Его руки дрожат почти так же сильно, как и мои, когда он подает знак: —Спроси меня ещё о чем-нибудь.

Мне хочется прикрыться, поднять ноги, чтобы обнять колени - я часто так делаю, когда нервничаю, - но я впиваюсь ногтями в ладони и пытаюсь думать. У меня ничего не получается, особенно если учесть, как вздымается и опускается его обнаженная грудь под светом фонаря.

— Блять, спроси меня о чем-нибудь, - толкает он.

Если я спрошу о чем-то простом, то останусь почти голой, поэтому я проникаю вглубь, зная, что он не ответит и ему придется снять еще один предмет одежды - возможно, свои треники.

Мой голос предательски дрогнул, когда я спросила.

— Почему ты напал на Адама на заправке? Мы просто разговаривали, а ты ворвался и сошел с ума.

— Он пытался забрать то, что принадлежит мне.

— Я не твоя, - отвечаю я и тут же жалею об этом, так как на его лицо падает тень.

— Я твоя сестра - вот и все, - добавляю я, чтобы сделать еще хуже, чтобы еще больше разозлить его. — Мы дети Визе.

— Нет. Ты была моей, когда мы были детьми, и ты моя сейчас. Ты всегда будешь моей.

— Ты видишь во мне сестру? - спрашиваю я его снова.

— Не изменяй своим собственным правилам. Я уже отвечал на вопрос.

Мое сердце замирает в груди.

— Хорошо, - шепчу я.

Его ноздри раздуваются, челюсть сжимается, когда его взгляд переходит на мои брюки, и я делаю глубокий вдох, зацепляя пальцами пояс и снимая их, внутренне хваля себя за то, что несколько дней назад пошла на эпиляцию с мамой.

Я осталась только в маленьких бледно-розовых стрингах, бретельки которых едва видны на фоне моей обнаженной кожи. Я сжимаю бедра вместе - температура в палатке повышается, и я в нескольких секундах от того, чтобы разрушить эту игру и наши отношения и броситься на него.

— Я думаю, что тебе нужно начать задавать вопросы, - говорю я, с трудом справляясь с нервами. — Меня отделяет один ответ от того, чтобы остаться голой, а это нечестно.

Он поднимает плечо.

— Если бы я попросил тебя потрогать себя, ты бы это сделала?

Моргнув, я сильнее сжимаю бедра, застигнутая врасплох его вопросом. Если я отвечу неправдиво, мне придется снять стринги, а если я вообще не отвечу, то все равно окажусь голой.

Единственный способ для меня увидеть больше его кожи - это быть честной.

— Я наблюдал за тобой раньше, - он делает знак жесткими пальцами. — Ты часто трахаешь себя пальцами при открытых шторах.

— Ты наблюдал за мной через окно?

— И с камерами в твоей комнате.

Я широко раскрываю глаза.

— У тебя есть камеры в моей комнате?

— Да. Хватит менять тему. Ты не ответила на мой вопрос. Если бы я попросил тебя потрогать себя прямо сейчас, ты бы это сделала?

— Сначала ты уберешь камеры!

Он качает головой, и я хлопаю его по плечу.

— Ответь.

— Думаю, я сделаю все, что ты от меня потребуешь, - отвечаю я, пожевав внутреннюю сторону щеки, надеясь, что мои слова не звучат по-идиотски. — При условии, что это останется в тайне.

О Боже. Это было неправильно? О, черт возьми.

Он ничего не говорит - даже не моргает, глядя на меня.

От его молчания мое беспокойство резко возрастает. Неужели я сказала что-то не то? Он проверял, хочу ли я видеть в нем нечто большее, чем просто брата? Что, если он проверяет меня? Что, если мама была права, и он психопат и пытается играть со мной в игры разума?

Но ведь психопат только что сказал, что у него есть камеры в моей комнате и он наблюдал за тем, как я доставляю себе удовольствие, так почему же все это так запутано?

Я тянусь за своей одеждой, но он отбивает мою руку и встает на колени, натягивая трусы на растущую выпуклость и снимая их, садясь и отпихивая их от своих чернильных ног.

Должна ли я смотреть на член брата, как на любимое блюдо? Наверное, нет.

Я облизываю губы, представляя, как он проникает в мое горло, заставляя меня задыхаться, когда он делает каждый толчок, заглушая мои крики, лишая меня воздуха, когда он бьет меня по лицу и рычит, заставляя меня брать каждый дюйм.

Я хочу, чтобы он брал, брал, брал.

— Может, нам одеться?

— Пока нет, - показывает он, — и это был еще один вопрос, на который я ответил.

Я вздрагиваю, когда он просовывает средний палец под полоску на моем бедре, и жжение пробегает по моей киске, когда он срывает с меня нижнее белье.

Я задыхаюсь.

— Малакай!

Он закрывает мне рот, как тогда, когда я кричала в его комнате, но на этот раз он не прижимается ко мне всем телом, а толкает меня на спину и раздвигает мои ноги.

— Не двигайся, - приказал он, переместившись так, что оказался на коленях между моими ногами, и устремил взгляд на мою намокшую и пульсирующую киску. Я пытаюсь сомкнуть ноги, но он раздвигает их и пристально смотрит на меня.

— Ты сказал, что не будешь меня трогать, - говорю я мягким голосом, несмотря на то, что мое тело превращается в ад.

Он собирается меня трахнуть?

Меня собирается трахнуть мой старший брат?

Беззащитна — я настолько беззащитна, нуждаюсь и обожаю, что Малакай выглядит пьяным, когда он мягко целует меня в коленку, заставляя вздрогнуть.

