Изменить стиль страницы

В преддверии Второй мировой войны идеологическая сила сыграла важную роль в предотвращении создания традиционного балансирующего союза между Великобританией, Францией и Россией, который мог бы сдержать нацистскую Германию. Были препятствия в Восточной Европе, в частности, несогласие Польши с прохождением советских войск через ее территорию в случае войны, да и капиталистические державы не были уверены в боеспособности Красной Армии вскоре после ее катастрофических чисток в 1937 году. Однако антисоциализм оказался для них более привлекательной идеологией, чем антифашизм, и это пересилило рациональную геополитику балансирования. Великобритания и Франция не смогли заручиться поддержкой советских в вопросе коллективного сдерживания Гитлера, что заставило Сталина, опасаясь отсутствия у них решимости воевать, заключить с Гитлером пакт о ненападении. Но затем Сталин упорно придерживался убеждения, что Гитлер не станет открывать войну на два фронта, вторгнувшись в Советский Союз, несмотря на горы донесений разведки о наращивании немецких войск на границе. Для Гитлера второй фронт имел смысл сейчас, пока Красная Армия не восстановила свою былую боеспособность и пока в войну не вступили США. Но Сталин "продолжал полностью отрицать", - говорит Кершоу. Даже когда вторжение началось, он считал, что оно было предпринято немецкими офицерами без разрешения Гитлера. По его словам, если бы он поговорил с Гитлером, то все было бы улажено. Кершоу называет это "самым выдающимся просчетом всех времен", хотя на эту честь есть много конкурентов. И все же Сталин был диктатором-убийцей, с которым никто не смел спорить - и это понятно, ведь он расстрелял восемь своих генералов после того, как фронт рухнул. Балансирующая коалиция возникла позже, по крайней мере, между Великобританией и Советами (поскольку Франция подчинилась) при поддержке США. Гитлер окончательно образумил Сталина в геополитическом плане. В 1943 г. Сталин вновь попытался заинтересовать Гитлера в заключении совместного пакта, но геноцидные планы Гитлера помешали этому.

Гитлеровское государство состояло из огромного количества институтов, разделенных между государственной бюрократией, нацистской партией и нацистскими военизированными формированиями, породившими конкурирующие сатрапии. Однако харизматическое доминирование Гитлера и "принцип лидерства" означали, что на практике они стремились "работать на фюрера", пытаясь предугадать, чего бы он хотел от них, а это всегда был самый "радикальный" вариант. Это создавало сплоченную среду, поддерживающую предрассудки и решения Гитлера. Муссолини и японские военачальники представляли собой более слабые версии этого. Однако средства, которые использовались, были иррациональными, поскольку доминировала фашистская идеология: война - это добродетель, а новая военная порода людей способна преодолеть все трудности. Свой беспощадный милитаризм нацизм стал применять и для истребления "низших" рас - евреев, славян, цыган и других. Муссолини пошел по этому пути и хотел получить имперский престиж от колоний в Африке больше, чем экономическую выгоду от них. Япония представляла собой наполовину фашистский, наполовину расистский вариант завоевательного империализма. Державы оси ценили военные ценности больше, чем либералы и государственные социалисты, и это заставляло их лидеров недооценивать воинственность противника в случае нападения. Гитлер полагал, что либеральные Великобритания и Франция не объявят войну в случае его вторжения в Польшу, поскольку они терпели его другие агрессии. Он был прав, что французские войска можно разбить, но эта победа была достигнута благодаря блестящей тактике его генералов. Все могло сложиться иначе. После падения Франции он ожидал, что Британия пойдет на уступки - действительно, некоторые британские историки-ревизионисты утверждают, что ее лидеры должны были сделать это ради сохранения империи. Однако в геополитическом понимании Британии главное внимание уделялось необходимости защиты имперской чести, и это неизбежно привело британских лидеров к войне. На важнейшем заседании кабинета министров в 1940 году, еще до того, как Черчилль приобрел значительный авторитет в качестве премьер-министра, даже такие умиротворители, как лорд Галифакс, пришли к мнению, что нужно воевать. Сохранение чести было доминирующим как в автократиях, так и в демократиях. Конечно, как отмечает Кершоу, это было противостояние двух политических крайностей, не характерное для других современных войн. Четыре автократии, о которых он рассказывает, наделяли одного лидера гораздо большей властью, чем две демократии - Великобритания и США. Однако не следует делать обобщение, что автократии чаще вступают в войну, чем демократии.

