Буржуазная сделка неравномерно становилась господствующей идеологией. Сделка" вытеснила более ранние идеологии, такие как античная королевская власть или средневековая аристократия, ранний современный меркантилизм или современный популизм. Лучшее общество либерализма, если оно было верным себе, возглавлялось не великим королем, не баронами, не бюрократами, не мафией, которые извлекали свои прибыли из нулевой суммы и монополии на насилие. Им руководили потребители, их обслуживали проверенные мирной торговлей беттеры, которые в массе своей были выходцами из низкостатусных слоев общества - цирюльников, чернорабочих, плотников, ткачей льна. Они извлекали свою прибыль из большой положительной суммы, производимой водяными лесопилками и ручными пудлинговыми коваными железами. Совершенствующаяся буржуазия, если ее не защищали клерикальные теории регулирования или планирования, не могла захватить для себя старую монополию насилия. Было слишком много новых участников, слишком много свежих буржуа, готовых сбить цену. Производители и потребители изобретали и совершенствовали пароход и повсеместную среднюю школу, телефон и Интернет. Это обогатило всех нас.

Итак, в последнем томе "Буржуазное равенство" ставится вопрос о том, почему подобные представления о буржуазном улучшении так резко сместились в северо-западную Европу, причем на некоторое время только туда. Ведь "улучшение", "совершенствование" и особенно "инновации" долгое время рассматривались в Европе как нарушение Божьей воли или как тревожная ересь (средневековый грех - curiositas, который мы сегодня чрезвычайно почитаем), как, например, Галилей, разглядывающий луны Юпитера и доказывающий по аналогии, на удобочитаемом итальянском, а не на заученной латыни, что Земля обращается вокруг Солнца. Удивительно, но в северо-западной Европе, а затем и в других странах, улучшение положения, проверяемое успехом во внутренней и внешней торговле, а также, как я уже говорил, на научных, художественных, спортивных, журналистских и политических "рынках", стало рассматриваться как великолепный героизм, как, например, сборочный конвейер Генри Форда или iPad Стива Джобса. Почему Леонардо да Винчи в 1519 году скрывал многие свои (не совсем оригинальные) инженерные мечты в тайных письмах, а Джеймс Уатт, прославившийся паровыми двигателями (знаменитый также своими яростными патентами против усовершенствований), в 1825 году, через шесть лет после своей смерти, был удостоен запланированной статуи в Вестминстерском аббатстве?⁴³ Почему буржуазный Шекспир в 1610 году высокомерно насмехался над буржуазией, а джентрифицированная Джейн Остин в 1810 году приветливо улыбалась ей?

Ответ на вопрос, почему Англия или почему Европа, как я утверждаю, кроется не в каком-то тысячелетнем превосходстве, например, английского общего права, и не в глубоком генетическом происхождении европейцев. Скорее, он кроется в удивительной, черно-лебединой удаче реакции северо-западной Европы на потрясения раннего Нового времени - совпадении в северо-западной Европе успешных Рединга, Реформации, Восстания и Революции: Четыре "Р", если угодно. Кости бросили Гутенберг, Лютер, Виллем ван Оранье и Оливер Кромвель. По счастливой для Англии случайности их выигрыши попали в эту ранее страдавшую от раздоров страну в виде кучи в конце XVII века. Ни у кого из "четырех Р" не было глубоких английских или европейских причин. Все они могли повернуться в другую сторону. Они были причудливы и непредсказуемы. В 1400 или даже в 1600 году проницательный наблюдатель поставил бы на промышленную революцию и великое обогащение - если бы мог представить себе такие странные события в технологически развитом Китае или в энергичной Османской империи. Но не в отсталой и ссорящейся Европе.

Ренессанс, кстати, заслуживающий восхищения по другим причинам, не принадлежал к числу демократически и экономически значимых Р. Он дал инновации, конечно. Но критерий их оценки был аристократическим, а не буржуазным. Какими бы замечательными ни были эти инновации - препарирование человека, перспективное рисование, палладианская архитектура, печатание отредактированных греческих классиков, среди моих любимых - они не были демократическими улучшениями и не улучшили жизнь простых людей, по крайней мере, надолго.⁴⁵ Они имели мало общего с замечательной промышленной революцией или ее удивительным продолжением, Великим обогащением.

Результатом "четырех "Р" - чтения, реформации, восстания и революции - стало пятое "Р" - важнейшая переоценка буржуазии сначала в Голландии, а затем в Великобритании. Эта переоценка была частью вызванной буквой "Р" эгалитарной переоценки простых людей. (Такой эгалитаризм не был, как вы понимаете, центральным учением итальянского Возрождения, которое возвышало идеал, например, "Витрувианского человека" да Винчи, и презирало средний уровень, например, "Норвежского фермера-холостяка" Гаррисона Кейлора). Я привожу здесь свидетельства того, что иерархия - как, например, убежденность святого Павла и Мартина Лютера в том, что существующие политические власти были созданы Богом, - начала медленно и частично разрушаться.

Причиной буржуазных улучшений стало экономическое освобождение и социологическое возвышение, скажем, цирюльника и парикмахера из Болтона, сына портного, возившегося с прядильными машинами, который в 1792 году умер как сэр Ричард Аркрайт, обладатель одного из крупнейших буржуазных состояний в Англии. Промышленная революция и особенно Великое обогащение произошли благодаря освобождению простолюдинов от принудительной службы наследственной элите, такой как благородный лорд, или от принудительного повиновения государственному чиновнику, такому как экономический планировщик. И это произошло благодаря тому, что ранее презираемые в Болтоне, или в Ōсаке, или на озере Вобегон простолюдины воспользовались своей свободой, чтобы перенести фабрику или изобрести воздушные тормоза.

Рисунок 1. Четыре "Р" вызвали либеральное равенство, которое привело к буржуазной переоценке, вызвавшей Великое обогащение.

За последние несколько столетий правовое освобождение и социальное почитание, как видно из рисунка 1, в совокупности дали результат в Голландии и Англии, затем в Австрии и Японии. Теперь они с поразительной силой действуют на Тайване и в Южной Корее, в Китае и Индии.