— Могу я попробовать тебя на вкус?

Мой рот приоткрывается, сердце бежит по венам.

— Ты сказал, что не будешь прикасаться ко мне, - повторяю я, мои пальцы слегка подгибаются от интенсивности его взгляда, а место, которое он поцеловал на боку моего колена, пронзает меня до глубины души.

— Тогда прикоснись к себе.

Я смотрю на него, мой рот открывается и закрывается, а затем говорю: — Правда?

— Да.

— Ты не пытаешься надо мной подшутить? -спрашиваю я. — Если ты сейчас будешь издеваться надо мной, Малакай, я тебя ударю.

Он ухмыляется.

— Если мне запрещено прикасаться к тебе, значит, ты должна сделать это сама.

— А если я скажу "нет"?

Он впивается пальцами в мои бедра, и я испускаю бесстыдное хныканье.

— Ладно, ладно, ладно. Но ты должен пообещать не трогать меня.

Он поднимает свой мизинец, и я ухмыляюсь, обхватывая его.

— И никому не говори. Это не то, что делают братья и сестры. У нас будут большие проблемы.

— Я не расскажу. Это наш маленький секрет, сестренка.

Я задираю нос и убираю его руки со своих ног.

— Пожалуйста, не называй меня сейчас своей младшей сестрой.

Он ухмыляется, показывая свою ямочку.

— Но ты и есть моя сестра. Моя маленькая грязная сестренка, которая собирается трогать себя в моем присутствии. Покажи своему старшему брату, как ты звучишь, когда кончаешь.

Весь кислород в палатке исчезает, и мое дыхание замирает в груди. Мои внутренние стенки сжимаются, и мне кажется, что я уже вся мокрая от одних только его запретных слов.

Сглотнув нервы, я провожу рукой вниз, раздвигая ноги еще больше - глаза Малакая следят за моей рукой, за тем, как кончики пальцев внимательно раздвигают губки моей киски, как выгибается моя спина, когда средний палец погружается в мою влагу, подносит его к клитору и проводит по нему круговыми движениями. Свежевыкрашенный красный акриловый ноготь царапает мою нежность, и я прикусываю губу.

Я прикасалась к себе тысячи раз, но то, что он наблюдает за мной, делает это еще более интенсивным. Я никогда не испытывала такого желания почувствовать член внутри себя.

Я ускоряю темп, ощущение спирали у основания позвоночника, закручивающейся вокруг каждого позвонка, мои глаза закрываются, когда я теряюсь в собственных прикосновениях и представляю, что это кто-то другой.

Кто-то, кто не должен наблюдать за мной.

Кто-то, кому должно быть стыдно за то, что я это делаю.

Мои веки слегка приоткрываются, и Малакай, наклонившись, наблюдает за тем, как я доставляю себе удовольствие.

— Можно я прикоснусь к тебе?

— Нет, - задыхаюсь я. — Пожалуйста, не надо.

— Почему?

Я погружаю два пальца внутрь, не обращая на него внимания, опускаю другую руку, чтобы покрутить свой клитор, трахая себя пальцами у него на глазах.

Когда мои веки снова открываются, дыхание сбивается, когда я вижу, что его взгляд все еще прикован к моей киске и к тому, как я доставляю себе удовольствие - я двигаю бедрами вверх в поисках большего, но его рука лежит на члене через боксеры. Я почти хочу выкрикнуть его имя, но останавливаю себя на полпути, и это звучит как приглушенный крик.

Мои внутренние стенки то и дело сжимают мои пальцы, я учащенно дышу, на коже выступает легкий слой пота. Если я скажу ему, чтобы он меня трахнул, он это сделает?

Хочу ли я этого?

Сделает ли он мне больно?

Если я скажу ему, что хочу, чтобы он преследовал меня, прижал к себе и взял все, что захочет, против моего желания или нет, он сделает это?

В этот момент в моих жилах течет безумие, потому что я хочу, чтобы мой брат трахнул меня, и чтобы он трахнул меня достаточно сильно, чтобы было больно.

Одна только мысль об этом доводит меня до оргазма, и я впиваюсь зубами в нижнюю губу, стону, выгибаю спину, отталкиваясь от спального мешка, и оргазмирую по пальцам, пульсируя и конвульсируя под ними.

Я вижу звезды вокруг Малакая, его губы разошлись, он тяжело дышит, обхватив себя ладонями.

Пальцы все еще находятся внутри меня, и я, задыхаясь, спрашиваю.

— Ты все еще хочешь попробовать меня на вкус?

Он кивает, и его зрачки вспыхивают, когда я подношу свои блестящие пальцы к его губам, проводя ими по ним. Он перехватывает мое запястье и втягивает их в рот, мои пальцы скользят по теплу его языка, когда он берет их до костяшек, сильно посасывая, и я дрожу, когда он слегка покусывает. Если бы он говорил своим голосом, я знаю, что услышала бы, как он урчал сейчас, когда его глаза закрыты, а другая рука обхватывает себя.

Мои пальцы выпадают из его рта, и он бросается ко мне. Прежде чем он успевает поймать мои губы своими, его тело обхватывает мое, я закрываю ему рот ладонью.

— Нет, - задыхаюсь я. — Мы не договаривались об этом!

Его брови сходятся вместе, твердый член упирается мне в бедро, он хватает меня за запястье и отнимает мою руку от своего рта, затем берет мое лицо, пытаясь поцеловать меня снова, но когда его губы накрывают мои, я отвожу голову в сторону.