У Си со столь крепкими основами не составляло труда нести на руках взрослого мужчину. Большими шагами вернувшись обратно, он приказал:

– Откройте дверцу.

Извозчик быстро открыл ее, и У Си вошел внутрь, все еще держа Цзин Ци на руках.

– Поторопимся, – снова приказал он. – Не останавливайся без моей команды.

После этого он захлопнул дверь, отрезав их от всех заинтересованных взглядов.

Раздался громкий крик, и шеренги двинулись в путь.

У Си сел, но так окончательно и не опустил Цзин Ци на землю. С минуту он своими черными, как смоль, глазами разглядывал его лицо, которое было одновременно бледным от испуга и темным от гнева.

– Я просто… – сказал он с интонацией, больше похожей на вздох. – Не знаю, что должен тебе сказать.

Бóльшая часть эмоций Цзин Ци была притворством. Услышав это, он тут же застыл, подумав, что в этот раз переборщил с актерством. В его сердце зашевелилось чувство вины.

Он собирался что-то сказать, но У Си неожиданно торопливо продолжил говорить тем же тоном:

– Скажи мне: если я задушу тебя, станет ли в моем сердце меньше неопределенности?

Слова Цзин Ци застряли у него в горле. Он посмотрел на него, потеряв дар речи, более всего потому, что рука У Си оказалась близко к его шее, не сдвигаясь куда-то еще.

– Молодой человек, импульсивность – это зло, – спустя долгое время смог выдавить он.

У Си незаметно улыбнулся.

– В любом случае тебе на все плевать. Тебя не заботит жизнь, не заботит смерть. Хэлянь И считал тебя сокровищем, но тебе, честно говоря, и на это было все равно. С утра до ночи ты праздно плывешь по течению жизни, не меняясь. Ты не заботишься о себе, а значит, не заботишься и обо мне. Я…

Лучше бы он этого не говорил. Сказав обо всем, он почувствовал, как в его груди поднимается трудно сдерживаемая обида. Дни, полные волнений и страха, дни бесконечного марша, дни, когда он присматривал за Цзин Ци ночи напролет, пока тот был без сознания после тяжелой травмы, ни на мгновение не смыкая глаз, – все, что он подавлял, боролось за то, чтобы вырваться наружу словами. Он попытался сдержаться, пытался засунуть эти эмоции обратно в свое горло, словно не желая, чтобы второй их видел.

Рука, крепко держащая Цзин Ци за талию, рисковала передавить того пополам.

Цзин Ци был застигнут врасплох, но в итоге не смог сдержать смех. С трудом выпрямившись, он обвил У Си руками и вздохнул.

– Это чересчур несправедливое обвинение. Когда это я не заботился о тебе?

Не собираясь ждать, пока У Си заговорит, он улыбнулся:

– Ты хорошо знаешь, насколько у меня скользкий язык, и думаешь, что я говорю все приятные слова просто так. Но что же ты тогда хочешь, чтобы я сделал?

Тут же он словно вспомнил о чем-то и вдруг оттолкнул от себя У Си, состроив испуганное выражение лица.

– Великий Шаман, этот князь уже поклялся тебе в преданности однажды. Может ли быть такое… такое, что… ты хочешь услышать от меня клятву в вечной любви?

У Си внезапно вспыхнул, на его лице читалось удивление.

Цзин Ци, нахмурив брови и сделав страдающую мину, заговорил так, словно действительно всем своим существом мучился в поисках ответов:

– …Этот князь и правда никому раньше подобного не говорил, но я могу предложить несколько вариантов. Ты хочешь услышать: «И лишь тогда, когда исчезнут горы, не будет рек, и зимнею порой гром сотрясет уснувшие просторы, а среди лета снег пойдет густой, и небеса сольются вдруг с землей, тогда и лишь тогда расстанусь я с тобой!» [4]? Или, может, ты хочешь услышать: «Мы не расстанемся, пока не сгниют зеленеющие горы, по воде не поплывут железные грузы и Желтая река не высохнет окончательно»…

[4] Поэма в жанре юэфу «Клянусь тебе я небом голубым…» , автор неизвестен. Перевод А. Тер-Григоряна.

Не успев закончить, он краем глаза заметил, как шея У Си стала покрываться мурашками. Лицо последнего поочередно то бледнело, то темнело, и тогда Цзин Ци бессовестно рассмеялся.

Весьма банально, но в то же время убедительно – не каждый мог похвастаться таким уровнем мастерства и бесстыдства.

Неясно, смех так повлиял на его рану или что-то еще, но он слегка согнулся от боли, прижав руку к груди. На его лице, однако, сохранилось лукавое выражение.

– И ты все еще смеешься?! – нахмурившись, прикрикнул У Си. – Не двигайся, дай мне посмотреть.

Цзин Ци послушно перестал смеяться и позволил ему проверить рану. Его улыбка постепенно угасала, и он вдруг вспомнил что-то.

– Однажды, давным-давно, ты спросил меня о стихотворении. Ты еще помнишь это?

– Хм? – У Си осторожно размотал бинты на его груди.

– Ты спрашивал меня о «Грохочущем барабане»…

У Си наносил лекарство заново, и брови Цзин Ци слегка нахмурились от боли. Ничего не сказав об этом, он просто сделал паузу, а затем мягко продолжил:

– «Увы мне, увы, как разлука горька, живым возвратиться не чаю я боле! Увы мне, увы, как любовь ни крепка, она не изменит сей горестной доли»… [5]. Жизнь и смерть тяжелы, но не так важны, как единство и разлука. Тогда я думал об этой фразе, и ты все же пришел.

