Я несколько раз беседовал с ней, но в течение 2010-х годов становилось все труднее попасть в ее дом в восточной части Пекина, который она делит с мужем, писателем Ван Лисионом. За их квартирой велось круглосуточное наблюдение, и это абсурдное положение дел запечатлено в фильме 2014 года "Досье" независимого режиссера Чжу Рикуна. Он рассказывает историю Восер ее собственным голосом, читая из полицейского досье.
Однажды я попал к ней только через пару черных ходов, которые Бюро общественной безопасности не потрудилось охранять (Уозер внимательно следит за полицией и в последнюю минуту дал мне указания, в какую дверь войти). Благодаря этому я провел долгий день в богато украшенной квартире супругов, узнав о ее работе, бросающей вызов партийной истории Тибета, а также о работе Ванга по переосмыслению политики в Тибете и Синьцзяне.
Необычный статус Уозер обусловлен историей ее семьи. Ее отец, Церинг Дордже, был завербован в Народно-освободительную армию в 1950 году, когда ему было всего 13 лет. Он остался в армии и поднялся по карьерной лестнице, создав привилегированную жизнь для своей семьи. Это дало Уозеру возможность получить образование на китайском языке. Семья жила неподалеку от армейской базы в тибетском городе Дарзедо (также известном под китайским названием Кангдинг). Она училась в средней школе только на китайском языке, предназначенной для детей китайских оккупационных войск и тибетцев, таких же, как ее отец.
Когда я пошел в школу, первое, что мы говорили, было "Да здравствует коммунистическая партия!" и тому подобные вещи. Поэтому у меня не было никаких знаний об истории Тибета. Я ничего не знал. В школе ничего не говорили о том, что у нас есть история или что мы являемся народом. Но я знал об истории Китая и о таких людях, как Цюй Юань [поэт III века до н. э., который был принят в качестве национального патриота]".
Ее осведомленность возросла после того, как она переехала в Чэнду, западный китайский мегаполис в соседней провинции Сычуань. Там она изучала китайскую литературу в Юго-Западном университете для национальностей. Этот университет был создан в 1950-х годах как учебное заведение для подготовки представителей меньшинств к работе на китайской государственной службе - таких людей, как ее отец, которых приняли в современную империю страны. Но там же она познакомилась со многими другими пятьюдесятью пятью меньшинствами Китая. Всех их объединяла одна общая черта - дискриминация. "Так внезапно появилось... это осознание себя меньшинством".
После окончания университета она вернулась в Тибет и год жила в Кангдинге, работая журналистом. В это время она получила самиздатскую копию книги "В изгнании из страны снегов" Джона Ф. Аведона, которая была написана в 1984 году и рассказывала о бегстве Далай-ламы из Тибета. По словам Уозер, она считает, что книга была переведена на китайский язык с целью ее критики. Однако, осознав, насколько взрывоопасным является материал, власти быстро изъяли книгу - правда, слишком поздно, поскольку тибетцы сделали с нее фотокопии и распространяли по городу.
Книга опровергла все, что она знала о Тибете. В ней рассказывалось о том, как Народно-освободительная армия вторглась в Тибет в 1950-х годах, нарушив соглашение с Далай-ламой. Тысячи людей были убиты, многие бежали в Индию, в том числе и Далай-лама. Не в силах поверить в прочитанное, она отдала книгу отцу.
"Мой отец был очень лаконичен. Он не любит много говорить. Но он сказал, что на 70 процентов все верно. И тогда я понял, что в основном все верно, и подумал: боже, они убили столько тибетцев! Я перечитывал эту книгу несколько раз".
После Кангдинга она переехала в Лхасу, родной город своей семьи, чтобы работать редактором и писателем в "Тибетской литературе", правительственном журнале. Там она стала свидетелем дискриминации, которой подвергались даже те, кто пытался вписаться в общество. Она жила с братом своей матери, который вступил в коммунистическую партию в юном возрасте. Но каждый раз, когда он переступал порог своего дома, даже ему приходилось носить с собой удостоверение личности и предъявлять его на контрольно-пропускных пунктах. "Это глубоко трогало его. К нему, мужчине средних лет, приставали солдаты-подростки".
Уозер оставили одну, потому что у нее была светлая кожа и она выглядела как китаянка. Но ее жизнь изменилась, когда в 1990 году ее отец вернулся в Лхасу и умер через год в возрасте 54 лет.
"Я уже осознавал, что я тибетец, но когда он умер, я отправился в монастыри в поисках утешения. Там я познакомился с монахами. После того как они доверились мне, они начали рассказывать о том, что произошло на самом деле. Они рассказали мне о насилии над тибетцами в марте 1989 года [во время восстания]. Я начал думать, что должен это записать. Тогда я начал писать эссе. Я писал их истории".
