Некоторые губернаторы, в основном республиканцы, руководствовались теми же политическими инстинктами, что и Борис Джонсон: лучшее, что они могли сделать для счастья своих штатов, - это громко заявить, что пандемия закончилась и что все мероприятия в области общественного здравоохранения отменяются. Такие решения были широко популярны среди республиканцев, даже если они привели к тому, что люди с ослабленным иммунитетом и другие люди, избегающие риска, чувствовали себя все более изолированными и напуганными.
В других штатах, включая мой родной Нью-Йорк, тенденция заключалась в том, чтобы решить проблему кажущейся бесконечной лиминальности, переосмыслив ее как новую постоянную норму. Дэн Докторофф, урбанист и бывший заместитель мэра Нью-Йорка, любит говорить, что его первым правилом управления было: "Все временное становится постоянным". В муниципальном управлении очень мало действительно временных решений: Внедрить что-то новое сложно, потому что всегда есть существующие интересы, выступающие против этого, но после внедрения изменить это становится не менее сложно, поскольку новая система теперь имеет свой собственный электорат, состоящий из заинтересованных сторон.
С самых первых недель пандемия была воспринята во многих кругах как возможность раз в жизни осуществить такие фундаментальные изменения, которые были бы практически невозможны в обычное время. В Европе такие города, как Мадрид, Рим, Милан и Париж, предприняли активные попытки заставить людей отказаться от автомобилей и использовать вместо них ноги, велосипеды или общественный транспорт, при этом большие участки центра города были полностью закрыты для частных автомобилей. Нью-Йорк не зашел так далеко, но он эффективно конфисковал огромное количество парковок на улицах, заменив их обедами на открытом воздухе. Это было необходимо для того, чтобы сохранить рестораны в условиях запрета на питание в помещениях, но временное стало постоянным, и вездесущие навесы на улицах стали частью нью-йоркского уличного пейзажа навечно.
Все необычное, если мы живем с ним достаточно долго, становится нормальным: воспринимаемое по умолчанию переходит из одного состояния в другое. Одной из причин, по которой мы отменили заказ на новогодний ужин в Лондоне, было то, что мандат на вакцинацию в ресторане был для нас нормальным и успокаивающим явлением, а не признаком ненормальной лиминальности эпохи пандемии; на самом деле отсутствие мандата на вакцинацию было тем, что нас сильно беспокоило. Никто из нас не обладал достаточной квалификацией, чтобы судить об относительной опасности ужина в помещении с мандатами и без них, но как жители Нью-Йорка мы просто чувствовали, что заверения типа "мы заботимся о вас", которые приходят с проверкой вакцин, являются очень важной частью услуги, предоставляемой рестораном, и мы не хотели идти в ресторан, который не предоставляет такую услугу.
Великая географическая ротация времен пандемии была еще более постоянной. Как только вы решились на переезд, обустройство домашнего офиса, переориентацию своей жизни на новое место - вы эмоционально и финансово вложились в свою новую жизнь, и вам не хочется разворачивать все эти инвестиции, чтобы вернуться к прежнему статусу.
Однако даже люди, которым нравились обеды на свежем воздухе, новые велосипедные дорожки и работа из дома, все равно испытывали психологическую потребность в разрешении на выход из пандемии. Без этого приходило чувство вины - мысль о том, что если вы лично убедите себя в том, что Ковид больше не является чем-то таким, чего вы собираетесь каждый день активно пытаться избежать, то это решение может в конечном итоге убить кого-то. Ваша вероятность заразиться Ковидом увеличится на какую-то небольшую, но значимую величину, и если вы умножите это число на ненулевую вероятность того, что вы заразите кого-то, кто может от этого умереть, то, что ж, поздравляю, вы теперь потенциальный беспечный убийца. Чтобы избежать этого чувства вины, вы не могли просто принять решение в одностороннем порядке; вам нужен был губернатор вашего штата или, еще лучше, президент всей страны, чтобы заверить вас в том, что все в порядке и вы можете жить так, как вам хочется. Каждый день, когда заверения не поступало, был днем продления лимба.
В конце концов, ругатели Ковида никуда не денутся. Еще в марте 2020 года писательница Лесли Джемисон проницательно заметила, что «праведное отношение к неадекватному социальному дистанцированию других людей - это то, как мы справляемся со своим страхом». Самодовольство со временем менялось - оно переходило на неправильное маскирование, отказ от вакцинации или даже просто выражение желания, чтобы школы снова открылись, но оно всегда присутствовало в Твиттере и Фейсбуке и в громких публичных заявлениях эпидемиологов, так что любая попытка вести образ жизни после Ковида всегда была сопряжена с чувством вины или, по крайней мере, с периодическими сомнениями.
