С одной стороны, аудитория, наблюдающая за зрелищем публичных международных переговоров, состоит не только из ограниченного числа заинтересованных сторон, но и всего мира, который впишет в анналы истории то, что он видел и слышал. С другой стороны, соответствующие правительства ведут переговоры под пристальными взглядами своих народов и особенно, когда они избраны демократическим путем, на виду у оппозиции. Ни одно правительство, которое хочет остаться у власти или просто сохранить уважение своего народа, не может позволить себе публично отказаться от части того, что оно с самого начала объявило справедливым и неоспоримым, отступить от первоначально удерживаемой части, признать хотя бы частичную справедливость требований другой стороны. Герои, а не торговцы лошадьми, являются кумирами общественного мнения. Общественное мнение, опасаясь войны, требует, чтобы его дипломаты действовали как герои, которые делают лицо врага даже под угрозой риска.

Как следствие, публичная дипломатия не привела к переговорам и не решила ни одной из проблем, угрожающих миру во всем мире. Сидя на сцене, аудиторией которой был весь мир, делегаты говорили с миром, а не друг с другом. Их целью было не убедить друг друга в том, что они могут найти общую почву для соглашения, а убедить мир и особенно свои собственные страны в том, что они правы, а другая сторона ошибается, и что они были и всегда останутся непоколебимыми защитниками права.

Ни один человек, занявший такую позицию перед внимательными глазами и ушами всего мира, не может на виду у всех согласиться на компромисс, не выглядя при этом дураком и плутом. Он должен поверить себе на слово и непреклонно стоять "на принципах", любимая фраза публичной дипломатии, а не на переговорах и компромиссах. Он должен защищать изначально занятую позицию, как и другая сторона. Ни одна из сторон не в состоянии отступить или продвинуться вперед, возникает фальшивая война позиций. Обе стороны упорно противостоят друг другу, каждая из них знает, что другая не сдвинется с места. Чтобы создать у публики видимость активности, они запускают в воздух пустые словесные снаряды, которые шумно взрываются и, как всем известно, ни во что не направлены. Только во взаимном озлоблении умы делегатов встречаются. Когда делегаты наконец расходятся, озлобленные и разочарованные, они, пусть и с возмущением, достигают своего рода соглашения, по крайней мере, по одному пункту: другая сторона занимается пропагандой. Так получилось, что в этом вопросе обе стороны правы.

Это превращение дипломатического общения в пропагандистский поединок является неизбежным следствием публичности новой дипломатии. Публично проводимая дипломатия не только не способна достичь соглашения или даже вести переговоры с целью достижения соглашения, но каждая публичная встреча оставляет международные дела в худшем состоянии, чем они были. Ведь каждый пропагандистский матч укрепляет убежденность различных делегатов и их наций в том, что они абсолютно правы, а другая сторона абсолютно не права, и что пропасть, разделяющая их, слишком глубока и широка, чтобы ее можно было преодолеть традиционными методами дипломатии.

Зло, причиняемое публичным ведением дипломатии, усугубляется попыткой решать вопросы большинством голосов. В Совете Безопасности Организации Объединенных Наций этот метод превратился в традицию, когда девять членов голосуют против двух - Советского Союза и одного из его друзей. То, что этот метод ведения дипломатического дела не решил ни одного вопроса, видно из результатов. Например, Советский Союз несколько раз голосовал против по греческому вопросу, но эти голоса в Совете Безопасности, конечно, не имели никакого значения для того прогресса, который был достигнут в решении этого вопроса. Когда Совету Безопасности пришлось рассматривать предложения о принятии мер против режима Франко в Испании, Советский Союз постоянно оказывался в меньшинстве. То, что было или не было сделано в отношении этого вопроса, очевидно, не имеет никакого отношения к этим голосованиям. Причина, по которой голосование против оппонента в совещательном международном органе является бесполезным и даже злонамеренным.

Когда Конгресс США голосует против меньшинства, он фактически решает вопрос на время. Это возможно по четырем причинам, все из которых отсутствуют на международной арене.