Более аполитичные статьи, например, о жизни в монастырях, публиковались в китайских литературных журналах. Она также писала стихи на китайском, постепенно осваивая тибетские символы и образы. Как писательница, Вузер становилась все более тибетской, но в то время ее смещение можно было принять за некую экзотику, которую китайские читатели находили привлекательной.
Но отец оставил ей и нечто недвусмысленно политическое. Он был страстным фотографом, и она помнит, как он проводил много свободных часов, организуя коробки с негативами. После смерти он оставил ей эти папки. Она думала, что его фотография была просто хобби и что он оставил ей не более чем любительские снимки. Но когда она поднесла их к свету, то обнаружила, что на самом деле это жестокие снимки Культурной революции - люди, подвергающиеся унижениям и избиениям, или фанатики, разрушающие тибетские храмы. Он использовал Zeiss Ikon, самую дорогую камеру того времени, и снимки явно принадлежали профессионалу. В те времена мало у кого были фотоаппараты. Да и кому бы позволили делать такие снимки, а потом еще и аннотировать их заметками? Она начала понимать, что он, должно быть, был официальным фотографом, документирующим разрушение Тибета.
Что с ними делать? Она не могла опубликовать их в Китае и была слегка напугана ими. Они пролежали в ее квартире в Лхасе несколько лет, пока она не прочла книгу Ван Лисьонга "Небесное погребение: Судьба Тибета". В то время они не были знакомы друг с другом, но она сразу же была впечатлена. Перед ней был этнический китаец, который потратил десятилетие на изучение Тибета. Книга была высоко оценена Далай-ламой как честный рассказ о регионе и его перспективах в условиях китайского правления. Она была опубликована в 1998 году, когда для некоторых пекинских лидеров еще представлялось возможным договориться с Далай-ламой. Ванг была достаточно мудра, чтобы понять, что делать с фотографиями ее отца. Она отправила ему коробки по почте. Как позже написала Ванг:
"Я надел перчатки и изучил негативы под лампой.
"Почти сразу я понял, что не могу принять ее подарок. Негативы были слишком ценными".
Ванг написал ей в ответ, что готов помочь, но как чужак для ее народа он не должен выполнять основную работу. Это должна сделать она. Так началась новая жизнь Уосера в качестве подпольного историка.
В коробках было более четырехсот фотографий, что делает их крупнейшим известным тайником с изображениями Культурной революции в Тибете. Возможно, в правительственных архивах хранится больше, но если они и существуют, то запрещены. В эпоху, когда мало кто владел фотоаппаратами, они радикально увеличивают количество снимков, посвященных этому важнейшему десятилетию.
Что еще более важно, фотографии углубляют наше понимание разрушений, причиненных Тибету. Благодаря их количеству и тщательным записям ее отца, они позволяют получить конкретные данные о том, когда происходили нападения. Это редкость, потому что о Культурной революции в Тибете существует так мало документации любого рода. Например, База данных культурной революциицифровой архив, редактируемый историком из Калифорнии Сонг Йонги, содержит более десяти тысяч записей, но только восемь посвящены Тибету. Аналогичным образом, из более чем трех тысяч писем, опубликованных в "Новой коллекции публикаций Красной гвардии", 9 , только четыре - из Тибета.
И все же, судя по разрушению тысяч храмов и десятков тысяч рукописей во время Культурной революции, очевидно, что в Тибете насилия было даже больше, чем в этнически китайских районах страны - то же самое можно сказать и о Синьцзяне и Внутренней Монголии. Это объясняется тем, что кампания носила также расовый характер, и этнические китайцы выплеснули свои предрассудки: если коммунистическая партия ставит под сомнение китайскую культуру, то насколько хуже были изначально отсталые культуры полуцивилизованных народов этих пограничных районов? Поэтому уничтожение традиционной культуры и элиты здесь было более систематическим и тщательным, чем в других местах, что заметили во Внутренней Монголии такие контр-историки, как У Ди, с которым мы познакомились в главе 10.
С 1999 по 2006 год Уозер посвятила себя заполнению пробелов, которые оставили фотографии. Она провела семьдесят устных интервью и включила их в книгу, опубликованную на Тайване под названием "Шацзе" - тибетское слово, которое означает "революция", но на китайском звучит как "убийство и грабеж". В этой книге содержится триста фотографий ее отца, а устные истории помогают их объяснить. Она также опубликовала сопроводительный том "Тибет помнит" (Xizang jiyi), в который вошли полные стенограммы устных историй.
Это уникальные ресурсы. Когда появились ее книги, единственным академическим исследованием о Культурной революции в Тибете была одна глава книги Церинга Шакья "Дракон в стране снегов" - окончательного отчета на английском языке о первых четырех десятилетиях после 1950 года в Тибете. Позже монография о Культурной революции в Тибете была опубликована на английском языке зарубежными учеными Мелвином Голдштейном, Бан Цзяо и Танзеном Лхундупом.