Чувство вины смешивалось с гневом, поскольку никто не любит, когда его ругают. В первые дни пандемии появилось множество эссе от различных представителей политического сообщества, в каждом из которых приводились различные аргументы в пользу того, что Ковид предоставляет возможность раз в жизни изменить конфигурацию нашей жизни именно в том направлении, за которое эти люди выступали на протяжении многих лет. Блокировка снижения выбросов углекислого газа? Давайте сохраним их на низком уровне даже после окончания пандемии! Ковид не исчезнет нигде, пока не исчезнет везде? Давайте сделаем так, чтобы все на планете имели доступ к базовому здравоохранению, чтобы сделать это более вероятным! И т.д.
Гораздо более важным является то, что подобная позиция "никогда не пускать кризис на самотек" была быстро принята большей частью Демократической партии в Америке. Идея, описанная бывшим главой администрации Белого дома Рамом Эмануэлем, заключается в том, что серьезный кризис - это «возможность сделать то, что, как вы думаете, вы не могли сделать раньше». Широкомасштабное налоговое стимулирование, наблюдавшееся сразу после пандемии, было не только беспрецедентным по масштабу и размаху; оно также было прогрессивным, поскольку помогало бедным больше, чем богатым, и даже получило поддержку большей части Республиканской партии. То, что республиканцы рассматривали как экстренный ответ на беспрецедентный кризис, многие демократы рассматривали как именно ту политику, за которую они ратовали задолго до прихода пандемии.
Джо Байден, конечно, не собирался пускать кризис на самотек: Как только он был приведен к присяге в качестве президента, он протолкнул еще 1,9 триллиона долларов на стимулирование экономики, включая налоговый кредит на детей в размере 3600 долларов в год для детей до шести лет и 3000 долларов в год для детей до восемнадцати лет. Этот налоговый кредит должен был действовать по более низкой ставке до 2025 года, что ясно указывает на то, что это не экстренное стимулирование, а скорее попытка создать новую систему социальной защиты в американской системе социального обеспечения.
Байден хотел еще больше расходов - следующим этапом того, что он назвал "Build Back Better", был инфраструктурный план стоимостью 1,75 триллиона долларов, направленный на резкое сокращение выбросов углекислого газа и превращение США в лидера в борьбе с глобальным потеплением. Проблема заключалась в том, что, говоря прямо, Америка больше не страдала от экономического кризиса. Совокупная мощь фискальных и монетарных мер, принятых в стране, заставила ее экономику снова заработать, безработица падала быстрее, чем когда-либо за последние пятьдесят лет, а фондовый рынок достигал новых рекордных отметок, казалось, каждый день. Демократы, в первую очередь бывший министр финансов Ларри Саммерс, предупреждали, что все государственные стимулы приведут к перегреву экономики, в результате чего аргумент "убить двух зайцев одним выстрелом" стало гораздо труднее применить с честным лицом. Конечно, новый план расходов был бы полезен для экологизации экономики и стал бы большим шагом к осуществлению широкой левой программы. Но он не послужил бы двойной цели - обеспечить столь необходимый экономический стимул для страны, страдающей от лишений рецессии Ковида, по той простой причине, что рецессия к тому моменту закончилась уже более года назад, и экономические лишения страны были менее серьезными, чем до пандемии.
Широкая общественность прекрасно понимала эту динамику. Кризис был плохим, и отчаянные времена требуют отчаянных мер, но эти меры по своей природе должны быть временными. Как только времена перестали быть экономически отчаянными, общественность захотела получить подтверждение того, что кризисные дни закончились. Но они не хотели, чтобы их президент говорил им, что плохие времена еще не закончились, и поэтому необходимо еще 1,75 триллиона долларов в бюджетных расходах, которые никогда бы не прошли через Конгресс в обычный год. Продвигая свою программу Build Back Better до 2021 года на фоне сверхплотного рынка труда и ревущей экономики, Байден, по сути, дал понять, что, насколько он понимает, чрезвычайная ситуация в Ковиде никогда не закончится, пока у него есть программа, которую он может принять.
Таким образом, неявное послание заключалось в том, что долгожданное освобождение из лимба не произойдет из Белого дома - места, обладающего наибольшей властью в плане освобождения страны от экзистенциального дискомфорта.