@importknig
@importknig
Перевод этой книги подготовлен сообществом "Книжный импорт".
Каждые несколько дней в нём выходят любительские переводы новых зарубежных книг в жанре non-fiction, которые скорее всего никогда не будут официально изданы в России.
Все переводы распространяются бесплатно и в ознакомительных целях среди подписчиков сообщества.
Подпишитесь на нас в Telegram: https://t.me/importknig
Патрик Радден Киф
«Империя боли. Тайная история династии Саклеров»
Пролог. ТРОПИНКА
Нью-йоркская штаб-квартира международной юридической фирмы Debevoise & Plimpton занимает десять этажей элегантной черной офисной башни, стоящей в роще небоскребов в центре Манхэттена. Основанная в 1931 году парой адвокатов голубых кровей, перебежавших из почтенной фирмы с Уолл-стрит, Debevoise сама стала почтенной и за десятилетия превратилась в глобальный джаггернаут с восемьюстами юристами, реестром клиентов "голубых фишек" и годовым доходом почти $1 миллиард. В офисах, расположенных в центре города, нет и следа от дубово-кожаного происхождения фирмы. Вместо этого они оформлены в банальных тонах современного корпоративного офиса, с ковровым покрытием в коридорах, конференц-залами в форме рыбьих чаш и стоячими столами. В двадцатом веке власть заявляла о себе. В двадцать первом самый верный способ распознать настоящую власть - это ее недосказанность.
Одним ярким холодным утром весной 2019 года, когда отраженные облака скользили по черному стеклу фасада, Мэри Джо Уайт вошла в здание, поднялась на лифте в офис Debevoise и заняла место в конференц-зале, где кипела сдержанная энергия. В свои семьдесят один год Уайт олицетворяла своей физической формой принцип власти как преуменьшения. Она была миниатюрной - едва ли пять футов ростом, с коротко подстриженными каштановыми волосами и мутными глазами, а ее манера речи была прямой и непритязательной. Но она была грозным адвокатом. Уайт иногда шутил, что ее специализация - "большие неприятности": она не была дешевой, но если вы попадали в большие неприятности, а у вас было много денег, вы обращались именно к ней.
Ранее Уайт почти десять лет занимала пост прокурора Южного округа Нью-Йорка, где вела судебное преследование лиц, совершивших взрыв во Всемирном торговом центре в 1993 году. Барак Обама назначил ее председателем Комиссии по ценным бумагам и биржам. Но между этими периодами работы в правительстве она всегда возвращалась в Debevoise. Она пришла в фирму молодым юристом и стала второй женщиной, ставшей партнером. Она представляла интересы крупных компаний: Verizon, JP Morgan, General Electric, NFL.
В конференц-зале было полно юристов, причем не только из Debevoise, но и из других фирм - более двадцати человек, с блокнотами, ноутбуками и огромными папками на трех кольцах, испещренными заметками Post-it. На столе стоял спикерфон, и еще двадцать юристов со всей страны набирали номер. Поводом, по которому собралась эта небольшая армия адвокатов, стало снятие показаний с миллиардера-затворника, давнего клиента Мэри Джо Уайт, оказавшегося в центре целой метели исков, утверждающих, что накопление этих миллиардов привело к гибели сотен тысяч людей.
Однажды Уайт заметила, что, когда она была прокурором, ее работа была проста: "Делай правильные вещи. Ты преследуешь плохих парней. Ты каждый день делаешь что-то полезное для общества". В наши дни ее ситуация была сложнее. Корпоративные адвокаты высокого класса, такие как Уайт, - квалифицированные специалисты, пользующиеся определенной социальной респектабельностью, но в конечном счете это бизнес, ориентированный на клиента. Это знакомая динамика для многих прокуроров, которым нужно думать об ипотеке и учебе. Первую половину своей карьеры вы проводите, преследуя плохих парней, а вторую - представляя их интересы.
Адвокатом, который будет задавать вопросы в то утро, был мужчина лет шестидесяти по имени Пол Хэнли. Он не был похож на других адвокатов. Хэнли был адвокатом по групповым искам. Он предпочитал сшитые на заказ костюмы смелых цветов и рубашки с жесткими, контрастными воротничками. Его серо-стальные волосы были зачесаны назад, а пронзительные глаза подчеркивали очки в роговой оправе. Если Уайт был мастером приглушенной силы, то Хэнли - наоборот: он выглядел как адвокат из мультфильма про Дика Трейси. Но у него была конкурентная борьба, не уступающая Уайту, а также презрение к приличиям, которые такие люди, как Уайт, привносили в подобные дела. Давайте не будем обманывать себя, подумал Хэнли. По его мнению, клиенты Уайта были "высокомерными мудаками".
Миллиардером, которого опрашивали в то утро, была женщина лет семидесяти, доктор медицины, хотя она никогда не занималась врачебной практикой. У нее были светлые волосы и широкое лицо с высоким лбом и широко расставленными глазами. Ее манеры были суровыми. Ее адвокаты боролись за то, чтобы не допустить этого допроса, и она не хотела присутствовать на нем. По мнению одного из присутствовавших юристов, она демонстрировала непринужденное нетерпение человека, который никогда не ждет очереди на посадку в самолет.