Гитлер рассчитывал, что после вторжения в Россию "гнилой большевистский" режим Сталина рухнет, и тогда он сможет покончить с Британией. Разумеется, ничего подобного не произошло. Для того чтобы упорное сопротивление советских и британских войск превратилось в победу, потребовалось вступление в войну Соединенных Штатов. Хотя администрация Рузвельта уже оказывала помощь Великобритании до ее официального вступления в войну, она была незначительной и отвечала американским экономическим интересам, связанным с получением доступа на рынки Британской империи и истощением британских золотых запасов. Американское объявление войны в Европе произошло 11 декабря 1941 г., после того как ранее Гитлер объявил войну США, и через четыре дня после нападения Японии на американскую территорию в Перл-Харборе 7 декабря. Как мы уже убедились, идеология чрезмерного оптимизма ввела японцев в заблуждение, заставив поверить, что после Перл-Харбора у США хватит сил лишь на короткую борьбу. Здесь я рассматриваю рассуждения Гитлера.

Некоторые историки считают решение Гитлера объявить войну Соединенным Штатам абсолютно иррациональным. Брендан Симмс и Чарли Ладерман утверждают, что это была просчитанная авантюра. Кершоу предлагает более тонкую точку зрения. Эти авторы согласны с тем, что Гитлер считал войну с США неизбежной в определенный момент в будущем и полагал, что лучше начать ее упреждающе, в частности, отменив все ограничения для командиров подводных лодок при обнаружении американских кораблей. (Приказ о развязывании войны был отдан за два дня до объявления войны.) Однако его решение следует рассматривать в контексте его идеологии. Как утверждает Кершоу, Гитлер постоянно заявлял, что стремится к мировому завоеванию. Гитлер также считал, что его главным мировым врагом является еврейский капитализм, господствующий над американскими правительствами. Таким образом, "неизбежность" проистекала не из чисто геополитических расчетов, а из его идеологической приверженности завоеванию мира и уничтожению несуществующего еврейского мирового заговора. Победа над США также не была достижима. Гитлер не мог нанести ущерб континентальной части США, если не считать его подводных лодок на море. Но даже их угроза была ликвидирована в течение следующих двух лет. Объявление войны Рузвельтом лишь повысило вероятность того, что ему придется воевать как в Европе, так и на Тихом океане. По мере нарастания напряженности в отношениях с Японией Рузвельт уже переводил военно-морские части с Атлантики на Тихий океан, а нападение на Перл-Харбор могло заставить США пренебречь Европой, дав Гитлеру время добить Великобританию и Россию и смирившись с незначительным объемом американской помощи им в это время. Кроме того, заявление Гитлера сняло всю оппозицию в Конгрессе, который до этого момента сопротивлялся попыткам Рузвельта вступить в войну в Европе. Кершоу добавляет, что на Гитлера также повлиял его темперамент и диктаторский статус. Он принял решение "быстро и без консультаций"; он был "упрям", "бросился в объятия Японии", "был в восторге от Перл-Харбора". Иоахим фон Риббентроп, вторя Гитлеру, сказал: "Великая держава не позволяет объявлять себе войну, она объявляет ее сама". Гитлер был впечатлен японской "дерзостью"; это был его тип действий. Его коллеги в частном порядке критиковали его "дилетантизм" и "ограниченные знания о зарубежных странах". Они сказали о декларации: "Мы не могли быть более удивлены", и это была "политическая ошибка". Кершоу приходит к выводу, что с точки зрения Гитлера его решение было "рациональным", но не "разумным". Но мы не обязаны принимать гитлеровское определение рациональности. В этом случае мы также могли бы назвать Холокост рациональным, с его точки зрения. Его объявление войны имело сильные идеологические, импульсивные, иррациональные, ложные и даже самоубийственные течения. Его ошибочные представления были обусловлены идеологией "клетки": запертый в рамках мировоззрения собственного рейха, он не мог точно воспринимать внешнего врага.

Вторая мировая война была идеологической войной, подобно религиозным войнам. Агрессоры были иррациональны, а союзники, особенно советский народ, поначалу проявляли отчаянную оборонительную рациональность. Коммунистов и евреев после победы нацистов ожидали расправы, а всех славян - порабощение. Неудивительно, что они воевали как черти. Затем на земле развернулась очередная идеологическая борьба между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Это не было анархической геополитикой, ибо только две крупные державы столкнулись через конкурирующие идеологии, предполагающие противоречивые способы структурирования мира.