[5] «Грохочущий барабан» из «Книги песен», перевод Кравцова М.Е.

Движения У Си на мгновение замедлились, но он не поднял на него глаз, лишь тихо кивнув.

На самом деле Цзин Ци таким способом часто дурачил людей… Однако У Си подумал, что даже если эти слова были произнесены, чтобы одурачить его, он готов принять это с удовольствием.

«Мы, за руки взявшись, когда-то с ней шли, дожить до седин дружной парой мечтали»… Вот и все.

Я думал о тебе, и ты пришел – вот и все.

Экстра 2. «Послесловие»

Неизвестная пестрая птичка села на плечо Цзин Ци. Он некоторое время удивленно осматривал ее, а затем подумал, что в человеческом мире не было более оживленного места, чем Наньцзян, – здесь круглый год кипела жизнь.

Подбежавший наньцзянский подросток кинул на Цзин Ци взгляд своих больших, пытливых глаз и наклонился, прошептав на ухо У Си пару слов. Тот кивнул и повернулся к Цзин Ци.

– Учитель… кхм, предыдущий Великий Шаман, которого мы сейчас зовем Великим Мудрецом, хочет видеть тебя.

Взгляд Цзин Ци, беспорядочно блуждавший повсюду, вдруг сфокусировался, и он повернул голову, спросив:

– Что?

– Я говорил ему о тебе. Он уже долгое время хочет познакомиться с тобой.

Цзин Ци почувствовал, как губы стали сухими, и на короткое время оцепенел, наконец спросив:

– И что… ты сказал ему обо мне?

– Я сказал, что отдал тебе свое нефритовое кольцо, – улыбнулся У Си.

В эту долю секунды У Си показалось, что выражение лица Цзин Ци слегка исказилось.

– Что-то не так? – спросил он, прекрасно зная ответ.

Цзин Ци торопливо покачал головой, потом кивнул, потом снова покачал головой и наконец беспомощно спросил:

– Могу… могу я для начала хотя бы переодеться?

Он в панике бросился прочь. У Си не знал почему, но эта растерянность обрадовала его. Он поднял руку, и маленькая змея, свернувшаяся у него в рукаве, выскользнула наружу, высовывая язык. Она обвилась вокруг его руки и ласково потерлась о нее. Подул ветер с густых лесов и гор, принеся с собой теплый влажный запах земли…

Дом.

Никогда прежде это чувство не было настолько сильным. В то мгновение напряжение в его сердце ушло, словно оборвалась струна циня. Все его тело расслабилось, он был невероятно счастлив; это чувство было настолько нереальным, что ему показалось, будто он находится в трансе и все это лишь иллюзия. Он невольно подумал о том, могло ли это быть просто еще одним сном из-за наркотика?

Чтобы проверить, он незаметно сжал пальцы в кулак и надавил ногтями на ладонь.

Было больно. Он улыбнулся.

Цзин Ци провозился больше половины дня и наконец вышел, сменив ту слегка поношенную одежду, что носил обычно, на длинное серебристо-голубое платье. Необычный бледно-голубой цвет на первый взгляд казался несколько мрачным, но лицо Цзин Ци, только недавно оправившегося от раны, на контрасте с ним выглядело белым, словно нефрит. На талию был повязан кусок атласа шириной с ладонь. В солнечном свете на его рукавах можно было разглядеть сложные декоративные узоры, вышитые серебряной нитью, а сбоку висел кулон из белого нефрита. Он выглядел несколько величественно, и его торжественность смогла скрыть обычную легкомысленность в персиковых глазах, придав ему даже слишком благородный вид.

У Си оглядел его с головы до ног. Так и не придумав красивых слов, он просто сказал:

– Хорошо выглядишь.

Цзин Ци улыбнулся ему, но его улыбка была слегка натянутой. Если бы он должен был встретиться с Великим Мудрецом Наньцзяна в качестве князя Наньнина, то был бы хладнокровен и собран и, возможно, даже принес бы кувшин вина. Но сейчас… почему-то ему казалось, что это был очень деликатный вопрос.

За все три сотни лет прошлых перерождений и этой жизни чувство, словно он идет знакомиться с тещей… все еще было новым для него. Все это не предназначалось для ушей посторонних.

– Учитель – легкий в общении человек. Не нужно нервничать, – неожиданно снова заговорил У Си.

Цзин Ци надолго закашлялся.

– Каким именно глазом ты видишь во мне нервозность?

У Си безмолвно улыбнулся, оставив его волноваться в одиночестве. К счастью, Цзин Ци невероятно хорошо контролировал свои эмоции, быстро успокоился, косо посмотрел на него и расправил рукава, строя из себя невозмутимость:

– Ты собираешься отвести меня к нему или как?

Ухмылка У Си стала еще шире, и он пошел вперед, ничего не сказав. Его появление вызвало недоуменные взгляды бесчисленного количества людей. Этот… довольно улыбающийся мужчина, с приподнятыми уголками глаз… был Великим Шаманом?

Прошлый правитель Наньцзяна, ныне живущий в уединении Великий Мудрец, в это время держал во рту свою большую трубку, глубоко затягиваясь и выглядя предельно спокойным. Тем не менее, старик на мгновение бросил взгляд на дверной проем и заерзал, как будто у него под задницей росли гвозди, — его любопытство было очевидным. Вскоре пришел слуга и доложил, что Великий Шаман кого-то привел.