"Вы - Кате Саклер?" спросил Хэнли.
"Да", - ответила она.
Кате принадлежала к семье Саклеров, известной нью-йоркской филантропической династии. Несколькими годами ранее журнал Forbes включил Саклеров в список двадцати самых богатых семей США с состоянием около 14 миллиардов долларов, "обогнав такие известные семьи, как Буши, Меллоны и Рокфеллеры". Имя Саклеров украшало художественные музеи, университеты и медицинские учреждения по всему миру. Из конференц-зала Кате могла пройти двадцать кварталов до Института высших биомедицинских наук Саклера при Медицинской школе Нью-Йоркского университета или десять кварталов до Центра биомедицины и исследований питания Саклера при Рокфеллеровском университете, затем еще дальше - до Центра художественного образования Саклера при Музее Гуггенхайма и по Пятой авеню до крыла Саклера в Метрополитен-музее.
За шесть десятилетий семья Кате Саклер оставила свой след в Нью-Йорке, как когда-то Вандербильты или Карнеги. Но сейчас Саклеры были богаче, чем обе эти семьи, проследившие свое состояние до Позолоченного века. Их дары простирались далеко за пределы Нью-Йорка: музей Саклеров в Гарварде и Высшая школа биомедицинских наук Саклеров в Тафтсе, библиотека Саклеров в Оксфорде и крыло Саклеров в Лувре, Школа медицины Саклеров в Тель-Авиве и Музей искусства и археологии Саклеров в Пекине. "Я выросла, - рассказала Кате Ханли, - когда у моих родителей были фонды". По ее словам, они вносили свой вклад в "социальные дела".
Саклеры раздали сотни миллионов долларов, и на протяжении десятилетий имя Саклеров ассоциировалось в общественном сознании с филантропией. Один из директоров музея сравнил эту семью с Медичи, знатным кланом из Флоренции XV века, чье меценатство способствовало возникновению эпохи Возрождения. Но если Медичи сделали свое состояние на банковском деле, то точное происхождение богатства Саклеров долгое время оставалось более загадочным. Члены семьи с какой-то манией присваивали свое имя учреждениям искусства и образования. Ее высекали в мраморе, выбивали на латунных табличках, а даже писали на витражах. Были и профессорские степени Саклера, и стипендии Саклера, и серии лекций Саклера, и премии Саклера. Однако случайному наблюдателю было трудно связать фамилию с каким-либо бизнесом, который мог бы принести все это богатство. Светские знакомые видели членов семьи на торжественных ужинах и сборах средств в Хэмптоне, на яхте в Карибском бассейне или на лыжах в Швейцарских Альпах и удивлялись или шептались, как они заработали свои деньги. И это было странно, ведь основная часть богатства Саклеров была накоплена не в эпоху баронов-разбойников, а в последние десятилетия.
"Вы окончили бакалавриат Нью-Йоркского университета в 1980 году", - сказал Хэнли. "Правда?"
"Правильно, - ответила Кате Саклер.
"А медицинский факультет Нью-Йоркского университета в 1984 году?"
"Да".
А правда ли, спросил Хэнли, что после двухлетней хирургической ординатуры она пошла работать в компанию "Пердью Фредерик"?
Компания Purdue Frederick была производителем лекарств, который впоследствии стал известен как Purdue Pharma. Расположенная в Коннектикуте, она стала источником большей части состояния Саклеров. В то время как Саклеры, как правило, настаивали на том, чтобы в любой галерее или исследовательском центре, получившем их щедрость, красовалась фамилия, семейный бизнес не был назван в честь Саклеров. На самом деле, вы можете просмотреть сайт Purdue Pharma и не найти ни одного упоминания о Саклерах. Но Purdue была частной компанией, полностью принадлежащей Кате Саклер и другим членам ее семьи. В 1996 году Purdue представила революционный препарат, мощное опиоидное болеутоляющее средство под названием OxyContin, которое провозгласили революционным способом лечения хронической боли. Препарат стал одним из крупнейших блокбастеров в истории фармацевтики, принеся доход около 35 миллиардов долларов.
Но это также привело к широкому распространению наркомании и злоупотребления. К тому времени, когда Кате Саклер давала показания, Соединенные Штаты охватила опиоидная эпидемия, в ходе которой американцы из всех уголков страны оказались зависимы от этих сильнодействующих препаратов. Многие люди, начавшие злоупотреблять оксиконтином, в итоге перешли на уличные наркотики, такие как героин или фентанил. Цифры были ошеломляющими. По данным Центров по контролю и профилактике заболеваний, за четверть века после появления "Оксиконтина" около 450 000 американцев умерли от передозировки, связанной с опиоидами. Такие передозировки стали ведущей причиной случайной смерти в Америке, на них приходилось больше смертей, чем на автомобильные аварии, и даже больше, чем на самую квинтэссенцию американской метрики - огнестрельные ранения. Фактически, от передозировки опиоидов погибло больше американцев, чем во всех войнах, которые страна вела со времен Второй мировой войны.