1. Парламентское большинство является неотъемлемой частью целой системы механизмов мирных изменений, каждый из которых может действовать в дополнение или поддержку, или в качестве корректировки других, и все они ограничены и скоординированы Конституцией. Меньшинство и большинство в Конгрессе составляют интегрированное общество. Помимо совещательных органов, принимающих решения большинством голосов, национальное общество создало ряд механизмов, таких как президентское вето и судебный контроль, с помощью которых голос большинства может быть отменен, а меньшинство может быть защищено от незаконного использования и произвольного злоупотребления голосом большинства. За решением большинства, как и за побежденным меньшинством, стоит вся моральная и политическая мощь национального сообщества, готовая привести в исполнение решение большинства и защитить меньшинство от несправедливости и злоупотреблений,

2. Инструменты мирных изменений, действующие в рамках национального сообщества, дают меньшинству шанс стать большинством когда-нибудь в будущем. Этот шанс заложен в устройстве периодических выборов и в динамике социального процесса, который производит все новые выравнивания и новые распределения власти. Эта динамика также гарантирует, что меньшинство в совещательном собрании никогда не является меньшинством во всех важных для него отношениях. Группа может быть религиозным меньшинством, имеющим перевес голосов в вопросах такого рода, но может быть частью экономического большинства, определяющего экономическое законодательство, и так далее.

3. Численное соотношение между меньшинством и большинством является, по крайней мере, приближением к реальному распределению власти и интересов среди всего населения. Когда Палата представителей голосует за предложение 270 против 60, то есть 9 против 2, можно с уверенностью предположить, что лишь относительно небольшое меньшинство американского народа отождествляет себя с проигравшей мерой.

4. Хотя в Конгрессе каждый поданный голос считается за один, с политической точки зрения, конечно, верно, что все голоса не имеют одинакового веса. Отрицательный голос влиятельного председателя комитета, промышленника, фермера или рабочего лидера с

в отношении законодательного акта, затрагивающего интересы их соответствующих групп, вполне могут иметь отношение к политическим, экономическим или социальным последствиям, которые, по замыслу большинства, должен был иметь данный законодательный акт.

Меньшинство в Совете Безопасности всегда, особенно в нынешних политических условиях, может быть постоянным. По тем же причинам статус меньшинства будет распространяться на все вопросы большой важности. Система двух блоков, которая доминирует в современной мировой политике, приводит к постоянным выравниваниям по обе стороны разрыва. Напряженность между двумя блоками делает практически все вопросы политическими. Когда такие вопросы выносятся на голосование, приверженцы двух блоков, скорее всего, разделятся по линии, разделяющей эти два блока.

Численное соотношение между меньшинством в два человека и большинством в девять человек, очевидно, ни в каком смысле не соответствует реальному распределению власти и интересов между членами Организации Объединенных Наций, равно как и голос наиболее влиятельных членов Совета Безопасности не представляет собой относительно малую долю общей власти сообщества наций. Напротив, разделение в Совете Безопасности девять к двум приближается к разделению, скажем, девять к семи, если говорить о реальной силе членов Организации Объединенных Наций, склоняющихся на ту или иную сторону. И голос Соединенных Штатов или Советского Союза приближается к тому, чтобы представлять одну треть от общей мощи всех членов Организации Объединенных Наций.

Перевес голосов влиятельного меньшинства в совещательном международном органе, таким образом, не выполняет полезной цели. Ведь меньшинство не может согласиться с решением большинства, а большинство не может обеспечить выполнение своего решения в отсутствие войны. В лучшем случае парламентские процедуры, перенесенные на международную арену, оставляют все как есть; они оставляют проблемы нерешенными и вопросы нерешенными. В худшем случае, однако, эти процедуры отравляют международную атмосферу и обостряют конфликты, которые несут в себе семена войны. Они предоставляют большинству возможность унижать меньшинство публично и так часто, как оно того пожелает. В форме вето, являющегося следствием голосования большинства в обществе суверенных государств, эти процедуры дают меньшинству оружие, с помощью которого оно может препятствовать воле большинства и вообще не допустить функционирования международного органа. Ни большинству, ни меньшинству не нужно использовать самоограничение или осознавать свою ответственность перед международной организацией или перед человечеством, поскольку то, за или против чего голосует та или иная сторона, не может повлиять на ход событий. Для одной группы суверенных государств голосовать против другой группы суверенных государств - это, дин, ввязываться в глупую игру, которая ничего не может достичь, но вполне может привести к дальнейшему движению к войне.