – усмехнулся он.

Нахмурившись, У Си хотел схватить его за руку, но Цзин Ци отвел локоть и согнул пальцы, ловко попав в акупунктурную точку на его запястье [3]. У Си мгновенно подкинул халат одной рукой, в то время как второй скользнул вверх по тыльной стороне руки мужчины, после чего с силой дернул его за плечо и притянул в свои объятия. Халат упал вниз, приземлившись прямо на Цзин Ци.

[3] Если точнее, он ударил в точку на запястье, где меряют пульс, – 脉门 (màimén, mòmén).

Все это было сделано одним движением, без малейшего усилия.

Затем У Си решительно сказал:

– Хэлянь И считает, что ты мертв. Если ты вернешься в столицу, это будет сокрытие правды от императора.

Цзин Ци притворно улыбнулся ему.

– Великий Шаман, ты же не можешь действительно верить, что единственная моя собственность после стольких лет – столичное поместье? Не буду скрывать от тебя: у этого князя нет ничего, кроме большого количества имений и нескольких магазинов. Если ты прямо сейчас отправишься в Дунтин и порасспрашиваешь людей, то сможешь отыскать несколько меняльных лавок со знаком Седьмого Лорда. А если этого князя не станет, все они перейдут во владение главного управляющего… Я лишь надеюсь, что вы отпустите на свободу управляющего моего поместья.

Пин Ань должным образом справился с «траурными обрядами» княжеского поместья. На самом деле он шел следом за ними в сопровождающей процессии под прикрытием. У Си инстинктивно разделил их, не ожидая, что этот человек все равно узнает обо всем.

Проницателен, но лишь в бесполезных делах.

У Си на мгновение потерял дар речи, слушая, как Цзин Ци продолжил говорить:

– В чем дело, Великий Шаман? Ты хочешь, чтобы этот князь достал серебро и выкупил своих людей? Отныне все они будут есть еду из Цзянху. Комфорт для них станет и для меня…

Он еще не закончил, когда У Си устал слушать его пустую болтовню, наклонился, подхватил его под колени и поднял на руки.

Цзин Ци тут же закрыл рот, взволнованно схватив У Си за плечи – не то чтобы он был нежной девой, был толст или, наоборот, ничего не весил – он просто боялся, что у У Си соскользнет рука.